Играем в «Спринт» - Николай Оганесов

Игорь слушал вполуха, удивляясь и довольно слабо представляя, как могло случиться, что находившийся перед ним не старый еще мужик, оказывается, самолично видел то, что ему было знакомо только из книжек и кино: видел живых гитлеровцев, жил под одной крышей с братом-изменником, а теперь, спустя много лет, т о т ж е с а м ы й человек, взяв в гастрономе пол-литра и накачавшись, расселся на диване, спокойно разглагольствует об этом, и он, Игорь, пьет с ним, называет Джорджем. Уму непостижимо!

— Время такое было, — не унимался задетый за живое Волонтир. — Это сейчас все умные стали да волевые. Ты вот думаешь, из тебя непременно Александр Матросов вышел бы, случись что? А я так разумею: жидковат ты для этого в кости, парень…

— Но-но, полегче! — возмутился Игорь, и разговор на этом оборвался.

Допив бутылку, разошлись.

В течение последующих нескольких дней он то и дело возвращался к словам Волонтира, хотел даже порвать с ним, не здороваться при встречах, но острота ситуации сгладилась, потускнели новизна и необычность узнанного. Да и в чем, собственно, Жора виноват? Брата судили и расстреляли, а его-то не привлекли, не тронули, следовательно, ничего опасного в знакомстве с ним нет. К тому же возникла какая-то нужда в нем — кажется, Тане пришла блажь полакомиться бананом, а на овощебазе они были, — и отношения возобновились.

Позже они не раз и уже безболезненно возвращались к этой скользкой теме. Встречались часто, почти каждый день; вышло так, что не развела, а, наоборот, вмертвую соединила их история, рассказанная Волонтиром. Игорь будто чувствовал, что за сказанным стоит еще что-то очень важное, важное для него лично. Жора упорно проповедовал свои взгляды, сводившиеся к примитивной формуле: пятерка всегда была и есть лучше трояка.

— Жизнь одна, — философствовал он, — и, если повезет, выжимай из нее все, что можешь.

— Не много же ты из нее выжал, — поддевал его Игорь.

— Мой день еще не пришел, — многозначительно отвечал Волонтир.

Намеки на какие-то не осуществленные пока возможности, на имеющийся в запасе шанс разжигали любопытство Игоря, будили фантазию, придавали смысл и какое-то особое значение их отношениям. Он и не заметил, как постепенно «Джордж» занял в его жизни чуть ли не первое после Тани место…

Чего бы он ни отдал сейчас, чтобы вернуть те дни: ушел бы, забыл, вычеркнул, как кошмарный сон. Откуда он взялся на его голову, этот потомок раскулаченного мельника?! Откуда, будь он трижды проклят!

— Красильников, очнитесь…

Игорь вздрогнул.

— Вы что, не слышите? Почему не отвечаете? — громко спросил следователь.

— Простите, я задумался и не расслышал вопроса.

— От какого места вы тащили Волонтира к дивану?

— От какого… от какого места, — медленно приходя в себя, повторил он за следователем и встал со стула. — Потерпевший стоял в проходе между комнатой и кухней. Я заметил, что ему стало плохо…

— Как вы это определили?

«Как, как! — раздраженно подумал он. — От такого количества спиртного другой свалился бы с ног еще до двенадцати! Фактически он выпил не меньше чем полторы бутылки, да еще и на работе приложился, не иначе…»

— Он зашатался, оперся спиной о косяк двери и начал сползать на пол.

— Что сделали вы?

— Подхватил его и повел к дивану.

— Положили, а дальше? Георгий Васильевич говорил вам что-нибудь?

«Говорил! Конечно, говорил, а то как же! Может, вам стенограмму представить, гражданин следователь?»

— Бормотал что-то, но я слов не расслышал.

— Уложив его на диван, вы пошли ставить чайник?

Игорь со скрытой ненавистью посмотрел на Скаргина: «Сколько будет продолжаться эта экзекуция? Неужели он надеется, что я выложу все как есть: нет, мол, пришлось подождать, пока эта скотина не отключится окончательно, и только потом…»

— Вы сразу пошли ставить чайник?

— Да, я пошел к плите.

— В чайнике была вода?

«Господи, ну откуда мне знать, была она там или нет?! Что ответить? Вдруг не угадаю?»

— Кажется, была. — И тут же, поймав взгляд следователя, поправился, чувствуя, как до предела напряглись нервы. — Точно была.

Следователь, видимо, понял, в чем дело, но виду не подал и жестом пригласил его выйти в коридор.

— Постарайтесь вспомнить: в доме не было слышно никакого шума? Музыки, например…

— Нет, было тихо.

— А репродуктор?

«Ну, на этом ты меня не поймаешь», — подумал он, не понимая, куда клонит Скаргин.

— Программа давно закончилась. Шел второй час ночи.

Следователь подождал, пока его ответ занесут в протокол, и кивнул на плиту:

— Включайте.

