Боги и человек (статьи) - Борис Синюков

Уголь легок, он всего на 30 процентов тяжелее воды, тогда как вмещающие его горные породы тяжелее воды в 2,5–3 раза. Этот факт подсказал молодому инженеру возможность транспортирования его потоком воды, как это происходит с перемещением песка и гравия в руслах рек. Возникает необходимость выдавать (поднимать) эту смесь воды с углем из шахты на поверхность. Но с конца прошлого века в морских портах и на речных фарватерах работали землесосы на дноуглубительных работах и драги по добыче золота из россыпных месторождений, всасывающие тысячи тонн песка и гальки со дна водоема и перемещавшие этот грунт по трубам на несколько километров.

В общем, на поверхностных работах, связанных со строительством каналов, перемещением больших масс грунтов при строительстве намывных сооружений, дамб, плотин, намывных островов и т.д., гидромеханизация применялась уже достаточно широко. Пески, гравий, глины, суглинки и супеси размывались струей воды из так называемого гидромонитора, довольно примитивного сооружения, напоминающего самолетную турель для пулемета, на которую вместо пулемета устанавливалось брандспойт и струей можно было управлять, размывая грунт. Грунт с водой самотеком стекался в наиболее низкое место рельефа в специально вырытую большую яму, над которой устанавливался землесос, всасывающий эту пульпу и транспортирующий ее по трубам на несколько километров, туда куда нужно. Там пульпа выливалась в земляную чашу, специально сформированную для этого, твердые частицы осаждались в неподвижной стоячей воде, а вода откачивалась насосом из карты. Чаша заполнялась твердыми частицами, борта ее наращивали сухим грунтом с помощью автомобильных самосвалов, и процесс заполнения продолжался. Вырастала плотина, остров, дамба и т.д. В определенных условиях такая технология давала существенный экономический эффект по сравнению с использованием экскаваторов, специально построенных автодорог и автосамосвалов.

Вот такую технологию и решил использовать молодой вновь испеченный инженер Мучник для подземной добычи угля, который, собственно говоря, видел шахту только на институтских картинках. Я не даром говорю молодой. Поработай он хотя бы год на двух–трех шахтах, он никогда бы не принялся осуществлять эту свою идею. Недаром, дореволюционный, многоуважаемый всеми горняками, профессор Борис Иванович Бокий свою книгу назвал не «Горное дело», как это принято сегодня, а «Горное искусство». Ибо горное давление – это действительно искусство, а не инженерное дело, которое поддается строгому и однозначному расчету. Ничего в горном давлении нельзя рассчитать заранее как, например, в самолете. Ибо в горном деле все параметры, которые можно вогнать в какую–нибудь формулу могут изменяться, например, от единицы до ста и даже до тысячи, а какую величину надо взять из этого гигантского набора для данных конкретных условий знает только Бог. Статистика для определения этих величин должна быть и найдена, но только для каждого пласта из тысяч пластов, а для каждого из пластов на протяжении только нескольких десятков метров его. Для остальных десятков метров из их тысяч и тысяч статистические данные будут совершенно другими. Сколько–нибудь разумной классификации и группировке вся эта гигантская статистика вообще не поддается. Горняки попытались, было посчитать горное давление методом подсчета гидростатического давления. То есть взяли вес породы над горной выработкой до поверхности и сказали, что надо удержать этот вес стойками, подпирающими кровлю в выработке. Но получилась такая величина, что все ахнули, никакая стойка не выдержит такой вес. Например, выработка шириной три метра на глубине 500 метров должна испытывать давление на каждый метр своей длины в 500 х 3 х 2,5 = 3750 тонн. Но при таком раскладе шахты строить вообще невозможно, их раздавит. Но шахты были еще в те времена, когда считать вообще ничего не умели. Оказывается, на выработку давит не вся толща, а только, так называемый, «свод естественного равновесия (обрушения). Более наглядно это выглядит так. Какая–то полость внутри земли. Потолок ее растрескивается и маленькими кусками падает в выработку. Образуется купол. Он напоминает подкову. На каком–то этапе обрушение прекращается. Отслоившиеся куски заклиниваются по периметру подковы и начинают удерживать друг друга от падения в выработку. Наступило естественное равновесие. Но величина, размер этой подковы никому заранее не известен и сколько таких подков будет, столько будет и их размеров. А потому неизвестен вес породы, содержащийся в подкове. Потому неизвестно какой несущей способности должна быть крепь. Подобрать ее не инженерный расчет, а искусство, приобретаемое опытом с участием головы. Но бывают полости в земле, которые не требуют вообще крепления, например пещеры, а стоят, не обрушаясь столетиями. Значит, породы в этом месте крепки и крепость их не теряется. В угольных шахтах есть породы, которые очень крепки, но стоит кусок такой породы выдать на поверхность, на солнце и воздух, как этот кусок через несколько дней самопроизвольно разваливается, и от него остается кучка зерен наподобие семечек подсолнуха. На этом примере я хотел только показать, как важно, прежде чем «изобретать» технологию, узнать поближе и, желательно, подольше, что собой представляет шахта.

