То, что действительно важно - Владимир Корн

Мой Ворон шел не напрягаясь, и мне все время приходилось сдерживать его ход. Слышал я об одном зверском способе забоя коней на мясо. Бедняг привязывают к столбу и кнутами заставляют бегать по кругу, бегать до тех пор, пока лошадь не падет. Мясо, как мне говорили, становится мягче и из него пропадает привкус конского пота. Так вот, если бы эти изуверы привязали к такому столбу моего Ворона, то они скорей умерли бы от старости, чем мой красавец запыхался.

В Велент я попал уже вечером, когда звезды почти в полном составе заняли свои места на небосводе. И мне стоило немалых сил, чтобы дождаться утра.

К дому герцога Кейтского я подходил уже с затаенным волнением. Конечно, Милана могла быть и в его загородном доме, том самом, что так походил на замок, и где мы расстались. Но мне почему-то казалось, что она непременно окажется здесь.

Мне даже послышался ее голос, когда я дожидался в гостевой зале. В залу меня проводил один из двух слуг в парадной ливрее, стоявших у входа в дом. Так вот откуда пошли швейцары, подумал тогда я. Наверное, нужно быть очень богатым человеком, чтобы поставить людей у входа, единственной заботой которых было бы стоять и открывать дверь. А ведь им еще и смена нужна.

Ждать мне пришлось недолго, не больше пары минут. Вышел человек, одетый в ливрею цветов герба герцога и сообщил, что леди Миланы в доме нет, как нет ее и городе. Графиня несколько дней назад убыла с мужем в Сверендер.

Сначала я даже не понял, о ком идет речь. Какой муж, о чем ты? Наверное, в этом доме есть еще кто-то, кто также зовется Миланой.

В ответ на мое удивленное лицо все тот же человек сообщил, что леди Милана вышла замуж еще две недели назад и сейчас на пути к дому своего супруга. Вернее, оба супруга движутся к своему дому. Свадьба состоялась здесь, в Веленте, по просьбе ее дяди, хозяина дома герцога Кейтского.

Плохо помню, как я вышел из этого дома. Две недели, я не успел всего лишь на две недели, долбила голову одна и та же мысль. На каких-то две недели.

Через открытые по случаю жаркого дня окна корчмы, в которой я уселся, доносился шум города. Звонкие голоса мальчишек, цоканье подков по мостовой, призывы продавца-лоточника покупать горячие пирожки, следом прошел водонос, позвякивая колокольчиком. Две девицы, весело что-то обсуждающие…

Всего две недели…

Почему две недели? Две недели назад была свадьба. Не могли же они познакомиться и жениться в один день. Так не бывает. Значит, все произошло еще раньше. Два месяца, три месяца, четыре месяца назад. Я ведь почти уложился в срок, который назначил самому себе — полгода. И задержался всего лишь на те самые две недели.

Мог бы я приехать раньше? Конечно, мог.

Если бы сразу бросил Горднера и отправился сюда прямо из Эйсенского герцогства. И что бы это дало, прибудь я на пару месяцев раньше? Посмотри правде в глаза, Артуа, и ответь честно: да ничего. Потому что это не тот срок, за который можно забыть человека. Конечно, если любишь его. Значит, не было никаких чувств с ее стороны, а было так, наваждение.

И что мне теперь делать? Мне и шпага то нужна была только для того, чтобы мы могли быть вместе. Все пройдет, время лечит. Вот только от этого знания на душе ничуть не легче.

Как мне жить дальше и зачем? Нет, я не собираюсь расстаться с жизнью из-за несчастной любви, слишком уж это глупо. Вот только к чему теперь стремиться?

Богатство, слава, власть? Все это нужно лишь для того, чтобы бросить к ногам любимой женщины и сказать при этом: все это для тебя, любимая.

Что-то быстро вечер наступил, и потребовалось на это так мало бутылок с вином. Сколько их тут, передо мной, четыре, пять?

Власть. Нужна тебе власть, заведи пару собак и ты почувствуешь, что такое абсолютная власть и обожание. И горячая любовь. Тебе будут заглядывать в глаза, ловить каждый твой жест и стараться предугадать желание. И нужно будет всего лишь любить этих существ, и даже говорить об этом не надо, они и так поймут. И бросятся умирать за тебя, совсем ничего не требуя взамен.

Люди так не могут и никогда уже не научатся. Потому что со временем они лишь все больше начнут ценить самих себя, верить в собственную исключительность и все труднее их будет заставить умереть ради чего угодно.

Конечно, всегда можно заставить. Но нужна ли такая власть ценой изломанных судеб и чьего-то горя всего лишь за воплощение каких-то амбиций?

Слава. Какой тебе славы хотелось бы добиться? Полководца, музыканта, лекаря, ученого, еще кого? И что для этого нужно сделать? Не знаю, и даже думать об этом не хочу.

