Несгибаемый (СИ) - Агекян Марина Смбатовна

Судорожно вздохнув, Клэр раскрыла ему свои уста, запустив пальцы в его волосы, и Эрик окончательно потерял голову, понимая, что пал жертвой обмана, но с кем он собирался спорить? С собственной совестью, которая была глуха к тому, что сейчас происходило, и не собиралась упрашивать его остановиться? Клэр заманила его к себе и обняла его так, будто только этого и хотела. Она с безмолвной готовностью встретила его напор, и, лишившись остатков рассудка, Эрик поцеловал ее так, как не целовал никогда прежде. Поцеловал так, будто следующего мгновения для него могло не наступить. Жадно, ненасытно, всепоглощающе.

Клэр непроизвольно выгнула спину и издала такой приглушенно-волнительный стон, что у него подогнулись колени. Этого было достаточно, чтобы Эрик перестал сдерживать себя. Последние попытки взять себя в руки рухнули, оставив его совершенно беспомощным перед силой всепоглощающего желания, которое он не мог больше подавить.

Ее поцелуи обжигали, дыхание опаляло. Пальцы, поглаживающие его голову и перебирающие волосы, сводили с ума. Не властный более над своим разумом, Эрик резко приподнял Клэр из ванны. Удерживая одной рукой ее за талию, дрогой он сжал ее бедро и приподнял стройную ногу так, что она была вынуждена обхватить его торс своими ногами. Почти как вечность назад в Пембертоне. И когда тяжесть и жар ее тела надавили на окаменевшую часть его тела, Эрик, оглушенный волной пронзительного наслаждения, понес ее к кровати, не видя ничего перед собой.

Он собирался прикоснуться к ней всеми известными ему способами, чтобы зацеловать каждый дюйм этого божественного тела, собирался подарить ей такое наслаждение, которое заставит и ее позабыть обо всем на свете. Долгие мучительные дни воздержания сделали свое дело, пробудив в нем голод, который невозможно было утолить без Клэр.

Она не издала ни единого звука, когда Эрик почти упал с ней на мягкий матрас поперек кровати. Она не переставала целовать его, когда он приподнялся, чтобы не раздавить ее. Опираясь о локоть левой руки, которой обнимал ее за талию, Эрик приподнял дрожащую ногу Клэр и вновь прижал к себе, вжимаясь в ее влажное, податливое тело. У него из глаз едва не посыпались искры, когда Клэр, издав сдавленный стон и взяв его лицо в свои ладони, непроизвольно выгнула спину, прижавшись до предела к его окаменевшим чреслам.

Господи, она тоже хотела этого! Она льнула к нему так, будто ничего больше не хотела. Целовала так упоительно, что у него туманилось в голове. Эрик задыхался, испивая ее сладость, изучая каждую влажную клеточку пальцами, губами и языком, раздираемый неподвластной ему любовью и бесконечной нежностью к ней.

Ощутив на себе его тяжесть, Клэр на мгновение испугалась того, что зашла слишком далеко, что своей откровенностью, которую сама от себя не ожидала, может напугать и оттолкнуть его от себя, если он придёт в себя. Как легко ей удалось заставить его позабыть обо всем на свете! Боже, неужели у нее была такая власть над ним? Блаженная радость от одержанной победы стала быстро таять, усиливая сомнения. Она снова подумала о том, а правильно ли поступает? Господи, она ведь должна была поговорить с ним, а не соблазнить! Но отчаяние было слишком велико, у Клэр просто не было выбора. Если бы только Эрик не оставил ее на целых два дня, заставив подумать, будто она ему больше не нужна! Как она могла отпустить его сейчас, когда он целовал и касался ее так, будто мог задохнуться без нее?

Она знала, что не отпустит его, когда он появился на пороге. Он выглядел ошеломленным, когда она проигнорировала полотенце и обняла его. И почувствовала, как он дрожит, как будто он был на грани, ведь… он всегда так остро реагировал на ее прикосновения. И эта невыносимая двухдневная разлука, которая не пошла на пользу и ему, которое, возможно, имела для него такое же разрушительное воздействие, как и для нее.

