Ночная охотница - Сергей Осипов

И господь тактично помалкивает.

Стыдно ли мне было, когда я поняла, что убила Антоху ни за что ни про что? Стыдно – немного не то слово. Меня чуть не стошнило. Поначалу.

А потом я встала и пошла дальше, потому что мне нужно было идти дальше; и никому не стало бы лучше, если бы я до конца дней сидела и оплакивала безвременный уход замечательного лешего по имени Антоха.

И вообще… Я тогда испугалась. Может быть, Антоха и вправду хотел позаботиться обо мне в хорошем смысле этого слова, но выглядело это…

Короче говоря, я себя не оправдываю, но я себя понимаю. Понимают ли меня остальные? Знаете, со временем это перестает иметь значение. У меня своя посудная лавка, у вас своя.

Так что если бы меня в тридцать лет взяли за шиворот и запихнули в изолированное помещение, я бы восприняла это как вполне естественное развитие событий.

К сожалению, мне никогда не исполнится тридцать.

Она подумала, что у Зеленого наконец кончились силы, и даже попыталась съехидничать по этому поводу, однако изо рта выкашлялось нечто нечленораздельное, так что ехидничать впору было именно над ней, маленьким измотанным человечком посреди большого леса.

– Вон там, – тихо сказал Зеленый, и Настя поняла, почему он застыл возле кривой сосны. Они пришли.

Зеленый поманил Настю пальцем, она подошла и осторожно выглянула из-под сосновых веток: в пяти шагах отсюда земля шла под уклон, давая выход корням деревьев, которые выглядели как засохшие щупальца захороненных здесь осьминогов. В низине лес расступался, обнажая овальной формы проплешину, и снова смыкался темными рядами сосен через пару километров. У самой границы леса стоял дом Горгон, точнее, два строения, одно побольше, другое поменьше, обнесенные довольно высоким деревянным забором.

– Они тут хорошо устроились, – прошептала Настя, как будто Горгоны на этом расстоянии могли ее услышать. – Домики, заборчики… – Она неожиданно услышала в своем голосе неудержимую злость, прорывающуюся сквозь шепот. Горгоны не имели права жить в таких вот аккуратных домиках в экологически чистых районах, они не имели права жить вообще. А когда Настя подумала, что, возможно, на заднем дворе у Горгон уже создается парк развлечений, подобный тому, что она видела у «Трех сестер»; что там уже стоят между аккуратно подстриженных кустиков неподвижные маленькие лешие с удивленными глазами….

– Мы с Антохой строили, – сказал Зеленый, и от этой фразы инстинктивно сжатые Настины кулаки разжались.

– Чего?

– Ну не только мы… Еще брательники помогали.

– То есть вы помогли Горгонам построить дом?

– Ага.

– Потому что вы тогда еще не знали, что они… Да? – попыталась Настя отыскать логику в этом рассказе.

– А если бы даже и знали, – спокойно сказал Зеленый. – Что ж, оставить их на земле спать? Они прошлой осенью пришли, холодать уже стало, так чего ж не помочь гостям обустроиться? Бабы все-таки, хоть и со змеюками на башке. А у парнишки ихнего нога еще болела, так что работник из него был никудышный…

– У парнишки?

– Ну, – сказал Зеленый, подумал и добавил: – А-а… Стало быть, это твой…

– Мой, – подтвердила Настя.

– Ну не знаю… – с какой-то новой, немного сварливой интонацией протянул Зеленый. – Дело, конечно, твое, только… Уж больно он гладкий. Я б свою дочь за такого не отдал…

– У тебя есть дочь?

– Ну так, – с достоинством подтвердил Зеленый.

На языке у Насти жегся кислотной каплей неизбежный вопрос: «А у Антохи?», но каков бы ни был ответ, он уже ничего не мог изменить, разве что добавил бы неудовольствия собственным поведением, а этого неудовольствия и так уже было выше крыши. Поэтому она сглотнула кислотную каплю и криво улыбнулась Зеленому.

– Поначалу-то у него нога болела, тут все понятно, – сказал ей в ответ на улыбку Зеленый. – А потом-то нога прошла, только он ведь все равно без дела шатался… Бестолковый он какой-то. А ты вот за ним из города сюда притащилась. Хотя, может, в городе от него прок есть?

– Есть, – сказала Настя и, прежде чем озадачила себя вопросом, стоит говорить такое или нет, уже ляпнула: – Он наследник.

– Это вряд ли, – покачал головой Зеленый. – У наследника нюхалка должна быть подходящая, вот как у брательника моего… Не скажу, как зовут. Так вот, у него нюхалка, будто два моих кулака, и глазищи – во! Потому он как на след упадет, так и не слезет с него, пока не отыщет зверя или лешака, ну а уж про вас, человеков, и говорить нечего… А этот твой… – Зеленый презрительно скривился, чем напомнил Насте страхолюдного Гринча из американского рождественского фильма. – Вряд ли.

– Наследник – это значит сын короля, – пояснила Настя. – Король Утер Андерсон, слышал про такого?

Зеленый отрицательно помотал головой.

– Двенадцать Великих старых рас?

Зеленый изобразил полное безразличие. Потом до него дошло:

– Двенадцать? Это ж целая куча народу… Только в наших краях не водится никаких двенадцати… Мы да вот человеки в городах. Еще медведи, – он сделал ударение на последний слог. – Медведи, они, конечно, умные…

– Не уверена, что медведи относятся к двенадцати Великим старым расам…

– А кто ж тогда? – ухмыльнулся Зеленый. – Белки, что ли?

– Гномы, великаны, драконы, вампиры…

Зеленый посмотрел на нее взглядом, содержавшим предположение, что Настя недавно упала с дерева и сильно ударилась головой об землю.

– Даже и запоминать не буду, – сказал Зеленый. – У нас таких не водится, а стало быть, и знать мне про такие страсти не надо. Ну так что, идешь стрелять этих уродин со змеюками?

– Утром, – сказала Настя. – Рано утром. Когда взойдет солнце…

При чем тут было солнце? Она и сама толком не знала, просто чувствовала, что идти за жизнями Горгон надо утром, на рассвете. Это было как-то связано с отмщением, с восстановлением справедливости и еще с какими-то сильными словами, которые крутились у нее в голове.

– Утром так утром, – пожал плечами Зеленый. – Только патроны не потеряй, как в прошлый раз.

Это все еще была ночь, но уже слабеющая, постепенно собирающая вещи, чтобы вскоре юркнуть за дверь, досадливо морщась от наползающего с востока рассвета.

– С кем это ты балакаешь? – спросила темнота голосом Зеленого.

– Что? А? – Она не сразу сообразила, в чем дело, а когда сообразила, то раздраженно пробубнила про себя: «Люциус, скотина, скоро из-за тебя все станут считать меня чокнутой… Сама с собой разговариваю… Голоса и все такое. Жанна д'Арк, понимаешь ли, выискалась…»