Или богатство. Стать очень богатым, чтобы можно было позволить себе все, что вздумается. Дворцы, женщины, лакеи и лизоблюды. И что дальше? Да ничего. Только уверенность в своей собственной исключительности и убеждение в том, что купить можно все. Да хрен-то там. Ничего подобного.

Много у тебя денег? Иди, купи себе честь. Иди, купи себе совесть. Она либо есть, либо ее нет, и это не зависит от количества звенящих в кармане кружочков или шуршащих в бумажнике фантиков.

Ты хочешь что-то материальное, не эфемерное? Иди, купи себе пресс. Да, купи себе вместо рыхлого живота, подтянутый, с кубиками. Для этого не нужны деньги, для этого нужно работать, обливаясь потом и корчась от спазм мускулов брюшного пресса.

Ах, тебя женщины и такого любят? А может быть все дело в том, что они любят твои деньги? Нет разницы? Наверное, ты прав. Причем здесь пресс, Артур?

Вернуться к Горднеру? И что я буду иметь? Приключения, о которых всю жизнь мечтал? Как там сказал Атос, пусть и совсем по другому поводу?

" Жизнь бессмысленна, даже если в ней есть приключения". Ведь так? Вот теперь я хорошо понимаю, что он этим хотел сказать.

Хозяин! У тебя что, закончилось это замечательное розовое вино? Так пошли кого-нибудь за ним, вот тебе деньги. И еще вон тем чумазым пацанам, что заглядывают в окно, хотя им уже давно пора спать. Нет, не вина, конечно, сдурел, что ли? Дай им хлеба, и своей замечательной колбасы, что ты на удивление вкусно готовишь.

Нет, пожалуй, не нужно мне больше вина, пойду я спать, здесь совсем рядом.

И передай тем двум чертям, если они последуют за мной, что у меня сейчас не то настроение, чтобы просто прочитать им нотации. Да, да, именно им. Пусть не думают, что их намерения мне было трудно понять, пусть и в теперешнем своем состоянии.

Я остановился в "Приюте Странника", самом фешенебельном заведении подобного толка в Веленте. Остановился еще вчера, стремясь отдохнуть и привести себя в порядок перед встречей с Миланой.

Когда-нибудь такие заведения будут называться гостиницами. Они и сейчас не слишком-то от них отличаются, разве что вместо парковки крытые коновязи. И еще есть конюшня, такая, какой и ей быть положено, со стойлами. В одном из них и мой Ворон, но сейчас я к нему не пойду. Он не должен видеть меня в таком состоянии, ни к чему это.

А пойду я в свою комнату и лягу спать, и утром мне станет легче. Наверное. И еще выпью перед сном вина. Черт бы их всех побрал в этом мире, почему здесь нет ничего крепче этой безалкогольной кислятины. Но я не буду помогать им в этом, ни за что не буду. Сами разберутся и поймут, что истина именно в вине, но никак не в спирте, в нем содержащемся.

— Вина, тускойского, три бутылки, мне в комнату — для наглядности я показал хозяину "Приюта" три пальца и тут же одернул себя, здесь это не совсем приличный жест. Чтобы обозначить цифру три, следует показать один палец на одной руке и две на другой. Какая между этим разница? Вот уроды.

Ничего, стерпит, зря я, что ли, теперь с железякой на боку хожу. Вот прежнего меня могли и выпроводить за такое, коленом под зад.

Действительно, хозяин, толстяк со сплошь заросшим волосом лицом, съел не поморщившись. Еще и спросил:

— Может быть, господин девочку желает? Очень хорошая девочка, господину непременно понравится.

Ты что, совсем охренел, какую девочку? По мне сейчас совсем незаметно, что не до девочек? И я сказал:

— Хорошо зови свою девочку. И главное, вино не забудь.

Я успел ополовинить бутылку, когда в дверь тихо постучали.

— Кьюис — так у них разрешают войти, у уродов этих. Потому что кьюис означает что-то вроде "отодвигай".

Вошла девушка, подошла ко мне, сидящему за столом, и застыла в ожидании.

Молода, мила, свежа и чем-то неуловимо напоминает Милану. Теперь мне все будут Милану напоминать.

Видимо я сморщился, потому что она спросила:

— У господина что-то болит?

Все у меня болит, все, и лекарство дерьмовое.

— Как тебя зовут? — спросил я, указывая ей на соседний стул.

— Заира — ответила она и сама задала мне вопрос — может быть, у господина есть какое-то особое желание? -

— У меня три особых желания — на этот раз мне пришлось использовать обе руки, чтобы показать, что желаний целых три — Перестань называть меня господином и выпей со мной. И самое главное мое особое желание: веди себя, пожалуйста, так, как будто ты не на работе. -