Во сне и наяву, или Игра в бирюльки - Евгений Кутузов

Постовой по-прежнему торчал на углу.

Андрей вошел в парадную, поднялся на третий этаж и позвонил в квартиру. Тишина. Позвонил снова. За спиной послышался шум, открылась дверь квартиры напротив. Андрей обернулся. На него исподлобья смотрел здоровенный мужик.

— Ну, чего раззвонился? — сказал он. — Там никого нет.

— Благодарю.

«Не успел, — разочарованно подумал Андрей. — Жаль, очень жаль…»

Он спустился вниз и вызывающе пошел через улицу в том же месте, где переходил утром. Постовой не мог не видеть его, но не свистел. Сделал вид, что не замечает И тогда Андрей сам подошел к постовому:

— Охраняем мирный покой ленинградцев?

— Шел бы своей дорогой, парень.

— А у нас у всех одна дорога, — рассмеялся Андрей и показал на плакат, висевший на фронтоне дома: «МЫ ЖИВЕМ В ТАКОМ ВЕКЕ, КОГДА ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ К КОММУНИЗМУ!» — Видал?..

— Шутник ты, парень, — заулыбался постовой. Но тотчас сделал серьезное лицо и строго проговорил — Ты смотри с такими шуточками…

— Да я кладбище имел в виду. Там и будем строить коммунизм.

— Но-но!..

— Не бзди, никто не слышал. И будь здоров.

XXIV

ТЕПЕРЬ у Андрея и в самом деле была одна дорога. А впрочем, все-таки две: в шалман, где познакомился с Пузом, или на «малину» к Крольчихе. Однако обе эти дороги вели в одну сторону…

«Ладно хоть не на кладбище пока», — усмехнувшись, подумал он.

Для начала Андрей решил наведаться в шалман. Заодно и выпить, гори оно все синим пламенем.

Ему казалось, что в трамвае все внимательно смотрят на него, и он в ответ нахально и небрежно разглядывал немногочисленных в этот час пассажиров. Наплевать ему было на всё и вся, в гробу он всех видел, фраеров и асмодеев, и он готов был на любой самый отчаянный шаг, ничего не опасался, уверенный в том, что по крайней мере сегодня, то есть до истечения суток с момента подписки, застрахован от неприятностей с легавыми. И потому, что ему законно установлен срок, когда он должен покинуть Ленинград, и потому еще — это главное, — что наверняка дежурные всех отделений милиции уведомлены о том, что гражданина Воронцова А. В., по паспорту двадцать девятого года рождения, уроженца города Ленинграда, освобожденного из заключения, задерживать сегодня не надо, а если все-таки он будет случайно задержан и доставлен в отделение, его следует отпустить с миром. Завтра — другое дело. Завтра в первом часу дня истекут отпущенные по подписке двадцать четыре часа…

В шалмане он сразу увидел Пузо. Тот сидел за столиком в углу, но, как только вошел Андрей, вскочил и бросился ему навстречу:

— Привет. А я тебя поджидаю.

— Зачем это я тебе понадобился?

— Видел Евангелиста, — шепотом сказал Пузо, — толковал насчет тебя…

— А кто тебя просил?

— Ты же сам кричал, что привет ему привез.

— Ладно, — Андрей кивнул и огляделся по сторонам. И встретился глазами с Зайкой. Она улыбнулась ему.

— Ты жива еще, моя старушка? — спросил он и подмигнул.

— А что мне сделается, пока мужики не перевелись? — хихикнула она и подошла к столику.

— Угостить, что ли?

— Во сегодня ты совсем другой человек, — сказала Зайка — Угости, если гроши есть и не жалко. — Она повела плечами. У нее был жирно намазан рот. Карандаш заехал далеко за границы губ, и оттого рот казался непомерно большим.

— Садись, — пригласил Андрей.

— Слушай, валила бы ты отсюда, — поморщился Пузо. — Нам потолковать нужно.

— Пусть сидит, — возразил Андреи — Успеем, натолкуемся.

— Она нажрется и чего-нибудь захочет. Потом от нее не отвяжешься.

— Подумаешь, фраер, — фыркнула Зайка, — Может он мне понравился, — Она откровенно оглядела Андрея с головы до ног, — Может, я с ним хочу потрахаться. Тебе-то какое дело?

Андрей смутился, но вместе с тем его охватило желание он готов был прямо сейчас, прямо здесь схватить Зайку, или как там ее на самом деле зовут, сдавить так, чтобы хрустнули косточки, если они у нее есть — такая она была пухлая, мягкая, — и срывать с нее одежду… Его бросило в жар, застучало в висках, ноги стали ватными. Он никогда еще не обнимал женщину. Он не без труда встал, подошел к стойке, за которой распоряжался не то грузин, не то армянин, взял триста граммов водки, три кружки пива и сосиски. Буфетчик с явным интересом смотрел на него.

— Пузо, помоги! — позвал Андреи.

