Рождённый в сраженьях... - Михаил Каштанов

Пришлось Новикову, конечно, в намного более мягкой форме повторить все свои претензии и предложении по реорганизации производства.

Киров слушал внимательно. От первоначальной иронии не осталось и следа. Потребовал некоторых разъяснений. Вынув записную книжку, стал делать какие-то заметки, но остановился и предложил продолжить этот разговор в заводоуправлении.

И опять засиделись допоздна. В принципе, со всеми замечаниями и предложения Новикова и Киров и Сиркен согласились. Вот только решать проблему налаживания производства новых танков, как оказалось, придется не заводу «Большевик», а «Красному Путиловцу». Решение СНК уже принято и подготовительные работы начаты. Пришлось начинать все сначала, только теперь при поддержке директора и вызванного Барыкова. Что все эти предложения в равной степени относятся и к путиловцам. И что по большому счету не столь суть важно, что именно завод производит, важно правильно организовать этот процесс и обеспечить его всем необходимым. А большей части этого необходимого просто нет. То есть абсолютно. И взять это можно только или у американцев или у немцев. Но лучше у американцев. У них оборудование поновее. Пока, по крайней мере.

И ведь, что интересно, смогли убедить товарища секретаря. И в необходимости расконсервации старого, еще царских времен оборудования. И в созревшей необходимости превращать ОКМО в отдельное опытное производство со своей базой и значительным увеличением штатов. И в необходимости срочной закупки новейших металлообрабатывающих станков. И во многом другом, пусть не столь крупном, но не менее важном.

За всеми этими спорами и разговорами как-то незаметно растаял лед взаимной настороженности и недоверия. Конечно, ни о каких дружеских отношениях между Кировым и Новиковым и речи быть не могло, но вот соратниками и единомышленниками в борьбе за выполнение столь важного для страны задания они, пожалуй, стали. А это было очень даже не мало. Так что, последующие дни, проведенные на Путиловском и других предприятиях Ленинграда, прошли без эксцессов и всяких неприятностей. Если не считать неприятностью то, что Новиков своими глазами увидел — промышленность, даже в таком центре как Ленинград, просто не способна справится с выпуском сложной новой техники, без коренной реорганизации. Вот и попытайся в таких условиях заниматься прогрессорством. То, что сейчас на заводах был налажен массовый выпуск Т-19, артсистем, прицелов и многого другого было самым настоящим чудом.

Но ведь пройдет всего каких-то четыре — пять лет, и все это изменится! Так было. А теперь, может быть, потребуется и меньше времени. Развалить промышленность страны за четыре, пять лет можно, он этому сам был свидетелем, там, в будущем. Но создать её за это время?! И не просто создать, а вывести на передовые рубежи! На такое не способна ни одна демократия — мать её! На это не способен никакой частный капитал. Сделать такое могла только ВЛАСТЬ, ПОЛЬЗУЮЩАЯСЯ БЕЗГРАНИЧНОЙ ПОДДЕРЖКОЙ НАРОДА. И власть, работающая для народа, а не для кучки олигархов.

Новиков помнил, что в его времени много писали о планах Николая II по модернизации российской экономики. Но планы так и оставались планами. Ни решительности, ни воли императору не хватило. И это при наличии АБСОЛЮТНОЙ власти! Зато Сталину и решимости и воли было не занимать. И было понимание, что стране и её народу, без этого не жить. Сожрут.

Вот только, видимо, ни времени, ни сил не хватило Сталину создать новую элиту государства. Даже не создать — сформировать! Чтобы было на кого рассчитывать в будущем. Чтобы не просрали всё, что с таким нечеловеческим напряжением было создано. Чтобы смогли управлять аппаратом империи, а не подстраивались под него и его потребности. Чтобы было, кому передать или оставить ВЛАСТЬ.

За такими мыслями и делами и пролетела вся Ленинградская командировка. А ведь хотел посмотреть город ещё не испорченный новоделом и не порушенный войной. Хотел походить по заливу под парусом (имел такую страсть ещё со студенческих времен, когда яхт-клубы были доступны любому). Много чего хотел. Но когда спрашивал себя, а променял бы он эти наполненные работой дни на заманчивый отдых — то ответ был один. Никогда! А отдохнуть ещё успеет. Путь домой не близкий. А пока… Пока пора в Москву. Нарком обороны, а именно так со вчерашнего дня надо обращаться к товарищу Фрунзе, ждет с отчетом.

Народный комиссар обороны Союза Советских Социалистических Республик Михаил Васильевич Фрунзе ждал, но и времени не терял. Новиков был еще где-то на полдороги, а перед наркомом уже лежал отчет за подписью начальника управления 4-го отдела РККА товарища Берзина. «Аналитическая справка по результатам наблюдения за объектом «Самурай» Љ9». Наверное, Новиков был бы изрядно удивлен не только таким названием, но и тем более содержимым. В справке подробно анализировалось его поведение и все, что он предлагал и делал за времы проведенное в Ленинграде.

Собственно вывод, представленный на последних страницах, наркому был уже известен. В предыдущих восьми справках — докладах, он был почти такой же. «Выявленные у объекта сумма знаний и умения не могут быть рационально объяснены, во многом превосходят или предвосхищают последние научные или технические разработки и не могли быть получены в процессе подготовки и обучения». С этим он уже свыкся. Больше наркома интересовали последствия применения этой «суммы знаний и умений» в конкретной обстановке. Не зря он послал Новикова в Ленинград. Ох, не зря.

— Но кто же ты такой, товарищ Новиков? Неужели гость из будущего? Или ты тоже получил оттуда какую-то информацию и сейчас пытаешься её использовать? Может быть, пора поговорить по душам? Не вспугнуть бы только. Не пора ли сообщать о вас Сталину? Похоже пора. Дело начинает выходить далеко за рамки интересов наркомата обороны. Да и возможности Берзина внутри страны сильно ограниченны. Придется подключать специалистов из НКВД. Но это как Сталин решит. А может еще подождать?

Они сидели друг напротив друга и пытались понять причину и смысл происходящего между ними разговора. Молодой человек в форме командира Красной армии и седоволосый профессор с лохматыми «кайзеровскими» усами. Широко посаженные глаза и длинный крючковатый нос делали профессора похожим на Мефистофеля. Особенно когда он приходил в возбуждение от неожиданных ответов своего собеседника. И ответов таких было много, неожиданно много для человека, которого до встречи профессор посчитал мало что солдафоном, но еще и солдафоном, зараженным большевизмом. Собственно, он не ожидал от беседы ничего для себя полезного и согласился на встречу, только уступив уговорам своей ассистентки. Даже не столько уговорам, сколько из простого любопытства и в знак некоторой признательности за участие в спасении его сотрудников. И вот сейчас, пораженный очередным высказыванием собеседника, профессор откинулся на спинку кресла и постукивал карандашом по потемневшей от времени его дубовой ручке.