Возвращение в грядущее (Фантастические романы с иллюстрациями) - Александр Казанцев

Открыв ее, Гневий Народный увидел винтовую лесенку. Девица де Триель что-то шепнула Санчо, добавив вслух:

— Редкий юноша отказался бы от удовольствия увидеть смущение рассматривающих его дам.

Гневий Народный только усмехнулся.

Молча поднимались они с Сандрием по лесенке.

Она заканчивалась дверью, ведущей прямо в каменную спальню, где заключена была несчастная Надежанна.

Велико же было их изумление, когда, открыв потайную дверь в эту спальню-клетку, они обнаружили там сидящую на каменном ложе Надежанну. Она откинулась назад и, упершись за спиной руками, смеялась.

Это не был смех исступленного отчаяния. Нет! Надежанна заразительно смеялась, глядя на своих верных соратников.

Смущенный юноша еле нашел в себе силы сказать:

— О, божественная Надежанна, позвольте мне еще раз облачиться в ваш хорошо сидящий на мне серебристый костюм, не лишайте меня удовольствия поразить дам, визита которых вы ожидаете. Вы же в моем одеянии выйдете с Гневием Народным через эту дверь и черный ход на волю.

— Милый мой юный защитник! Я так благодарна тебе еще за прошлое переодевание…

— Я лишь соблюдал рыцарские традиции, чтобы заслужить посвящение в рыцари.

— И достоин этого, Санчо! Однако позволь мне самой насладиться разочарованием своих гостей. Я не могу и не хочу отдавать тебя на растерзание разгневанных тюремщиков.

— И ради этого, ваша Сила и Нежность, вы готовы остаться в этом каменном мешке? — с упреком спросил Гневий Народный.

— Надеюсь, ненадолго, мой верный соратник! Заготовленное против меня варварское церковное обвинение развеется, как дым, проникающий сюда от костра, разложенного в соседнем зале.

Гневий Народный покачал головой.

— Плохо у вас там, на небесах, знают наших священнослужителей, которые большие охотники до разжигания костров не только в залах.

— Поймите, друзья. Мой побег с вами сорвет мирный договор. А мир важнее всего для людей. Не так ли?

— Так-то так, — согласился Санчо Пансий и полушепотом добавил: — Но девица де Триель шепнула мне, что догадалась о вашем замужестве за моим патроном.

— Это так и не так, — загадочно сказала Надежанна.

Ничего не поняв, кроме того, что имеют дело с женщиной непостижимой твердости и отваги, Сандрий в сопровождении Гневия Народного с большой неохотой покинул бесстрашную узницу, с тяжелым сердцем бросив на нее последний взгляд.

Всегда ли разумно поступала Надя? Да, она отдала весь свой математический талант, чтобы, скорректировав Эйнштейна, доказать раскрытой «тайной нуля» непреложность изменения масштаба времени при субсветовых скоростях. Ей хотелось удержать этим от звездного полета любимого человека, но удалось лишь освободить место математика в экипаже. Американец Генри Гри отказался лететь, поскольку не смог бы вернуться к современникам. Вместо него за математическое открытие и спортивную форму взяли Надю, но перед самым стартом. Сборы ее были более чем поспешны. И вот после свадьбы в невесомости, когда супруги остались наедине…

— Это мама! Понимаешь, мама! Проверяла мои пожитки…

— И что же? Обнаружила космическую контрабанду?

— Не смейся! Это ужасно! Ведь появление нашего ребенка может сорвать звездную экспедицию! Вынула пилюли, не подумав!

— Что ж, — усмехнулся Никита. — Будешь последовательницей Софьи Ковалевской не только в математике.

— Что ты хочешь сказать?

— Придется нам с тобой счесть наш космический брак фиктивным, хотя мужу твоему не требуется увозить тебя за границу для получения там высшего образования, запретного для женщин в царской России.

— А как же ты? — растерянно спросила Надя. — Станешь рубить себе пальцы, как отец Сергий?

— Нет! Зачем же? Ковалевский пальцев себе не рубил. Просто был порядочным человеком. Или сомневаешься во мне?

— Ну что ты! Но как же мы скажем всем?

— Семейная тайна, — прошептал Никита, делая большие глаза.

И вот теперь этой «семейной тайной» Надя рассчитывала обезоружить своих недругов, сделать неприменимым к ней изуверский закон о ношении женщинами мужского платья.

Представив себе перекосившиеся физиономии папийца св. Двора и герцога Ноэльского, Надя снова рассмеялась.

А может быть, ей все-таки следовало бежать? Но ведь она прыгала с двадцатого этажа университета, потом ринулась в инопланетную пропасть!..

Когда дамы под предводительством девицы де Триель отправлялись в тюремную башню, подвыпивший король напутствовал их.

— Поверьте, целомудренницы, не мог же король пренебречь папийским запретом носить бабам мужскую одежду. Разве маршал Френдляндии непременно должен быть в штанах? А важны-то не штаны, а что в них: мужчина или женщина! — И Кардий VII захихикал.

Когда процессия дам-визитерш вернулась, заняв свои места за столом, девица де Триель прошептала на ухо королю:

— Единственный раз в жизни я счастлива, оказавшись неправой! Скорее, умоляю вас, мой возлюбленный король, пригласите своего маршала Надежанну к столу. Закон не распространяется на нее!

Кардий VII растерянно озирался, отыскивая глазами своего «царственного брата».

А тот уже совещался с папийцем св. Двора, после чего подошел к королю.

— Ваше всевластие! Посланец св. Двора считает, что Дева-воительница не может быть лишена его пастырской заботы, поскольку не выяснено, откуда она прилетела по воздуху: с неба или из ада, поддержав отлученного от церкви злодея.

— Но… — пробормотал Кардий VII. Однако герцог властно прервал его.

— Осмелюсь напомнить вам, ваше всевластие, пункт мирного договора. По нему так называемая Дева, летавшая по воздуху, подобно нечистой силе, передается для заботы о ней слугам Святой Службы увещевания. А против нее ни вы, ни я, истые приверженцы святой папийской, крепкой, как скала, веры, ничего поделать не можем, — и он снисходительно улыбнулся королю, который обрел корону, но не смелость использовать власть для освобождения Надежанны, уже сыгравшей свою роль.

— Да поможет ей всевышний, — вздохнул король, осеняя себя символом папийской веры.

— Или силы, пославшие ее, — добавил герцог. — Не нам, царственный мой брат, заботиться об этом, когда стол ломится от яств и вина.

Глава пятая

ТАЙНА КОРОЛЕВСКОЙ КРОВИ

Оптимист — не тот, кто не знал отчаянья, а тот, кто пережил его.

Только в безлунные дождливые недели осени бывают такие непроглядные ночи, как в этот раз в Ремле.