Серебряная куница с крыльями филина - Ан Ци

в вязанных толстых носках она спрятала под пушистое теплое пузо Лорда, разлёгшегося рядом на полу.

Луша кивнула головой, чихнула и уткнулась покрасневшим носишкой в носовой платок. Просто олицетворенная «легкая простуда» на боевом посту, готовая к новым подвигам несмотря ни на что. Шеф, однако, увлеченный своим занятием, ничего не заметил и продолжил.

– Во всяком случае, полковник Найденов, человек семейный, примерный муж и отец, ушел в отставку, поработал еще несколько лет консультантом в одном оборонном ведомстве, а потом окончательно отправился на покой. Сейчас ему семьдесят с хвостом. Он похоронил жену. Сын давно живет отдельно, он занимается продажей природного газа и очень преуспел. Старик и сам ни в чем не нуждается. Но сделался со временем весьма необщителен. Единственное место, куда он ходит с удивительным постоянством и рвением, это церковь. Член КПСС Степан Матвеевич никогда не был прежде замечен в религиозных склонностях. Но люди меняются…

– Петр Андреевич, я тоже обратила внимание, что он, уйдя на пенсию, сделался страшно религиозным. И пусть это веяние времени, мода даже. Но, знаете, такой пожилой человек!

– Возможно, как раз поэтому. Жизнь близится к концу, и люди начинают думать о том, что там за чертой. А что, в конце концов, у нас есть на этот случай, кроме церкви?

– Вы правы. Но вот еще что любопытно. По крайней мере, у нас не очень обычно. Полковник Найденов не православный, а католик. Прихожанин католического собора.

Тут Луша опять чихнула, но уже три раза подряд. Лорд вскочил и с недоумением уставился на нее. А Синица, мерявший шагами кабинет, и размахивающий своей любимой авторучкой, в это время застыл на месте и повторил без всякого выражения.

– Не православный, а католик… Католик он, полковник-то наш. Католик… Католик! Прихожанин собора, собора, соборчика, говорю, святого такого. Что-о-о? Почему католик? – вдруг заголосил он так громко, что воспитанный Лорд нервно зевнул. «Ваффф!» негромко, но очень неодобрительно выговорил пес.

– Вот что, свистать всех наверх! Олега ко мне немедленно, Володьку вызвать! – продолжал неистовствовать Петр. – Не делай „простуженные» глаза, я слышу, что ты чихаешь! Узнайте мне про этого пенсионера все, что можно и нельзя. С кем, когда, что, и как именно? Что ест, что пьет, с кем дружбу водит. Не так, как на «предварительном», поняли ребята? С деталями! И немедленно!

Темочкиной – спасибо! Пусть дальше работает. Я у нее, кстати, ничего про родителей Найденова не нашел. Написано – сирота. Она больше и не бурила. Так не пойдет! Выяснить подробнейшим образом, кем они были, когда и почему умерли. Кто его воспитал? О школе тоже ни единого слова.

А вы? А вы давайте по теперешним связям работайте. И чтобы хронометраж был у меня. Если надо, так и телефон Найденовский прослушаем. А Майскому задание особое. Пусть подготовится и обратится к настоятелю этого собора. Ох нет, что за чушь! Настоятель в монастыре! А в соборе? Пастор, наверно? Фу, пастор у протестантов. Да, тут я, определенно, не силен. Но это и не мои проблемы.

– Жучище! – проорал он появившемуся в дверях Олегу, который спустился из лаборатории в ответ на звонок.-

Жучище, ты переходишь в католичество и с завтрашнего дня станешь готовиться к принятию крещения в соборе Непорочного зачатия Девы Марии. Валяй, сочиняй себе легенду и топай туда с утра.

Олег изумился не хуже Лорда и уставился на начальника. Он был в халате и защитных очках, а потому его лицо за голубоватыми стеклами выглядело особенно впечатляюще. Он молчал. Петр взглянул на него, сделал паузу, а потом снова заговорил совсем другим тоном.

– Олег, прости, кажется, я случайно бестактность ляпнул. Если мы с тобой, о чем и не говорили до сих пор, так о религиозных делах. Может, это против твоих убеждений? Тогда я найду другой выход. Дело в том, что у меня идея безумная появилась. Все вертится вокруг тайного врага Эрны и ее матери, полковника Найденова. Мы должны бросить все силы на это дело и узнать о нем, все, что можно. Я подумал – ты из нас всех самый положительный и вызывающий доверие. Поэтому…

Зазвонил телефон, Петр извинился и прервался, а затем, второпях сказав, что Луша, мол, все Майскому объяснит, выскочил за дверь.

– Через час вернусь! – бросил он на ходу, – надо быстренько в банк сгонять, срочно понадобилась моя подпись.

– Ну хорошо, объясняй, – вздохнул до сих пор молчавший Олег и сел.-Убеждения убеждениями, только работа есть работа.

Храм на малой Грузинской был весь из красного кирпича, с башенками, арочным порталом и розеткой на фасаде. Выстроенный в неоготическом стиле и любовно восстановленный, он радовал взгляды не только городских обывателей, но и знатоков. Стройный и гордый, устремленный в небо, словно застывший по мановению волшебного жезла факел, храм внутри оказался неожиданно очень светлым, умиротворяюще тихим островком покоя. Трудно такое было вообразить на Грузинах в самом котле столичного густого борща вблизи от Баррикадной.

Маленькая девочка лет двенадцати в белой шапочке с вышитой снежинкой и скромном коричневом пальто вошла в собор, сделала несколько шагов и остановилась. Под высокими белыми сводами было прохладно, и она снова надела свои вязаные варежки, которые, было, скинула, открыв врата. Они отворились почти бесшумно, так что женщина в платочке, старательно полирующая мягкой замшей позолоту изножья статуи Богоматери, даже не оглянулась. Девочка поколебалась немного и сказала.

– Здравствуйте! Я прочла на доске объявлений, что тут часы работы с половины девятого до восьми ежедневно, и думала.

Уборщица вздрогнула, обернулась и строго посмотрела на нее.

– Часы работы? Вот я и работаю. А ты кто ж такая? Чего тебе здесь надо?

– Мне. Мне надо с отцом настоятелем поговорить. Скажите, пожалуйста, как мне его найти? – робко ответила та.

– С отцом настоятелем? Ишь, чего захотела, нету у него других забот! Тут тебе не игрушки! Ты креститься-то хоть умеешь? Ты знаешь, куда пришла? Если дело какое, приходи с родителями. Ходят тут, мешают только, – ворчливо повысила голос уборщица.

– Я пришла в Собор Непорочного зачатия Девы Марии, а креститься умею.

И она окропила пальцы в чаше со святой водой, опустилась на одно колено, повернувшись к алтарю, и наложила на себя по всем правилам крест.

– Смотри, пожалуйста, и вправду по римско-католическому обряду крестится – слева направо! Тебя, девонька, зовут-то как? – заметно смягчилась женщина.

– Меня зовут Стася, Станислава Ряжская. Я дедушку своего ищу. Я.

Голос девочки дрогнул, и по щеке поползла слеза. Она села на скамью, всхлипнула и опустила головку.

– Э-е-е, а плакать зачем? Ну-ка,