Еще шла война - Пётр Львович Чебалин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре открылась дверь из комнаты, и Лариса услышала голос Кавуна:
— Что ж, отвергаешь — насильничать не стану. Но знай: все равно быть нам вместе. — Он тяжело потоптался в сенях, вздохнул и, открывая наружную дверь, попросил: — Хоть бы от собаки проводила, что ли.
Лариса промолчала. Тогда Захар вернулся в комнату, что-то взял со стола для Султана и вышел. Она слышала, как он разговаривал с собакой. Потом все утихло.
Улегшись в постель, она долго не могла согреться и успокоиться.
Утром, когда Бабаед ушел на работу, Лариса сложила в чемоданчик учебники и кое-что из одежды, сказала Марфе Федоровне:
— Спасибо вам за все, тетенька, но больше я в вашем доме жить не буду. Пойду лучше в общежитие.
Марфа Федоровна непонимающе посмотрела на нее.
— Да ты же горишь вся, доченька, — взволновалась старуха. — Ты хворая, сейчас доктора вызову. — И тяжело задвигалась по комнате в поисках одежды.
Лариса ничего больше не сказала и вышла. Марфа Федоровна оказалась права. По дороге на шахту Лариса почувствовала себя совсем плохо. А вечером ее забрали из общежития в больницу с воспалением легких.
II
Как-то, придя на работу, Кавун заявил Полеводе:
— Сегодня, бригадир, не выделяй для меня уступ.
— Почему? — удивился Дмитрий.
— На ответственный участок горный мастер посылает, на прорыв, понял? — И, спрятав глаза под насупленными бровями, ушел.
Случись это на поверхности, пока еще бригада не спустилась в шахту, Полевода потребовал бы от начальника участка замены. Но Захар сказал ему о решении мастера уже в шахте, когда подходили к лаве. И Дмитрий понял, что Бабаед поступил так неспроста. Он мстил за то, что Полевода посмел спорить с ним о сынках и пасынках.
Дмитрий подошел к телефону, попросил диспетчера разыскать начальника участка, но того нигде не оказалось.
И всю смену один забой в лаве пустовал.
Горный мастер появился только в конце смены. Возмущенный Полевода подступил к нему:
— Вы сорвали нам сегодня добычу! Я буду жаловаться.
— Это я-то сорвал?
— А то кто же, — не унимался Дмитрий. — Если перебрасываете забойщика в другое место, обязаны дать замену.
Бабаед нахмурился.
— Ага, так, значит… Но учти, свои обязанности я знаю не хуже тебя, ясно? — резко сказал он. — Рано диктовать берешься. Мне виднее, куда кого поставить. В гезенке Кавун дал сегодня четыре нормы, а у тебя и двух не вырубал бы. Вот и выходит: хотя бригада осталась в маленьком проигрыше, зато участок в целом выиграл. Соображать надо! А вообще учти: много на себя берешь… — пригрозил он и скрылся, точно в воду канул.
Шагая по штреку, Прудник рассказывал Полеводе о Ларисе Елкиной. Он почти каждый день проведывал ее в больнице.
— Привет тебе передавала.
Дмитрий помолчал. Ему было неловко, что он не выбрал времени навестить Ларису. Наконец, спросил:
— Как ее здоровье?
— Я разговаривал с врачом, сказал — выздоравливает, — ответил Павлик. — Похудела только — не узнать. — Он некоторое время шел молча, затем опять заговорил, как бы сам с собой: — Цветы бы ей подарить, да где их сейчас возьмешь. Говорят, в городе можно достать…
— Скоро подснежники расцветут, как-нибудь по свободе махнем в степь, — успокоил его Полевода.
— Добро! — обрадовался Павлик, с благодарностью сжимая его локоть. И, внезапно меняя тему, заговорил с гневными нотками в голосе: — Теперь для меня картина совсем прояснилась: Кошка с Кавуном давно снюхались. Бабаед с определенной выгодой подсовывает Захару денежную работу.
— С Кавуном надо кончать, — решительно сказал Полевода, — другой на его место найдется.
— Зря кипятишься, бригадир. Такими забойщиками, как Захар, не разбрасываются. — То был голос Горбаня. Дмитрий и Павлик даже не заметили, как он очутился рядом с ними.
Полевода ничего ему не ответил: он знал, у Горбаня с Кавуном старая дружба. На шахте и сейчас еще многие помнят случай, когда по просьбе Горбаня Захар отвалил сменный заработок на ремонт церквушки, которая приютилась в заброшенном железнодорожном домике на краю поселка. Правда, после этого Захар покаялся в шахткоме, дескать, недодул, кому служат его трудовые денежки. Дал слово впредь быть более осмотрительным. Ему поверили, и на том инцидент был исчерпан. Но говорят, что поп Никодим в одной из своих проповедей пропел здравицу тем мирянам, которые жертвовали на обновление храма господня, и среди них упомянул Кавуна. Это долгое время было предметом шуток над неосмотрительной щедростью Захара.
Поднявшись на-гора, Полевода рассказал начальнику участка о случившемся. Выслушав его, Завгородний сказал:
— В общем, сделаем так, Дмитрий Степанович: завтра к тебе в бригаду пришлю Голобородько. На гезенках он не справляется. Там нужен забойщик с опытом. — И добавил дружеским тоном: — А все же я не советую тебе отказываться от Кавуна.
«Неужели Кавун такой незаменимый забойщик? — подумал Дмитрий. — Ведь он только о своем заработке беспокоится, а не о бригаде. В любую дыру полезет, лишь бы заработать лишнюю пятерку. Но где деньгами не пахнет, там от него помощи не жди».
Так случилось, когда в лаве начали внедрять новый метод выемки угля. Кавун знал, что это значительно повысит производительность труда забойщиков, но ненамного увеличит их заработок. Недовольный, он сказал Полеводе: «Ты, приятель, печешься, чтобы побольше грошей было в чужом кармане, а в своем вошь на аркане». — «Это в чьем же кармане?» — спросил у него Полевода. — «В начальственном, ясное дело. Больше добываем уголька — больше премиальных начальству». — «При чем тут деньги! — вспылил Полевода. — Уголь заводам, государству нужен». Кавун состроил насмешливую гримасу, передразнил Полеводу: «Меня деньги не интересуют, я не гонюсь за славой… Брешешь! — с ожесточением сказал он. — Все любят гроши и рвутся к славе. Хватит прикидываться!..»
На следующий день, утром, к Полеводе подошел Кавун и так, чтобы все слышали, сказал:
— Учти, приятель, из бригады меня совсем не выключай.
— Это как же?
— А очень просто: держи в уме. Вроде б один пишем, два замечаем, — загадочно ухмыляясь, пояснил Захар, — охота мне в твоем длинном забое потрудиться.
— Метишь длинный рублик сорвать? — подозрительно посмотрел на него Дмитрий.
— Это само собой, — не смутился Захар. — Только с одним условием: без напарника. Все метры, сколько ни есть в забое, подрублю один.
— А плата за двоих? — вставил кто-то.
— Ясное дело! — сразу же подхватил Кавун, — одному мне, чтоб вы знали, работать сподручней, чем вот, скажем, с такой пичугой, как Прудник. Только под руками будет
