На день погребения моего (ЛП) - Пинчон Томас Рагглз

  — А если деньги не достигают цели...

— Тогда они начинают неспешную работу зла, это их специализация. Возможно, потребуются годы, пока однажды деньги не примут, достигается это бездушное состояние, как с деньгами, которые тем временем вложили куда-то еще, и они обеспечили более высокую ставку доходности.

Они зашли в заведение «Апицца». Аромат был отвлекающий, можно даже сказать, захватывающий.

 — Идем, — сказал Профессор, — кулинарные вкусы которого за предыдущий год развились от простого тропизма к повышенной пиццамании, — съедим по кусочку, что ты на это скажешь?

Когда его отношения со Скарсдейлом Вайбом свелись к ежегодным циклонным вторжениям в лабораторию «Мажор», а потом, слава Богу, и вовсе сошли на нет, Гейно Вандерджус начал думать, что замечает где-то на далеком краю своего поля зрения мерцающий крылатый объект среди деревенской каменной кладки и шуршащих вязов, и всё росло его странное убеждение, что это могла бы быть его душа, чье точное местонахождение с 1893 года вызывало некоторые сомнения.

Его сознание тоже демонстрировало признаки выздоровления после обморожения. Однажды, болтая с молодым Траверсом, он вытащил старый экземпляр британского научного журнала «Природа» из кипы на книжной полке, и, листая его, наткнулся на статью «П. Г. Тейт о Кватернионах. Рассмотрение их главного преимущества уникальной адаптации к евклидову пространству...», потому что, заметь, что студентам-физикам как таковым делать с более чем тремя измерениями? Прошу обратить внимание на «как таковым».

—  Студент-физик, как кто-либо другой, должен нуждаться в более чем трех измерениях? — Кит был озадачен.

— Ну, мистер Траверс, если вы когда-нибудь будете рассматривать возможность стать этим «кем-то другим», Германия станет для вас логичной страной. Учение о формах (величинах) Грассмана, Ausdehnungslehre, может быть расширено для любого количества измерений, сколько вам захочется. Д-р Гилберт в Геттингене разрабатывает свою «Спектральную теорию», которая требует векторное пространство бесконечных измерений. Его помощник Минковски думает, что измерения рано или поздно исчезнут в Континууме пространства и времени. Минковски и Гилберт в следующем году проведут совместный семинар в Геттингене. Тема — электродинамика движущихся тел, не говоря уже о недавней работе Гилберта о теории Эйгенхайта, векторы — сердце и душа этого всего, возможно, это, как говорят твои друзья, «счастливый билет»?

 Переполненный восторженными идеями о том, что он может сделать для кого-то что-то хорошее, старик достал из какого-то пустого пространства укулеле из темного экзотического дерева, отделанное черепаховым панцирем, и, сыграв бодрое восьмитактное вступление, начал петь:

   Геттингенский рэг

   Надень свое пальто для путешествий,

   Оставь Девушке прощальное письмо,

   И запрыгни на следующее судно

   В Гер-маниююю

   Там безумные профессора,

   Они никогда не стригутся,

   Они берегут мозги —

   А ты жди и смотри!

   Сойди с корабля линии «Гамбург-Америка», прежде

   чем ты поймешь, тебе нахамит

   Феликс Кляйн, не обращай внимания

   На аренду ключа от помещения (скажи:

   Как дела, Гилберт!

   Рад видеть тебя, Минковски!)

   Скажи им, университет Джо,

   Думаешь, там нет ничего, о чем ты не знаешь,

   Ты ничего не видел, пока не приедешь — так что!

   Пакуй эту суум-ку —

   Плыви на восток, молодой янки,

   Где сабель звон

   Задача четырех красок —

   просто шалость для студентов,

   Пока они веселятся,

   Флиртуют,

   Это геттингенский рэг!

 — Да, чудесное место, мои любимые пенаты на самом деле. Я с ними постоянно на связи, могу черкнуть им пару строк, если хочешь.

Погружение в продвинутый Векторизм. Больше не нужно заглядывать через плечо.

  —Ну, быть занятым — это то, что мне нужно, полагаю.

Профессор внимательно смотрел на него мгновение, словно на глаз определяя ширину расселины.