Как Мучнику удалось провести производственный эксперимент своей новой технологии в Донбассе доподлинно неизвестно. Наверное, помогли складывающиеся в стране обстоятельства. Идет 1939 год. Только что перестреляли царских спецов горного дела из, так называемой, контрреволюционной Промпартии. Остальные присмирели, держали нос по ветру, ни с кем из люмпенов–партийцев не спорили. И тут вдруг является молодой инженер, уже советской подготовки и предлагает безграмотным партийцам в несколько раз повысить производительность труда шахтеров, облегчить их труд. В это время гремит шахтер Стаханов, выполнивший за смену не то 13, не то 14 норм забойщика, что в принципе невозможно. Всесоюзно известные Паша Ангелина рассекает на своем «Фордзоне» колхозные поля, девочка Мамлакат в далеком Узбекистане вместо того, чтобы ходить в школу, собирает ударными темпами хлопок. На подходе неуч Лысенко, скрещивающий дуб с ясенем, «закрывший» кибернетику с генетикой. Какой дурак из «царских» спецов будет доказывать абсурдность «новой» технологии добычи угля, обещающей переворот в социалистическом горном деле? В общем, помогли ему с выбором наиболее благоприятных горно–геологических условий, позволивших получить от новой технологии ожидаемый партийцами эффект и сами вроде бы стали из–за этого «ближе к социализму». Но тут началась война, и горный инженер Мучник вместо фронта оказался в Кузбассе. Пять лет шахты Донбасса стояли затопленные, никому не было дела до новой «многообещающей» технологии. После войны о новой технологии квалифицированные инженеры не хотели слышать. Но не таков был Мучник, он как Ленин сказал: «Мы пойдем другим путем» и через каких–то знакомых знакомых жены Кагановича (кто не помнит, это соратник Ленина и друг Сталина, член Политбюро тогда еще ЦК ВКП (б), будущего ЦК КПСС) добрался до самого Кагановича и расписал ему лично, как будет хорошо поднимать из руин шахты по новой технологии, фантастически дешевой и безопасной для гегемонов. Каганович, конечно, ничего не понимал в горном деле, однако ему понравилась горячность и настырность молодого брата по крови, и он где–то к месту произнес несколько фраз о том, что старые ретрограды не дают молодым совершенствовать технологии и так мы «недалеко уйдем», а страна в разрухе и угля очень не хватает, притом дешевого.

Как тут все закрутилось. Вышло постановление правительства, создали институт ВНИИгидроуголь, расписали все на десятилетия вперед. «Ретрограды» замолкли и даже засуетились, как это бывает в таких случаях и поныне. Так приходят к признанию различные Лысенки и начинают всем воротить, запрещать, выдвигать, останавливать и продвигать, черт знает, что. Знающие люди затыкаются, исполняют «предначертания партии и правительства» и только исподтишка пытаются не доводить вздорную идею до очень уж широкого применения, вслух же «одобряя и рекомендуя». Шахты Донбасса глубокие, а у новой технологии еще не были созданы средства для гидроподъема угольной пульпы с глубины более 80 метров. Поэтому новая технология переместилась из Донбасса в Кузбасс, где глубина шахт в начале 60–х годов не превышала в среднем 200 метров.

Мучник, несомненно, обладал даром выдающегося проповедника. Он окружил себя группой евреев, лет на десять его младших, заглядывавших ему в рот, очень шумных, настырных, стремящихся «пробиться в люди» хоть на чем, главное пробиться, но не обладающих обширными познаниями для этого. Дым стоял коромыслом, во всех государственных инстанциях сновали молодые ходоки, размахивая постановлением правительства, просили, требовали, заискивали, намекали на связи в потолке и даже угрожали кремлевской карой. ВНИИгидроуголь поместили на квартиру в здании КузНИУИ в городе Прокопьевске. В Новокузнецке (в те времена Сталинск) быстренько построили уютное трехэтажное здание в стиле сталинский ампир в тихом, чистеньком райончике, окружили его несколькими жилыми домами такого же типа, возвели экспериментальную базу. И работа закипела. Кипеть ей надо было, потому что технологии, собственно говоря, никакой не было. Была просто идея, под которую все это соорудили. В те времена в широком масштабе осуществлялся сталинский план преобразования природы, поэтому удивляться было нечему. Донбасс тоже не пожелал оставаться без дармовых госсредств, сыпавшихся на технологию гидродобычи, и создал УкрНИИгидроуголь с ансамблем жилых домов и производственно–технической базой. Предстояло решить кучу проблем, большинство из которых так и не были решены, да и не могли быть решены, так как решение одной проблемы усугубляло другую. Возникли внутренние противоречия. Отрывок из истории моего студенчества.