Будь моей нежностью - Екатерина Дибривская

В пару размашистых шагов мужчина достигает меня. Его чёрные глаза сверкают от еле сдерживаемого гнева, но он пока в силах удержать себя в руках.

– Я никогда тебя не отпущу, Ася. – говорит он глухо. От его проникновенного голоса веет замогильным холодом.

– У тебя нет другого выхода. Я не вернусь.

Он резко поднимает руку, и мне кажется, что он замахивается для удара. Я делаю шаг назад, упираясь лопатками в стену, сжимаюсь от страха, обвивая себя руками, но муж лишь запускает пятерню в волосы и с силой их оттягивает, словно желает избавиться от головной боли или наваждения.

Однако от его взгляда не скрывается ни ставший для меня привычным жест, ни натянутая на округлившемся животике рубашка, и он кривится. Так, будто ничего более мерзкого в своей жизни и не видывал.

– Убирайся. – говорю ему, поправляя рубашку. – Немедленно.

Богдан хватает меня за руку, сжимая до боли, и притягивает к себе.

– И когда ты собиралась мне рассказать?! Ведь не могла же ты всерьёз рассчитывать, что я не узнаю?!

– Словно тебя интересует, что со мной происходит! – выплёвываю ему в лицо. – Отпусти! Мне больно!

Он действительно отпускает меня. Но стоит так близко, что у меня нет возможности даже отодвинуться от его массивного, напряжённого тела.

– Какой срок? – раздражённо спрашивает у меня муж, и я с особым удовольствием отвечаю:

– Аборт делать уже поздно!

Как будто бы я ему позволила..! Знала ведь, что так и будет! Знала, потому и сбежала. А сейчас такое чувство, словно сердце сжали в кулак. Хочется заорать, чтобы заглушить боль от осознания, что ни я, ни наш ребёнок не нужны этому чёрствому мужлану.

Богдан вдруг устало прикрывает глаза, поджимает губы и выдыхает:

– Поехали домой, Ася. Мне нужно как можно скорее решить… – он резко обрывает себя на полуслове.

Решить – что? Проблему? Ошибку? Недоразумение? Что этот человек собирается сделать с моим ребёнком?

– Что ты собрался решать, Богдан? – тихо спрашиваю у него. – Я не позволю тебе или твоим продажным докторам и пальцем прикоснуться ко мне, не говоря уже о том, чтобы вы навредили моему ребёнку!

Он окидывает меня недобрым взглядом, от которого мороз пробегает по коже, и говорит:

– Никто и пальцем не тронет тебя, кукла. Собирайся, живо!

– Меня? Просто проглотишь окончание фразы?!

Он скрипит зубами, и я разочарованно вздыхаю. Ну как же можно ненавидеть собственное дитя?

– Хорошо. – отрывисто отвечает мужчина. – Никто не причинит вам вреда, а теперь поехали, Ася.

– Я тебе не верю! Мне нужны гарантии!

– Мне плевать, во что ты веришь! Когда ты уже поймёшь, что в этом грёбанном мире нет розовых пушистых единорогов и не всегда бывает так, как тебе хочется? Что всем нам очень часто приходится чем-то жертвовать, чтобы жить относительно спокойной жизнью, чтобы наши близкие жили относительно спокойной жизнью? Тебе пора перестать самой быть ребёнком, девочка моя. Особенно, если ты планируешь родить этого, – поджав коротко губы, муж смотрит горящим взглядом на мой живот, – ребёнка.

Почему-то мне кажется, что новость тревожит его не из-за собственного эгоизма. На одно короткое мгновение меня одолевает сомнение, но какие могут быть сомнения? Это же Богдан! Когда его интересовало что-то, помимо собственного удовольствия?!

– Убирайся! Я никуда с тобой не поеду. Лучше тут умру от холода, голода или пневмонии, но больше никогда не вернусь к тебе!

Глаза Богдана темнеют, лицо искажается от ярости. Я ожидаю любого проявления его безумства, но только не такой реакции. Мужчина делает несколько глубоких вдохов, резко выдыхает весь воздух и приходит в движение. Тянет меня в коридор, набрасывает мне на плечи пальто, ставит передо мной сапоги.

– Обувайся, и поедем. До машины так дойдёшь.

– Никуда я не поеду, – сердито топаю ногой, и он усмехается.

– Ну, как знаешь!

Подхватывает меня на руки, не реагируя на мои колотящие удары кулаками. Правильно, разве же можно до него достучаться? Разве удастся кому-нибудь пробиться через толстую кожу и стальные мускулы этого упрямого барана?!

– Отпусти! Как же мои вещи, Богдан? Ты никогда не думаешь обо мне, тебя абсолютно не заботит, чего хочу я! – он молча выносит меня в ночную прохладу, и я ахаю: – Немедленно вернись! У меня же там деньги… Телефон! Да много чего!

Под мои безостановочные крики и мольбы вернуть меня в дом мы достигаем автомобиля, и Богдан распахивает заднюю дверцу. Подозрительно бережно пропихивает меня в салон, пока я не опомнилась, хлопает дверцей у меня перед носом и блокирует извне. И даже включает обогрев. Так мило, я сейчас расплачусь!

А сам Богдан размашистыми шагами скрывается в доме и появляется минут через двадцать, по моим ощущениям, с моей дорожной сумкой. Устраиваясь за рулём, он ставит сумку на переднее сиденье и поворачивается ко мне, чтобы раздражённо бросить:

– Видишь? Я собрал твоё барахло. Теперь твоя душенька спокойна?