Демидовы: Столетие побед - Игорь Юркин

Рассказ рисует картину широкого распространения старообрядчества на демидовских заводах, особо выделяя два — Невьянский и Нижнетагильский. Всё происходит с ведома заводской администрации (приказчиков и подьячих), одновременно — под высшей дирекцией заводовладельца.

Паисий набрасывает портреты нескольких старообрядческих учителей, «между Демидовых заводов и в самых заводах находящихся», из которых ограничимся одним — «расколнического лжеучителя чернца Севастияна, в Нижнотагилском заводе бывшаго». На завод он пришел «в чернеческом платье, дьяконом себя называя. Для угождения другим всякие толки держит, в том числе и к самоволному простых мужиков и невежд сожигателству объявляя и утверждая их, что тое самоволное их сожигателство будет де второе нескверное крещение и венец страдания, подговорщик. И у раскольников крестит младенцов и протчие потребы отправляет. И когда ездит для прельщения и подговору в раскол невежд, то называется Иваном Васильевым и на голове волосы стрижет. А жителство имел под укрывателством объявленных раскольников Махотина и Лебедева с товарыщи. Он же, Севастиан, и волхв великой. И тем своим волшебством привратил к себе на телесное смешение бывшую в том же Нижнотагильском заводе расколническую старицу Настасью и валялся с нею в скверности телесной. И так ее обволшебствовал, что, ежель когда она, старица Настасья, ево, Севастиана, не видит, то аки изумлена бывает. Которым волшебством и означенного Паисия повреждал и чють де не повредил. А жил он, Севастиан, как выше значит, в том Нижнотагилском заводе под укрывательством у прикащика Махотина, и подьячего Лебедева, и у протчих расколников. И о себе, стращая их, им, Махотину с товарыщи, он, Севастиан, говаривал, что ежели де они стоять за него не будут и к следствию в Тоболск отдадут, то де он за собою половину завода поволочет»[676].

Еще раз подчеркнем, что многое из сказанного может быть, конечно, и оговором. Но огромный авторитет, который имел старец, защищал его от любой клеветы. Его уважали. Его боялись.

Митрополит Сильвестр, из доношения которого заимствованы процитированные фрагменты показаний Паисия, упомянул в нем многие из приведенных имен. Документ содержит любопытные подробности того, как «десятоначалник» нижнетагильский священник Дмитрий Лапин пытался задержать Севастьяна. О последнем сообщается, что он «бывал прежде диаконом и имеется у тамошних Демидова заводов расколников главным лжеучителем, и веема грамотен, к тому ж волхв великой, что он жителство имеет в вышепомянутом Нижнотагилском заводе, Верхърудянской улицы в своей келье». Предпринятая 1 октября 1750 года спланированная акция (операция началась в первом часу ночи) успеха не принесла: Севастьяна «тамошние расколники Махотин с товарыщи отбили»[677].

Заводы были окружены раскольничьими скитами. По доносам обывателей их иногда захватывали и разоряли, о чем сообщает и митрополит Сильвестр: «…сысканы… два раскольнических скита, ис которых в одном о четырех горницах с часовнею устроенном, было десять, а в другом три расколнические старицы, девки и бабы, и при них в каждом скиту по одному труднику потаенных беглых и незаписных расколников, в том числе один при недавно бывшей генералной ревизии показан Невьянской Демидова заводов богаделни богадельником. И из оных раскольнических стариц две только пойманы».

При столь широком распространении старообрядчества представители господствующей церкви чувствовали себя на демидовских заводах неуютно. Миссионерская деятельность здесь была малоэффективна (арестам «своих» препятствовали), а временами и опасна («…а за поимку их он, священник, и причетник ево, и понятые ис правоверных до полусмерти раскольниками прибиты и ругателски озлоблены»[678]). Строить новые храмы как в Туле, так и на Урале Демидовы не спешили. В Невьянском заводе деревянная трехпрестольная церковь была освящена в 1710 (один алтарь) и 1712 годах (два других)[679]. Пущенный в 1725 году Нижнетагильский завод церкви долгое время не имел. Рассказывая о неудачной попытке взять под караул потворствовавшего старообрядцам Махотина, Сильвестр упоминает о священнике Лапине, находившемся в это время поблизости «для истребования от дому господского потребного на пристройку по посланному от моего смирения указу к имеющейся во оном Нижнотагилском заводе часовне олтаря… на пол и на подволоку досчатого лесу». Далее разъяснено, что пиломатериалы понадобились, «чтоб устроить оную часовню церковию, понеже никакой церкви доныне за нерачением обывателей там не было, а дворового числа болши пятисот сорока, где имеется и самое прибежище, и гнездилище, и укрывател-ство от всех стран стекающихся раскольнических различных толков, тако ж и протчих незаписных и потаенных государьственных и помещичьих мужиков, суеверием расколническим помраченных»[680]. О том, что церкви на крупнейшем из демидовских заводов не было, по крайней мере, до середины 1730-х годов, говорит и его изображение, приложенное к завершенным в это время «Абрисам» (описанию заводов) В. Геннина[681].

Еще о демидовских приказчиках-староверах

Чернец Паисий, знакомя с наиболее выдающимися старообрядческими деятелями на заводах Демидовых, упомянул и Гавриила Семенова. «Перекрещиванцов толку в самом Невьянском Демидова заводе имеется монастырь. Под имянем оной состоял лжеучителя Гаврила Семенова, в коем жили девки Бархатовы, о которых выше значится. И оной Семенов перекрещивал людей, держал у себя баб, девок, блуда в грех не ставил, сам блудодействовал з девкой Василисой. Тут же жили бабы и девки сами между собою. Исповедываются и причащаются от мужиков простых и от баб. И оной же Гаврило был и волхв, а расколники де звали ево столпом великим и учителем якобы благочестия»[682].

Указания на распутный образ жизни старообрядческих духовных лидеров — общее место в писаниях их противников, деталь, носящая своего рода этикетный характер. Обсуждать ее не имеет смысла. Интерес в этом рассказе вызывают известие о женском монастыре при Невьянском заводе, который опекал Семенов, и оценка его личности в старообрядческой среде: он — столп великий и учитель благочестия. Теперь понятно, почему приказчик Акинфия оказался одновременно «дому его верным надзирателем». Надзиратель здесь — не начальник охраны. Носитель высочайшего нравственного авторитета, именно им охранял Гавриил Семенов покой невьянского дома Акинфия Демидова.

Любопытные сведения о братьях Семеновых, Гаврииле и Никифоре, можно извлечь из упоминавшегося письма Акинфия Демидова в Колывано-Воскресенскую заводскую контору от 17 июля 1732 года. Здесь, на Колывани, служил Никифор Семенов, помимо прочего, искавший для Акинфия серебряную руду. Письмо Акинфия начинается словами: «Просил нас Таврило Семенов, чтоб обретающагося в Колыванских заводех брата ево Никифора Семенова с тех заводов свободна учинить». Зададимся вопросом: зачем заводчику оповещать своих приказчиков, что некто ходатайствовал о перемещении одного из них? Вероятный ответ: для указания на лицо, настолько для них авторитетное, что вопрос о целесообразности действия снимается. Больше того, сообщая, что исходный импульс идет от чужой воли, всесильный Демидов не стесняется в этом (в покорении ей) признаться. Вот уж действительно «дома его надзиратель» — оказывается, в чем-то он и за хозяином надзирает, а тот его слушается.