Осколки памяти - Наталья Ефремова

Кристина выдохнула, надеясь, что он ее отпустит. Но не тут-то было. Ник еще не закончил.

– Но одно условие все равно остается, – он в упор посмотрел на нее, – иначе ты отсюда не уйдешь.

У Кристины дрогнули губы.

– И что ты со мной сделаешь?

– Ничего. Буду ждать.

– Долго?

– Пока ты не скажешь, что больше меня не любишь. Это и есть условие… твоей свободы. Ну?

– Что ты несешь? Ты сам-то себя слышишь? Это же бред!

– Пусть так. Сделай же мне одолжение – скажи.

– Я сказала.

Нет.

– Сказала, черт бы тебя побрал!

Кристина смотрела на Ника со злобой и неприкрытой ненавистью, ни на секунду не допуская того, что он отступится, и все-таки продолжая упрямиться.

– Я этого не слышал.

Его жесткий голос полоснул ее прямо по сердцу. Правильно, он этого не слышал, потому что она этого и не говорила.

Почему же так тяжело, Господи? Невыносимо тяжело.

У нее потемнело в глазах, и к горлу подступила дурнота. Не стоило столько пить, совсем не стоило. Нужно, чтобы Ник ушел, немедленно ушел. А что, если ее сейчас стошнит прямо здесь? Только не это! Так хочется пить… Что он от нее хотел? Ах, да… Всего-то… Какая смешная цена за обретение покоя!

Только она никак не могла произнести вслух то, о чем он просил, действительно не могла.

Не могла и все. Иначе давно бы уже сказала, сразу, еще тогда, в беседке.

Запястья нестерпимо болели: когда-то нежные, пальцы Ника сейчас сжимали ее руки с силой, граничащей с жестокостью. Грубая кора царапала кожу с тыльной стороны ладоней и между лопатками. Она словно была распята на этом проклятом дереве.

Распята Ником и перед Ником.

Голова раскалывалась, и все кружилось перед глазами, поэтому она их зажмурила. Так она еще и Вуда не будет видеть, и очень хорошо.

Ноги подкашивались, и земля мягко покачивалась под ногами. Ее колени дрожали, и она каждый миг была готова сползти вниз, на толстые корни, выступающие из травы. Только что будет потом, если она потеряет сознание прямо здесь, на обрыве? Об этом лучше не думать.

Ветер хлестал ее по лицу ее же собственными прядями волос. Ник защищал ее собой от его неистовых порывов, но волосы все равно растрепались.

Домой, Боже, как хочется домой, в свою комнату! Закрыться на ключ и никого не впускать. Не выходить до самого отъезда отсюда, из этого проклятого города. Не видеть никого. Никого!

Где же Патрик?

Кристине даже показалось, что она слышит шум подъезжающей машины.

– Отпусти, – сказала она едва слышно. Собственный голос донесся до нее словно издалека.

Шепот подействовал сильнее, чем крик и насмешки. Ник отпустил ее руки и шагнул назад, не сводя с нее пристального взгляда. Он тяжело дышал, и даже в темноте было видно, какое бледное у него лицо.

– Скажи мне, – повторил он свое условие, но для нее оно прозвучало как беспощадный приговор, не подлежащий обжалованию, смягчению и отмене.

Нет.

Почему вдруг перестало хватать воздуха? Так трудно дышать…

– Скажи.

– Уходи.

– Нет, – голос Ника был тихим и твердым, и Кристина поняла, что он не уйдет. Ни за что не уйдет просто так, и ей все-таки придется..

Она вздернула подбородок, посмотрела на него в упор и вдохнула поглубже.

– Я. Не. Люблю. Тебя! – наконец отчеканила она, собравшись с силами. – Ты не нужен мне. Это все? Или нужно добавить что-то еще, чтобы ты, наконец, избавил меня от своего присутствия?

В какой-то момент Кристина подумала, что Ник ударит ее, до того ее испугало изменившееся выражение его смертельно бледного лица. Но, постояв несколько секунд, он лишь едва заметно кивнул и пошел прочь, высокий, прямой, с гордо поднятой головой.

Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся в темноте за деревьями. Когда его силуэт исчез, внутри нее словно что-то оборвалось. Она почувствовала себя полностью опустошенной – ни мыслей, ни желаний не осталось.

Вот теперь уже точно все. И ничего больше не нужно терпеть, говорить или делать. Ни то, ни другое, ни третье больше не имело смысла.

Слезы потекли у Кристины по щекам, слезы облегчения, сожаления, горечи, непонимания и одиночества – все это были ее слезы, их было много, и они никак не заканчивались, холодными ручьями сбегали вниз по дрожащим губам, подбородку и капали на лиф платья.

Все.

Ник ушел. Ушел. И теперь уже точно навсегда.

И ей тоже нужно уйти.

Она сама этого хотела. Разве не так?

– С вами все в порядке, мисс? – Патрик встревоженно наблюдал за Кристиной, которая села на заднее сиденье, а не рядом с ним, бросила босоножки на пол машины и молчала, забившись в угол, за водительское кресло.

– Да, Патрик, все в порядке, – пробормотала она, слепо глядя в окно. – Я просто очень замерзла и устала. Длинный был день. Спасибо, что приехал за мной.

– Мисс, возьмите плед, там, сзади. Не дело будет, если вы заболеете прямо к отъезду. Погодка-то вон как испортилась…

Ветровое стекло подернулось рябью первых дождевых капель, и водитель включил дворники.

– Да, спасибо, – Кристина поджала окоченевшие ноги, вытянула из-за подголовника плед и закуталась в него чуть ли не с головой.

– Хорошо повеселились? – вежливо поинтересовался Патрик, выводя машину на шоссе.

– Лучше не бывает! – усмехнулась она.

Да уж, лучше не бывает. Слезы, казалось бы, иссякшие и опустошившие ее еще там, на обрыве, полились с новой силой, и это не укрылось от внимательных глаз водителя. Он подавил вздох, кашлянул и деликатно заметил:

– Вы сегодня просто красавица, мисс Кристина!

– Спасибо. Платье, и правда, чудное, – равнодушно согласилась она. – Прическу немножко жалко, мама так старалась… Скажи, они с папой спят?

– Да, конечно, ведь уже совсем поздно. Миссис и мистер Риверс ждали вас до полуночи примерно, а потом поднялись к себе.

– Неужели так поздно? – Кристина недоверчиво выглянула в окно машины. Наверное, она совсем счет времени потеряла от переживаний. – А сколько?

– Третий час ночи, – ответил Патрик, взглянув на часы. – Поздно, да. Точнее, уже рано. Новый день начинается.

– Новый день… – эхом отозвалась Кристина. – Я не буду их будить, Патрик, пройду через сад вместе с тобой. Не подъезжай к парадному, ладно?

Стараясь ступать как можно тише, так и не надев обувь, Кристина поднялась по лестнице и проскользнула в свою комнату, где стало непривычно просторно – коробки с большей частью вещей уже были унесены вниз.

Сил у нее хватило только на то, чтобы снять с себя платье, пропитанное запахом сигаретного дыма и увядшего праздника. Босоножки и сумочку она забыла в машине. Ничего, никуда не денутся, можно будет забрать завтра.

Голова раскалывалась, мысли распадались на тысячи клочков, никак не складываясь во что-то цельное и внятное.