— Некоторым это помогает, — сказал он тихо. — Но это — не универсальное средство. Когда случаются человеческие трагедии, всегда кажется, что ученые и математики могут справиться с ситуацией хладнокровнее, чем другие. Но это форма ухода от реальности, и рано или поздно придет час расплаты.

Кит не мог понять, к чему он клонит. Он хотел доверять Профессору, но в этом вопросе был одинок.

   Он ответил:

— Я просто пытаюсь работать над одним набором задач за раз и не напиваюсь вдрызг по выходным.

Так же он хотел доверять 'Факсу, который был во всех отношениях хорошим парнем, но незнакомцы, сосредоточенно следившие за ним в кампусе и за его пределами, заставляли его быть осторожным. Их с 'Факсом общение погрузилось в утонченное оцепенение догадок о том, что кому известно или не известно, ветвление и повторное ветвление, ничего никогда не произносили вслух, все эти чреватые подмигивания и околичности. 'Факс в любом случае никогда не был тем никчемным типом, которым считал его отец. В уголках его глаз Кит видел масштабы незаметно осуществляемой деятельности.

 Оказалось, что 'Факс очень заинтригован таинственной башней на другом берегу Лонг-Айленда.

— Мы можем переплыть на другой берег и посмотреть. Ты мог бы познакомить меня со своим приятелем д-ром Теслой.

Через полчаса они пересекали бухту среди грядок устриц «Файр-хавен», отмечавших границы каждой из плантаций. Когда они вошли в Зунд, 'Факс начал встревоженно посматривать на воду и небо.

— Не нравится мне этот ветер, — приговаривал он. — И прилив уходит. Смотри за корму в оба.

Это накатило вдруг. Они только что смотрели на восток, на вспышки молний в черных небесах над Коннектикутом, а вот уже их лодка практически накренилась и ее несет к подветренному берегу Лонг-Айленда и смутным очертаниям башни Ворденклиф. При виде башни, урывками проступающей сквозь изорванный туман, Кит мог бы представить, что буря несет его к какому-то острову, еще не нанесенному на карту, в совсем другом океане, если бы у него было время для таких грез, но нужно было спасать свою маленькую яхту, стихия перехитрила их, они отчаянно вычерпывали воду, плывя без гика, они решились на это, у них даже не было времени убрать рангоут, а огромная скелетообразная башня неотвратимо приближалась в морской свистопляске, замкнутая загадочная свидетельница их отчаянной борьбы.

Они сидели в каменном передатчике-«хибарке», спроектированном МакКимом, Мидом и Уайтом, постепенно привыкая к тому, что они выжили и снова оказались на суше. Жена оператора принесла им салфетки и кофе, привезенный д-ром Теслой из Триеста. Отблеск дождя проникал в окна с высокими арками.

Худощавый молодой ученый с гипнотическим взглядом и усами а-ля Дикий Запад помнил Кита по Колорадо.

 — Векторист.

  — По-прежнему придерживаюсь этих взглядов, полагаю, — Кит сделал жест в направлении Йеля на другом берегу Зунда.

  — Я с сожалением узнал об уходе профессора Гиббса. Я им восхищался.

 — Надеюсь, он в лучшем месте, — ответил Кит более-менее автоматически, но спустя полторы секунды понял, что подразумевал также «в лучшем, чем Йель», и, наверное, также имел в виду и отлетевшую душу Вебба.

Когда Кит представил 'Факса, лицо Теслы стало бесстрастным:

—  Очень приятно, мистер Вайб, мои деловые отношения с вашим отцом были лишь немногим более сердечными, чем с мистером Морганом, но сын — не сторож кошельку отца своего, как мы говаривали на Границе... на самом деле мы так никогда не говорили, потому что в тамошних буднях когда нам это могло бы прийти на ум?

 В заливе и вокруг них все еще бушевала буря. Кит, дрожа, забыл о Вихрях векторного поля и Лапласианцах, подающих надежды дебютантках, о том, как его недавно ласкали крылья Тишины, и сидел, не мигая, внимательно слушая Теслу.

 — Моя родина — не страна, а артефакт международной политики Габсбургов, известный под названием «Военный фронти», по-нашему —Граница. Городок был очень маленьким, над побережьем Адриатики на горном хребте Велебит, определенные места там больше подходили, чем другие, для... как бы их назвать? Для зрительных опытов, которые могли бы оказаться полезными.