Молот и крест. Крест и король. Король и император - Гарри Гаррисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Компания золотарей окружила дозорного, смыкаясь вокруг почтительно, но и решительно, дергая его за рукав в попытке объясниться. Сгребая ткань, ловя за руку, утягивая вниз, тогда как худая кисть уже впилась в горло. Молниеносный бросок, сдавленный стон. Затем в лунном свете брызнула черная кровь: это Квикка рассек сосуды с трахеей острейшим ножом и единым ударом довел лезвие до ключицы.
Когда часовой начал падать, шесть пар рук подхватило его и зашвырнуло в телегу. Шеф подоспел и забрал шлем, щит и копье. В следующий миг он уже стоял в лунном луче и нетерпеливо махал телеге, чтобы проезжала. Теперь любому бдительному оку предстала бы обычная картина: вооруженный верзила гонит прочь ватагу малорослых трудяг. Когда отряд Квикки распахнул дверь и плотно обступил вход со всеми своими ведрами и лопатами, Шеф на мгновение стал полностью виден. Затем он шагнул в тень, как бы желая следить за рабами с меньшего расстояния.
В следующий миг он очутился за дверью. И Годива, одетая в рубаху на голое тело, упала к нему в объятия.
– Я не сумела забрать одежду, – прошептала она. – Альфгар запирает ее каждую ночь. И он… он выпил зелье. Но Вульфгар ночует с нами, и эля он не пил, потому что день постный. Он видел, как я ушла. Если не вернусь, поднимет крик.
«Ну и хорошо, – подумал Шеф, который оставался в холодном рассудке, хоть и обнимал теплое тело. – Теперь все, что я задумал, покажется ей естественным. Тем меньше придется объяснять. Может быть, она так и не узнает, что я пришел не за ней».
Позади напирала ватага Квикки, продолжая прикидываться золотарями, которые работают тихо, но не таясь.
– Я иду в опочивальню, – шепнул им Шеф. – Госпожа проведет. Если забьют тревогу, то сразу бегите.
Едва они шагнули в неосвещенный проход между спаленками самых верных придворных Бургреда, где Годива приобрела уверенность человека, ходившего этой дорогой не раз и не два, Шеф уловил голос Квикки.
– Ну что же! Раз уж мы здесь, то почему бы не сделать дело? Что такое несколько ведер дерьма для поденной работы?
Годива задержалась возле опущенного холщового полога и показала на него, шепнув почти беззвучно:
– Вульфгар. Слева. Уже много ночей спит с нами, а я его переворачиваю. Он в своем коробе.
«У меня нет кляпа, – подумал Шеф. – Я понадеялся, что он заснет».
Он молча схватил Годиву за подол и начал стягивать с нее рубаху. Годива с машинальной застенчивостью вцепилась в ткань, но потом уступила и позволила себя раздеть. «Впервые в жизни, – пронеслось в голове у Шефа. – Я и представить не мог, что сделаю это без удовольствия. Но Вульфгар растеряется, если она войдет обнаженной. Я выгадаю лишнее мгновение».
Он толкнул ее в голую спину, уловил болезненную судорогу и ощутил знакомую кровяную корку. Его охватила ярость, он гневался на Альфгара и на себя. Почему же за все эти долгие месяцы он ни разу не подумал о том, что ей приходится терпеть?
Сквозь холстину проникал лунный свет, и было видно, как обнаженная Годива пересекла комнату и подошла к ложу, на котором спал ее муж, упившийся сонным зельем. Слева, из невысокого ящика с подушками, донесся злобный и удивленный возглас. В следующий миг Шеф встал рядом и с высоты заглянул в лицо своего приемного отца. Он уловил в глазах узнавание; увидел, как приоткрылся в ужасе рот. И крепко забил ему в зубы окровавленную материю.
Вульфгар тотчас задергался и стал извиваться, как огромная змея. Не имея рук и ног, он тем не менее отчаянно сопротивлялся брюшными и спинными мускулами, стараясь вывалиться из короба и покатиться по полу. «Слишком много шума, – подумал Шеф. – Того и гляди проснутся и вмешаются знатные пары, которые спят в соседних холщовых конурках».
А может, они и не сунутся. Даже нобли выучились притворяться глухими, заслышав звуки любви. И звуки расправы. Шеф подумал сперва об израненной спине Годивы, потом о своей и поборол секундное отвращение. Коленом в брюхо. Тряпье – поглубже в глотку. И завязать узлом – сначала на затылке, а после спереди. Тут подоспела Годива, по-прежнему обнаженная, и протянула сыромятные ремни, которыми люди Альфгара крепили свой скарб, когда навьючивали мулов. Ими быстро обмотали спальный короб, не связывая самого Вульфгара, только лишая его возможности выкатиться наружу.
Когда дело было сделано, Шеф дал Годиве знак, чтобы взялась за другой конец короба. Они осторожно сняли ящик с подставки и опустили на пол. Теперь Вульфгар не мог даже перевернуть свое ложе, чтобы наделать шума.
После этого короткого поединка Шеф подошел к большой, залитой лунным светом кровати и посмотрел на Альфгара, распростертого в хмельном забытьи. Рот приоткрылся, из горла мерно вырывался храп. «Он все-таки хорош собой», – признал Шеф. Альфгар обладал Годивой все эти двенадцать месяцев и даже дольше. Шеф не испытывал желания перерезать ему глотку. Альфгар был все еще нужен для воплощения замысла. Но знак пригодится. Знак поспособствует осуществлению плана.
Подошла Годива, уже надевшая платье и накидку, которые Альфгар запирал в сундук. С мрачной решимостью она держала маленькие швейные ножницы. Шеф бесшумно загородил ей дорогу и заставил опустить руку. Затем дотронулся до ее спины и вопросительно заглянул в глаза.
Она указала пальцем в угол. Там лежал пучок березовых розог, свежих, без следов крови. Должно быть, Альфгар собирался воспользоваться ими позднее. Шеф выровнял Альфгара на постели, скрестил ему руки на груди и вложил в них пучок.
Он вернулся к Вульфгару, который лежал, осиянный лунным лучом, с выпученными глазами и смотрел вверх с непонятным выражением на лице. Был ли там ужас? Неверие? Может быть, раскаяние? Откуда-то прилетело воспоминание: Шеф, Годива и Альфгар, совсем еще крохи, захвачены какой-то игрой – вроде бы в «драчунов», где надо биться на стеблях лопуха. Проигрывал тот, у кого первого оставался голый черенок. А Вульфгар наблюдал, смеялся и принимал участие сам. Он сделался хеймнаром не по своей вине. Он не отрекся от матери Шефа, хотя и мог.
Он смотрел, как его сын до полусмерти избивал его же дочь. Медленно, чтобы Вульфгар видел каждое движение, Шеф вынул из кошеля позаимствованный серебряный молот, дохнул на него, потер о рубаху. Затем положил Вульфгару на грудь.
Молот Тора.
Двое бесшумно выскользнули из спальни и устремились во тьму, на приглушенное позвякивание лопат. Внезапно Шеф сообразил, что не подумал об одном обстоятельстве. Благородная особа, выросшая в