— Но ведь газ… — растерялся Игорь.

— Включайте смело. Газ перекрыт.

Фотограф навел на него свой объектив. Черная, с никелированной полоской, ручка легко повернулась на девяносто градусов. Послышалось шипение.

— Он не отключен! — воскликнул Игорь, и тут же мелькнула мысль: «Подловил, гад! Опять подловил!»

Взгляды всех присутствующих были направлены на него. Он ощущал это кожей, каждым нервом и оттого испытал неодолимое желание бежать, исчезнуть, оказаться где угодно, только не здесь, в ставшей безмерно огромной кухне, рядом с газовой плитой, из которой с мышиным свистом непрерывно вытекал газ.

— Слышите? — нарушил молчание Скаргин.

— Да.

— А тогда не слышали?

— Нет, не слышал! — поспешно выкрикнул он и взорвался: — Считайте, что у меня заложило уши, что я оглох, считайте, что хотите, только оставьте в покое!

— Слух у вас, прямо скажем, неважный, — холодно заметил Скаргин. — Ну а со зрением как? Взгляните прямо перед собой — на кухонной полке перед вашими глазами лежат спички. Тридцать шесть коробок…

Одновременно с фотовспышкой щелкнул затвор аппарата.

Скаргин, не дождавшись ответа, спросил:

— Покажите, где нашли коробок с одной спичкой?

— На столе. Я же говорил. — Взгляд Игоря был прикован к конфорке.

— Вы много чего говорили. — В тоне следователя впервые прозвучала неприязнь, но он справился с собой и по-прежнему сухо и подчеркнуто официально предложил: — Пройдите к столу, как если бы шли за коробком, и вернитесь сюда.

Игорь выполнил просьбу. Когда он снова подошел к плите, в нос ударил тухлый, вызывающий тошноту запах. С ужасом прислушиваясь к шипению газа, теряя над собой контроль, Игорь инстинктивно сделал шаг назад.

— Чувствуете запах? — следователь в упор смотрел на него.

— Нет, — едва выговорил он.

— Откройте вторую конфорку. Как тогда.

— Нет!

— Открывайте! — потребовал Скаргин.

— Нет! Не могу! — сорвался он на крик и в панике рванулся к двери.

Кто-то удержал его за руку, преодолевая сопротивление, вернул в комнату.

Он с облегчением отметил, что газ перекрыли, и лишь после этого спрятал лицо в ладони. Провал! Полный провал! Они привели его сюда, в волонтировский флигель, где еще бродит призрак хозяина, где еще звучит его голос, привели, чтобы он своим поведением выдал себя, и добились своего, добились, добились!..

Боясь отнять руки от лица, он раздвинул пальцы и сквозь узкий просвет увидел, что никто не обращает на него никакого внимания — каждый занят своим делом: лейтенант заполняет протокол, фотограф перезаряжает кассету, следователь диктует, прохаживаясь из угла в угол. Но это не успокоило. Он понимал: если и оставались возможности бороться за себя, то лишь формальные, потому что после сегодняшнего эксперимента морально он был уже уничтожен. Волонтир мстил ему, выполняя давнюю свою угрозу расквитаться за предательство. И, словно в подтверждение этой странной мысли, он вновь «увидел» сидящего почти рядом приятеля…

— Деньги я дам, парень. — Жора хлопнул заранее извлеченным из шифоньера бумажником. — Я ведь не так, как ты, в сберкассу не хожу. Держу свои наличными. Так спокойней. Сколько, ты сказал, надо? Четыреста?

Он послюнявил пальцы и отсчитал деньги.

— На, держи. Потом рассчитаемся. — Он снова полез в бумажник. — И вот тебе еще двести на путевку.

Игорь потянулся за деньгами, но Жора отвел руку.

— Погоди. Даю с условием, что отправишь эту каргу в санаторий не позже января, лады?

Разговор происходил в последних числах ноября, спустя месяц после того, как Игорь был посвящен в тайну.

Три года выжидал Волонтир: то боялся милиции, то сомневался. На четвертый начал строить планы, изобретал способы проникновения в чужую квартиру, но лучшее, что мог придумать, — обменяться со Щетинниковой. Обмен не состоялся. Нина Ивановна уперлась. И Волонтир растерялся. Прикидывал и так и этак, в конце концов сообразил: одному не справиться. Стал думать, кого взять в напарники, остановил свой выбор на Игоре. Тот устраивал его по всем статьям: в семье неблагополучен, собирается развестись с женой и уехать из города, не прочь выпить, в меру труслив, но за приличные деньги пойдет на риск, а главное — единственный сосед Нины Ивановны. Без него никак не обойтись. Делиться, конечно, не хотелось, но другого выхода не было, и он не торопясь стал готовить компаньона: осторожно прощупал, рассказал о Дмитрии, о его службе в зондеркоманде, потом о спекуляциях с имуществом, описал золото, драгоценные камни…