— Садись, дорогой, я принесу, — сказал буфетчик. Он сам поставил на стол выпивку и закуску и подмигнул Пузу. Тот пробормотал что-то невнятное и ушел. Андрей, проводив его взглядом, усмехнулся. Он не сомневался, что Пузо побежал докладывать о нем Евангелисту, А буфетчик, похоже, у них свой человек и дал знать, что Евангелист ждет где-то поблизости.

— Ну что, выпьем с горя? — сказал Андрей Зайке.

— А какое у тебя горе?

— Вообще, так говорится. — Он налил ей в стакан водки, а себе наливать не стал, подумал, что с Евангелистом лучше встретиться трезвым.

— А ты что? — удивленно спросила Зайка.

— Я пока воздержусь, пивка вот выпью. Не знаешь; куда это Пузо смылся?

— А черт его знает. — Она передернула плечами, выцедила полстакана водки, поморщилась, отчего губы у нее сложились бантиком, и занюхала корочкой хлеба с горчицей.

— Даешь стране угля, — сказал Андрей. — Мелкого, но… — Он выпил пиво и поднялся, — Пойду и я. — Нет, никуда он не собирался уходить, он просто решил, что Пузо наверняка велел девке задержать его, если что, и захотел проверить свою догадку. Что его отсюда так просто не выпустят, он понимал.

— Куда тебе спешить, — сказала Зайка и — заметил Андрей — покосилась на буфетчика, — Посидел бы со мной, поговорил по-человечески. Все мужики с ходу лапать лезут и под юбку, а ты такой симпатяга и культурный. Сразу видно, что воспитанный… — Она протянула руку, хотела погладить его.

Андрей оттолкнул ее.

— Только похвалила тебя, а ты снова грубишь, фи! — Она надула и без того толстые губы.

— Сначала руки помой, — сказал Андрей. Краем глаза он следил за буфетчиком. Тот, в свою очередь, с нетерпением поглядывал на дверь.

— Руки у меня всегда чистые, — с наигранной обидой проговорила Зайка. — А ты злой, оказывается.

— Мама с папой поругались, когда делали меня.

— Это стихи?

За спиной Андрея хлопнула дверь. Буфетчик, кажется, вздохнул облегченно. Значит, вернулся Пузо. Так и есть: он подошел к столику, наклонился и шепнул:

— Тебя люди ждут.

— Сено к лошади не ходит, — сказал Андрей и взял вторую кружку с пивом, как будто собрался пить. — Верно, Зайка?

— Евангелист ждет, — снова шепнул Пузо.

— Пусть идет сюда.

«Интересно, что он из себя представляет, — подумал при этом Андрей. — Борода и Штырь говорили, что авторитетный вор…»

— Сюда ему нельзя. — Пузо положил руку на плечо Андрею.

— Тогда другое дело.

Они вышли из шалмана, прошли пол квартала и свернули за угол. Здесь, перед кинотеатром, был небольшой сквер. Андрей тотчас засек «людей»: один из них, довольно пожилой, сидел ка скамейке с газетой в руках, а второй, помоложе, с беспечным видом прогуливался по дорожке, делая вид, что кого-то ждет. Пузо подвел Андрея к пожилому, кивнул, а сам отошел в сторону.

— Присаживайся, сынок, — велел мужчина, не глядя на Андрея, а но-прежнему уткнувшись в газету. — Толкуй, откуда знаешь меня?

— А я тебя не знаю, — ответил Андрей.

— Хорошо отвечаешь. А Пузо вот толкует, что ты на меня ссылался. Врет, блядища?

— Смотря кто ты такой.

— Хм, и это верно. — Он сложил газету и сунул в карман. — Допустим, Евангелист я…

— Чем докажешь?

— А вон сейчас Пузо с Балдой тебе докажут. Толкуй, мальчик, откуда знаешь обо мне?

— Штырь с Бородой привет велели передать, — сказал Андрей.

— Штыря — знаю, — кивнул одобрительно Евангелист. — А Борода… Какой Борода?.. Никола, что ли?..

— Да, Никола Борода.

— Другое дело. Где ты их видел?

— В зоне вместе были.

— Выскочил только?

— Ага. Велели еще передать, что Баламут вроде ссучился. Сказали, что на толковище его надо.

— Баламут ссучился?! — вскричал Евангелист.—

Не может быть!

— Я передаю, что меня просили.

— Это точно?

— Что?

— Ну что он ссучился?

— Штырь толковал, что у него сильные подозрения, — сказал Андрей.

— Неужели, а?.. — Евангелист покачал головой,—

Ох-х ты, гад подлючий! Ладно, разберемся. Как на Пузо вышел?

— Случайно в общем-то. Зашел в шалман — и познакомились.

— Не люблю я всяких случайностей… — прищурившись, проговорил Евангелист. — Случайно бабы рожают.

— У меня есть адресок Крольчихи, Штырь дал.

— Помнит, старый хрыч, — ухмыльнулся Евангелист. — Кого в Питере знаешь?