Страсть - Федор Раззаков

Свою первую и единственную жену Гайдай встретил в Москве, когда учился уже во ВГИКе. Это была его однокурсница Нина Гребешкова.

Будущие режиссеры ставили отрывки, используя будущих актеров в качестве «подопытных кроликов». Одним из таких «кроликов» и стала для Гайдая Гребешкова – он взял ее на одну из ролей в свой отрывок из бальзаковского «Отца Горио». Да еще на какую – сыграть женщину-вамп! А Гребешкова никогда таковой не была, только Гайдай увидел ее в этом образе.

Роман между Гайдаем и Гребешковой начался случайно. Нина как-то подошла к Леониду и возмутилась: почему, составляя график репетиций, он всегда ставил ее последней? «А в чем дело?» – удивился Гайдай. «Я каждый раз ухожу домой в 12 ночи», – ответила девушка. «А разве тебя никто не провожает?» – «Никто». – «Тогда это буду делать я!» – сказал Гайдай и стал регулярно провожать девушку до дома. Гребешкова жила на Арбате, а ВГИК располагался рядом с ВДНХ, поэтому часто, чтобы не ждать транспорт, они добирались до Арбата пешком. Из-за этого Гайдай не всегда успевал на последнюю электричку (он жил в общежитии в Подмосковье) и порой ночевал на вокзале. Нина узнала об этом случайно: заметила, что на Леониде несвежая рубашка, и предложила ее постирать. Вот тут он и сознался, что уже неделю не может попасть домой и ночует на вокзале. С тех пор Гребешкова стала стараться, чтобы их прогулки не затягивались…

Вспоминает Нина Гребешкова: «Однажды Леня с таким свойственным только ему чувством юмора говорит: «Ну что мы с тобой все ходим и ходим, давай поженимся!» И я это восприняла как очередную шутку. «Да ты что, Леня, – говорю, – ты такой длинный (рост Гайдая был 1 метр 84 сантиметра. – Ф. Р.), а я такая маленькая (у нее – 1 метр 50 сантиметров. – Ф. Р.). Будем как Пат и Паташонок!» А он мне: «Ну знаешь, Нинок, большую женщину я не подниму, а маленькую буду всю жизнь на руках носить!»

Предложения руки и сердца были и до Гайдая. Но «да» я ответила только ему. Помню, как сообщила маме, что выхожу замуж. За кого? За Гайдая. Она его знала. У нас бывали все сокурсники, в том числе и он. Мама спросила: «Почему за Гайдая? Ты что, не видишь у него недостатков?» – «Они есть у каждого», – ответила я. «Если ты сможешь всю жизнь мириться с его недостатками, то выходи. Но если ты собираешься его перевоспитывать, напрасно потеряешь время». Мама была очень мудрая…

Свадьба была у нас в коммуналке на Арбате 1 ноября 1953 года. Сели, поели, покричали «Горько!». Жить было негде. Родители поставили шкаф – отгородили нас (комната была 23 метра). И мы жили за шкафом: по одну сторону мы с Леней, по другую – мама с отцом, а за шторкой братья спали: подставляли к маленькому дивану скамейку, и получался большой диван…»

Естественно, в таких условиях думать о потомстве было глупо: дома все время кто-то присутствовал. Но родители Гребешковой оказались мудрыми людьми. Как только молодые сыграли свадьбу, их стали почаще оставлять наедине. Мама обычно говорила дочери: «Ниночка, вот там картошку я приготовила. А мы пойдем, в картишки перекинемся». Домой супруги возвращались поздно – в одиннадцать-двенадцать ночи. В итоге Гребешкова вскоре забеременела. Она узнала об этом, когда была на съемках в Алма-Ате. Еле дождалась конца экспедиции. А как только вернулась, сразу поделилась радостной вестью с мужем: «Леня, я привезла тебе подарок. У нас будет ребенок».

Вспоминает Нина Гребешкова: «Нашу Оксанку Леня безумно любил и очень ею гордился, но больше детей не хотел. Считал, что главное – это работа. Все остальное – приложение. У него было два дома – «Мосфильм» и наша квартира. Если меня приглашали сниматься в другой город, Леонид Иович, не задумываясь, говорил: «Поезжай». Меня даже обижало, что он так запросто меня отпускает…»

Всесоюзная слава пришла к Гайдаю в 1961 году, когда он снял две короткометражки: «Пес Барбос» и «Самогонщики». После этого в советском кинематографе наступила «эпоха Гайдая» – за последующие 15 лет он снимет шесть своих «нетленок». Однако свою супругу он снимет в главной роли только в одной из них – в «Бриллиантовой руке». В остальных она сыграет лишь небольшие эпизоды (да и то не во всех). Жила звездная чета неплохо, поскольку Гайдай за свои шедевры получал очень даже неплохие гонорары. Самый большой – 18 тысяч рублей – выпал на «Ивана Васильевича…». Из-за этого баснословного по тем временам гонорара власти даже решили закрыть Экспериментальное творческое объединение, в котором Гайдай работал.

Между тем о скромности Гайдая ходили легенды: именно из-за нее не смогла получить хоть какого-нибудь звания его жена. И это притом, что Гайдай был… председателем тарификационной комиссии. Впрочем, именно поэтому и не получила. Когда однажды Театр киноактера, где она работала, отправил в комиссию список очередных кандидатов на звания (там была и фамилия Гребешковой), Гайдай оставил всех, а свою жену из списка вычеркнул. Супруге же он потом объяснил: «Нинок, все же знают, что ты моя жена. Неудобно…»

О том, каким великий режиссер был в обычной жизни, рассказывает Нина Гребешкова:

«Я никогда не ревновала Леню, никогда. А Леня очень любил красивых женщин. Не то чтобы он бросался на них, но он любовался ими…

Я вам больше хочу сказать: он меня воспитал. Он никогда не делал замечаний, никогда не учил, но всегда выражал свое мнение. Например, он терпеть не мог кого-то за глаза обсуждать. Если я, например, говорила о ком-нибудь, что вот он такой-сякой, поступает непорядочно, Леня всегда останавливал: «Ну хорошо, что ты предлагаешь? Убить его ты не можешь, изменить тоже. Ну, вот он такой. Все разные. Он – такой». Леня любил людей со всеми их недостатками…

Уже с самого начала нашей совместной жизни я не могла называть его «дураком» – так он себя поставил. Он и меня никогда не обзывал. Самое обидное было: «Нинок, у тебя, оказывается, нет чувства юмора». Или когда я, например, начинала выговаривать ему что-то, а Леня вставал и уходил. Я ему вслед: «Нет, ты послушай!» Он поворачивался: «Не хочу видеть тебя такой». Я сразу осекалась: «Неужели я так отвратительна?»

В гости к нам заходили только по делу. У нас не было шумных многолюдных застолий. Весь свой юмор Леня воплощал в фильмах. А дома он был как тихий, милый, большой ребенок. Все время был занят мыслями о работе. Отношения с артистами у него тоже сложились спокойные. В жизни мы всегда соблюдали дистанцию…

Он много занимался с дочкой Оксаной, но никогда не сюсюкал. В восемнадцать лет она вышла замуж. Отец спросил: «Где вы будете жить? На что?» Так они с мужем стали справляться сами. Она училась и работала, денег никогда не просила. Леня иногда говорил: «Может, им денег дать?» А я в ответ: «Дадим, когда попросит». Но она не просила…