И это подстегнуло Клэр, которая знала, каким почти несгибаемым он может быть, когда что-то вобьёт себе в голову. Она придумала единственное, что пришло ей в голову, но Клэр даже не предполагала, что всё получится так… так восхитительно, что разумные мысли мгновенно покинули ее. Она прижималась к нему, боясь, до ужаса боясь, что он вот сейчас придет в себя и оттолкнут ее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она не думала, что сама так быстро вспыхнет, когда он обнял и прижал ее к себе. Так крепко, что она едва не задохнулась. Прежде ей не мешали даже слои одежды, а теперь на ней не было и одежды, поэтому она еще более отчетливо ощутила неистовое биение его сердца, которое билось будто бы рядом с ее собственным сердцем. Буквально вдавленная в могучее, твердое как гранит тело, она вздрогнула, ощутив прохладу его одежды, и уцепилась за его широкие плечи, чтобы не упасть, но он бы не позволил этому случиться. Эрик так неожиданно поднял ее из ванны, что она даже не заметила этого, но когда, разведя ей ноги, прижал ее к чему-то напряженному и выступающему вперед, к запретной части себя, Клэр и вовсе застыла, а потом глухо застонала, потрясенная не тем, что это могло означать, а тем, какую острую волну сладостного томления вызывало в ней его стремительное прикосновение к потаенному месту, к которому он уже однажды прижимался в Пембертоне.

Жар его дыхания вкупе с неистовыми поцелуями его горячих губ вызвали в ней такие мощные ощущения, что Клэр стала задыхаться, наполняясь жаждой чего-то большего. Едва живая в его объятиях, Клэр утонула в чувственном слиянии их губ, чувствуя недолгие мгновения полета, а потом к ее спине прижалась прохлада шелковых простыней. Он бережно уложил ее на этот раз на кровать и опустился сверху, ни на минуту не отпуская ее губы. И обнимал ее так крепко, что она не могла пошевелиться. Но шевелиться было совершенно бессмысленно, потому что глубоко-пьянящий, мучительно-страстный поцелуй пробудил в ней давно забытые сладкие ощущения, которые наполнили тело тяжестью так, что не было даже возможности пошевелиться.

А когда он свободной рукой, пройдясь по трепещущему телу и опустившись ей на бедро, развел ноги в сторону и в очередной раз настойчиво прижался к тому самому месту, где всё пульсировало и горело, Клэр поняла, что совсем скоро на нее обрушится нечто невероятное. Будто бы издалека раздался поучительно-тихий голос матери, которая пыталась рассказать ей о том, что может произойти в ее первую брачную ночь. Ночь, которую она так безобразно испортила. Ночь, которая стала бы для нее дивным открытием, если бы она поняла зов сердца чуточку раньше. Сердитая тогда на свою мать, она не пожелала выслушать ее, и теперь так сильно жалела об этом. Потому что не знала, что ей делать.

Эрик всегда так остро действовал на нее, что она моментально теряла голову. Клэр была напугана обрушившейся на нее страстью, потому что боялась, что не вынесет этого. Но в то же самое время ей хотелось этого безумства. До смерти хотелось прижаться к нему еще теснее, чтобы раз и навсегда завоевать его и не оставить ему выбора. Чтобы доказать ему, как он нужен ей, как дорог. Ее не смутила щетина не его лица, которая не царапала, а будто бы дразнила, воспламеняя ее еще больше. Она лишь опасалась того, что в любой момент Эрик может прийти в себя, встать и уйти. Поэтому целовала его с еще большим жаром и отчаянием, чтобы только удержать его в своих объятиях. Чтобы не позволить ему прийти в себя, ведь это было… Боже, ему это было нужно не меньше. И это было… это было восхитительно!

Ее губы распухли и болели. Чувствуя, как неиссякаемые волны удовольствия бродят по телу от малейшего его прикосновения, даже легкого дыхания, Клэр действительно задыхалась, но продолжала обнимать его напряженные плечи, поглаживая без того растрепанные мягкие волосы. Она почувствовала, как он вдавливает ее в матрас своим огромным телом, прижимаясь к нему до предела. Из горла вырвался приглушенный стон. Клэр едва могла дышать, но следовала за ним, что бы он ни делал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Влекомая мучительной тоской и обезоруженная его ласками, она позволила себе раствориться в нем, дав себе обещание, что как только разум вернется к ней, она обязательно скажет ему, как сильно любит его. И тогда ему не придется отпустить ее. Или того хуже, сожалеть о том, что он сделал.