Книга Предтеч - Александр Шуваев

- Тут Зал Наставлений, а потому задержимся.

Посередине, перекрещиваясь под прихотливыми углами, тянулись совершенно невидимые со стороны поляризованные лучи, и туманными изломанными радугами вспыхнуло под ними густое облако Эманации. Бросив единственный взгляд на образовавшиеся при этом световые знаки (как выяснилось потом - "адаптированного" типа), он замер и так, бездумно застыв, простоял какое-то, вовсе выпавшее из памяти время. Вряд ли оно было слишком длительным, потому что когда он, наконец, вышел на скошенную вершину скалы, под сверкающее небо, оказалось, что солнце почти не сдвинулось, зато тканый ореол вокруг тела неожиданно оказался странно-осмысленным, он обрел власть над силовыми линиями, вдоль которых текли невесомые, замкнутые струи Эманации, они выстроились в соответствии с законами его собственного тела и стали его естественным продолжением. Его спутница раньше вышла под открытое небо, и поэтому он успел увидеть, как лучи Сильвера, пробиваясь сквозь окружающее ее облако, дробятся неожиданно-зловещей радугой кровавых, алых, киноварных, мрачно-рыжих и пурпурных огней. Сердце взволнованно билось, паутина, подпитываемая тянущимися за ними струями Источника, все дальше распространялась в стороны, и по мере этого тело все больше теряло вес, переставало давить на вдруг ставшую зыбкой скалу, а стремление души в открытое перед ними небо становилось нестерпимым, одного только желания казалось достаточным чтобы взмыть в воздух. Естественно, как птица раскрывает крылья, они преобразовали каждый свою Паутину в подобие лежачего сплюснутого конуса, обращенного притупленным острием к цели и чуть вверх, и после этого показалось совершенно естественным - вслед за спутницей шагнуть в пропасть, но только подняться выше вместо падения, когда неизвестная сила широкой, мягкой пружиной сняла его с камня. Он лег, раскинув руки и, бесшумно набирая скорость, чуть покачиваясь понесся следом за провожатой. Кроме этого покачивания летуны в своей теплой невесомости не чувствовали ничего, и ветер не бил в лицо, словно воздух летел вместе с веществом Источника, но скорость стала весьма солидной, несущая их сила не медлила, леса, поля, сады и холмы внизу уплывали назад весьма даже заметно. Решив приблизиться, он догнал ее, и дальше они поплыли, слив свои облака воедино, а он вдруг с изумлением заметил, что губы его как будто сами собой шепчут заклинание, оставляя только намек на взвизгивание по окончаниям:

Так проплывает над прахом из праха взошедшая плоть

Сбросив оковы и тем уподобившись вечной душе

Равно не властны над ними ни время, ни тяжесть

В сотканной сфере лукавой Паучьей Работы.

Очевидно, - неощутимо они преодолели встречь Сильверу огромное расстояние, и на землю внизу начала наползать исполинская Тень, и даже здесь, на высоте свет исподволь приобрел лимонные оттенки здешнего заката. Слив воедино нити управления, теперь она вела их обоих, и поэтому подчиняясь именно ее воле Облака их несколько спустя стали расплываться, рыхлея, и снижаться, потому что приходил конец их далекому путешествию. Неведомая сила покидала их, бережно выплеснув напоследок на берег незнакомого ему одинокого озера в бескрайней чаще тростника. Тут, на глинистой проплешине остатки Паутины слезли с них, как перелинявшая шерсть, а когда они отошли подальше, неряшливые хлопья вдруг с глухим хлопком вспыхнули подобно взрыву и бесследно исчезли. Спутница его с наслаждением, как завзятый курильщик - первую после долгого воздержания затяжку, втянула в себя сыроватый, совершенно по-особому пахнущий воздух и на выдохе странно полупропела-полупрошептала:

- Стра-ана-а... Земля тростника и озер и проток лучшей в мире воды.

И, словно в подтверждение своих слов, она замедленно нагнулась, зачерпнула в ладони воды прямо у собственных ног, между тростников и отпила глоток. Воздух и в Сулане был чист, почти как разве что в земных горах, но все равно здесь - небо было чище, а может быть некая ворожба доселе хранила его от прямого взгляда в тысячи горящих глаз здешнего неба. Тут и сейчас - взглянул. И покачнулся, и почувствовал, что теряет сознание от одного только вида чудовищной чуждости звезд и созвездий на этом небе. Он и представить себе не мог, как глубоко впечатывается в душу вид родного неба, ведущего даже через незнаемые пути, на нем даже безмерно-далекий алмаз Веги показался бы в этот миг родным и близким. Из-за ближайшей гривки послышался голос хозяйки, показавшийся ему неожиданно-низким:

- Все-таки чутье меня не подвело: сегодня нас ждет особенная ночь, пропустить ее - было бы для меня большой потерей, почти бедой. Впрочем - время...

Он снова поднял голову и вдруг осознал то, что видел и прежде, но по странной внутренней слепоте не придавал значения: над землей и над озерами, приметно сгущаясь над склоненными метелками коленчатого тростника, висело слабое зеленоватое сияние, а когда девушка, нагнувшись, вдруг ударила ладонью по мелкой воде, взлетевшие капли вспыхнули вдруг призрачной, фосфорной зеленью. Постепенно зеленоватый световой туман усиливался, собираясь прожилками, расплывчатыми кольцами, изогнутыми вертикальными слоями. Это был свет, но воздух странным образом оставался по-прежнему прозрачным, а потом его вдруг, как по команде наполнили явившиеся в неисчислимом количестве яркие белые огоньки, сверкающие точки, что вспыхивали и гасли в стремительном кружении над снопами забредшего по колено в воду темного тростника и над их головами.

- Тут немного людей, но ради Ночи Света могут собраться даже и чужие. Он сбросил обувь, закатал штаны и побрел куда глаза глядят да ноги несут, весь окруженный муаровыми волнами призрачного света и созвездиями шальноватых огней, не по размеру ярких. Иные из них выписывали в вечернем воздухе причудливые огненные письмена, иероглифы и восьмерки, а другие заполошно кружились, зажигая спирали, овалы и обручи белого огня, а когда он подставлял ладонь под острие уголькового пути, огненная черта огибала ее, словно ведомая опытным пилотом с нахмуренными от напряжения бровями под забралом шлема. Здесь были только маленькие и мелкие озера, и он проходил между ними, пересекая узкие протоки, шлепая босыми ногами по мелкой воде, и тогда ступни его ног вспыхивали на миг призрачным огнем подсвеченного изнутри хризолита, и зеленью горели, просверкивая, капли, прежде чем упасть обратно в воду и погаснуть. Спутница, втянувшая его в это жутковатое мероприятие, шла неподалеку, чуть позади и по правую руку, медленно, рассеянно озираясь, и маленькие сандалии, связанные между собой длинными ремешками сиреневой кожи, легкомысленно висели у нее через плечо. Он шел, чувствуя, как теряет себя, потому что его "я" начало растворяться в окружающем заполошном сиянии и огнях. Поэтому, нахмурившись, он тряхнул головой и без каких-либо дополнительных усилий обрел прежний стержень. За этими занятиями путник заметил нового человека только почти столкнувшись с ним. Здоровенный парень, голый по пояс и с волосами, прихваченными по здешним канонам фрии-стайла в пучок на темени, и встретил их так, словно бы давным-давно был знаком и ждал именно их. В здешнем измененном свете лицо незнакомца было, как зеленая текучая вода, с блуждающими по нему темноватыми тенями.