Не заплывайте за горизонт или Материалы к жизнеописанию одного компромиста - П Шуваев

Шуваев П

Не заплывайте за горизонт или Материалы к жизнеописанию одного компромиста

П.Шуваев

Памяти Л. Коцюбняк

Не заплывайте за горизонт

или

Материалы к жизнеописанию одного компромиста

Малодостоверная история в словах

Многие скажут Мне в тот день: "Господи! Господи! не от Твоего ли

имени мы проповедовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? И не

Твоим ли именем многие чудеса творили?

И тогда объявлю им: "Я никогда не знал вас; отойдите от Меня,

далающие беззаконие".

Матфей, 7, 22-23

Если людям, которых писатель создает, свойственно говорить о старых

мастерах, о музыке, о современной живописи, о литературе или науке,

пусть они говорят об этом и в романе. Если же не свойственно, но

писатель заставляет их говорить, он обманщик, а если он сам говорит

об этом, чтобы показать, как много он знает, - он хвастун.

Э.Хемингуэй

I. Ромашки спрятались. Затакт для храбрости

II. Сугимото-сан пишет реферат. Диалогический монолог

III. Дикие, мутные мысли Атрида. Автоагиография с комментариями

V. Да не судим убийца. Монологический диалог

VI. Из длани Давидовой камни. Внутренний монолог, переходящий в машинопись

VII. По направлению к Сестерцию. Небеспристрастный отчет о недостоверных

событиях

VIII. Фалернский оракул. Хронокластический симпосион

IV/IX. Пяльцы святого Иоанна. Теофилологический контрапункт

X. Дети аббата. Вальпургия-дубль

XI. Теорема существования. В чужом пиру похмелье

I. РОМАШКИ СПРЯТАЛИСЬ

Затакт для храбрости*

МЕРЗАВЧИК - за прекращением пьянства вышедшее из употребления слово.

Теперь попадаются только взрослые экземпляры.

Энциклопедический словарь "Нового Сатирикона"

Магазин был обыкновенный, вполне был приличный сельский продмаг, притом Толику давно и хорошо известный, - но Толик почувствовал себя обиженным. Обижаться было нелепо: ведь не мог же он, в самом деле, предполагать, что вдруг именно сегодня здесь окажутся в свободной продаже хорошие марочные вина ароматные, сверкающие, чуть звенящие чудеса, заключенные в прозрачные почти до невидимости бутылки! Не мог - и все же грустно было ему смотреть на зеленоватые поллитровочки, не блещущие совершенством форм, на их ядовито-геральдические этикетки и откровенные до бесстыдства пробочки; это все было убого, примитивно, хотя тоже вполне знакомо. Портвейн какой-то там ординарный был, конечно, не лучше на вид, а на вкус, вероятно, и хуже, - но Толик выбрал все же его. Выбрал, руководствуясь не гурманскими соображениями, не ценой даже, а всего лишь знанием традиции.

Традицию, как и положено, знали все, в том числе Нинка, которая от водки, разумеется, отказалась бы, и пришлось бы распивать на двоих с Серегой, а портвейн... Тут традиция уже разрешает, и обстановка получится уж другая, не будут уже они стараться потребить максимум алкоголя в минимальные сроки. И то сказать, зачем троим студентам три большущих бутылки вина? (Толик знал, конечно, что именуют их в быту обыкновенно "пузырями" или "огнетушителями", что допустимы и иные варианты, но, будучи воспитан в интеллигентной семье, употреблял слово "бутылка" даже мысленно).

В самом деле, зачем? Толик в принципе не возражал бы обойтись без этого, но традиция предписывала студенту, оказавшемуся на биостанции, пить, невзирая на столь же традиционные запреты. Так было на первом курсе, так было и на втором, так будет сейчас, когда их тут всего-то три человека. То есть был еще кто-то, не могло не быть, но как-то уж так сложилось, что им никто не мешал и ничего не запрещал: люди ведь взрослые, чего там... Почти робинзонада, с тем, однако, существенным отличием, что продмаги на необитаемых островах редки.

Серега сидел в лаборатории, прислонясь к бинокуляру, и скучал. Пытался он к тому же определить какого-то серовато-красненького жучка, и будь у Сереги свобода выбора, он предпочел бы просто скучать, не отвлекаясь на ерунду, но выбора не было: курсовая вроде бы уже начинала гореть - не слишком ярко и горячо, но все же... Заниматься ею Сереге не хотелось, жучок уж полчаса как определился редким видом, характерным для Уссурийского края, погода была отличная, из динамика кричал недавно переписанный у кореша "Слейд", - и тут в лабораторию вошел Толик. Обрадовавшись передышке (не он ведь отвлекся, его отвлекли), Серега встал из-за стола, со вниманием осмотрел бутылки, хмыкнул и выбрался на крылечко покурить.

Толик, собственно, курить не собирался, но раз уж Серега устроил столь демонстративный перекур, решил присоединиться. Посидели, покурили, поболтали перечисление кодовых слов. Перечислять можно было бы долго, оба они имели неплохой запас, - но сигареты догорели, окурки были раздавлены в пыли, и они закончили чем-то шутейным, очень смешным, но тут же забывшимся.

У Толика, вообще говоря, основная работа начиналась в сентябре, а сейчас он уже сделал все, что нужно было. Серега знал это и попробовал Толика привлечь к определению, потому что проклятущий жучок и на этот раз, наверное, получится если не дальневосточным, так уж среднеазиатским наверняка, а какая разница, если все равно далеко? На такие расстояния жуки, как правило, не летают.

Толик прекрасно понимал, что бедное покойное шестиногое всю свою жизнь провело в Восточной Европе, и время свободное у Толика было, но вот не было у него ну никакого желания садиться за бинокуляр и начинать с самого первого вопроса - о тазиках задних ног. Тазики эти почему-то всегда сбивали Толика с толку.

К тому же и работа нашлась, потому что при желании всегда можно придумать, что обязательно надо сделать. Он приводил в порядок свое хозяйство и рассказывал Сереге всякие ужасы про систематику бактерий, - и тут Серега сказал, что все, что нашелся подходящий. И жучок вроде бы подходил: ни слова против не было в определителе, который Серега на радостях процитировал громко и с выражением, но Толику все же показалось, что жук не тот. Он не смог бы объяснить, в чем тут дело, может, просто видел когда-то раньше такого же, только не мог вспомнить название. Сереге, впрочем, он ничего не сказал: все равно ведь к такой мелочи придираться никто не станет.

Бедный все-таки Серега, подумал Толик, тяжело ему этим заниматься. Самому Толику такая работа как раз очень нравилась - может быть, потому, что было в ней что-то мило-старомодное. Запах эфира, пробка с воткнутой в нее булавкой, громоздкий и неуклюжий бинокуляр (Толик предпочел бы даже сильную лупу, чтоб уж совсем в духе прошлого века, но у него не было сильной лупы). А на булавке - да, лучше всего жук, ведь у каждого могут быть свои симпатии и антипатии. А в жуках, пожалуй, в их плотных, гладких, обтекаемых телах есть что-то особенное, словно их сделали - то ли пуговицы, то ли транзисторы, то ли что-то еще, столь же необходимое современной цивилизации. Детальки из компьютера Природы... Напыщенно, конечно, подумал Толик, да и нельзя же сравнивать: резистор, транзистор... варикап... И жук, настоящий, разноцветный, облицованный блестящим хитином. Живой. Совсем ведь другое дело.