Остров - Робер Мерль

Обычно Парсел умывался в пристройке. Он встал, открыл дверь, вышел на крыльцо и, повернувшись, затворил за собой дверь. В тот же миг хлопнул выстрел, и пуля просвистела у него над ухом.

Это произошло так внезапно, что он секунду стоял ошеломленный, глядя на рощу, так и не поняв, что стреляли в него, и даже не думал вернуться в дом.

Дверь позади него распахнулась, рука Ивоа схватила его, и он опомнился, уже стоя в хижине за запертой дверью, прислонившись спиной к косяку. Он был совершенно спокоен.

Ивоа смотрела на него с посеревшим от страха лицом, губы ее дрожали. Вдруг она покачнулась, вытянув вперед руки. Он подхватил ее, поднял и отнес на кровать. Когда он положил ее и выпрямился, у него перехватило дыхание. Он смотрел на нее, и глаза его улыбались. Оба не проронили ни слова.

Он снова направился к двери.

— Не отворяй! — закричала Ивоа.

Он сделал отрицательный жест рукой и подошел к двери. Пуля не пробила толстой дубовой доски, и кончик ее торчал в косяке на высоте груди. Парсел взял ножик и попробовал ее извлечь. Все произошло как раз в ту секунду, когда он обернулся, чтобы затворить за собой дверь. Он повернулся боком, и пуля прошла в нескольких сантиметрах от него. Вытаскивая пулю из дерева, он сам удивился, что ничего не чувствует. Накануне, когда Ивоа сказала: «Много мужчин умрет, прежде чем он родится», Парсел пережил минуту панического страха. А теперь смерть почти коснулась его, а он ничего не испытал.

Тут послышался еще выстрел. Он сделал шаг назад.

— Адамо! — вскрикнула Ивоа.

Но нет, стреляли не по хижине. Парсел подбежал к окошечку и отважился бросить взгляд наружу. На Вест-авеню стоял Бэкер с ружьем в руках и вглядывался в рощу. Из дула его ружья шел дым.

Минуту спустя кто-то постучал. Парсел отворил дверь. В комнату ворвался Бэкер, таща за руку Амурею, растрепанную, задыхающуюся. Ивоа вскочила с постели, подбежала к ней и крепко обняла.

— Я привел ее сюда, чтоб вы перевели мне, что она говорит! — сказал Бэкер резким повелительным тоном.

Лицо его осунулось, глаза горели диким огнем, говорил он отрывисто, сжав зубы, едва сдерживая ярость.

— Полагаю, что эти мерзавцы метили в вас.

— Я тоже так думаю, — подтвердил Парсел.

Он повернулся к двери и снова взялся за дело. Ему не понравился тон Бэкера. В словах «метили в вас» прозвучала неприязнь.

— Я шел по тропинке с Амуреей, — продолжал Бэкер возбужденно, — и услышал выстрел. Увидев, что кто-то шевелится в рощице, я выстрелил.

Он уселся на табуретку и, разговаривая, стал перезаряжать свое ружье. Амурея и Ивоа сидели на кровати и переводили глаза с одного мужчины на другого. Парсел по-прежнему трудился над застрявшей в косяке пулей. Старая дубовая доска, которая пошла на изготовление двери, стада твердой как железо. Он работал ножом, время от времени точно и крепко ударяя ладонью по рукоятке.

— Она убежала сегодня утром из их лагеря, — заговорил Бэкер, указывая подбородком на Амурею, — пока Оху спал. И пришла прямо ко мне.

Немного успокоившись, он прибавил:

— Я бы хотел, чтобы вы мне перевели…

— Сейчас кончу, — сказал Парсел.

Ему удалось просунуть кончик ножа в щель, которую он постепенно расширил. При вторичной попытке вытащить пулю она немного подалась и вылезла почти наполовину. Парсел снова принялся расщеплять ножом дерево, и вдруг пуля выскочила так неожиданно, что упала и откатилась. Парсел подобрал ее и стал вертеть в руках, потом поднес к глазам.

— Вас что-то удивляет? — спросил Бэкер.

— Нет, ничего, — ответил Парсел, спрятав пулю в карман. Он пододвинул табуретку и сел напротив Амуреи. Она тотчас заговорила глухим гневным голосом:

— Это Тими.

— Это Тими убил Ропати?

— Да.

— Чтобы ты досталась Оху?

— Да.

Парсел взглянул на Ивоа. Убийство из ревности, совершенное под прикрытием войны. Мелкая цель под видом общего дела. Ивоа оказалась права.

— А другие были согласны?

— Как будто.

— Что значит «как будто»?

— Когда Ропати упал, Меани и Тетаити очень рассердились. Но Тими сказал: «У Ропати было ружье». Он открыл ружье, и в нем лежала штучка, которая убивает. Тогда Тетаити сказал: «Хорошо». Потом он сказал женщинам: «Берите воду и уходите»…

«Счастье еще, — подумалось Парселу, — что ему не пришло голову лишить нас воды и таким образом сломить наши силы».

— А потом?

— Потом Оху сказал: «Я хочу Амурею». Я бросилась бежать, но Оху бегает очень быстро, он поймал меня, кинул на землю, положил руку мне на голову и сказал: «Ты моя раба!»

Она замолчала. Парсел старался подбодрить ее взглядом.

— Они отрезали головы.

Сказано это было бесстрастно, без тени осуждения, таков обычай. Они чтят обычаи.

— А потом?

— Они поломали ружья.

— Как! — воскликнул Парсел, даже подскочив от удивления. — Какие ружья?

— Ружья, взятые у перитани.

— Поломали? — повторил Парсел, пораженный. — Ты, очевидно, хочешь сказать не «поломали», а открыли? Они открыли ружья перитани?

— Они их открыли, все из них вынули, а потом поломали. Она показала жестом, как они схватили ружья и разбили о камень. И посмотрела на Парсела с удивлением. Это ведь так понятно. Врага убивают. Убив, ему отрезают голову. А его оружие уничтожают.

— Значит, — в волнении сказал Парсел, — они поломали ружья?

— Да, но сначала они их открыли. Ружье Желтолицего оказалось пустым. Тогда Меани сказал: «Мне жаль, что я его убил». Но Тетаити рассердился и сказал: «Когда Скелет выстрелил в Кори и Меоро, Желтолицый тоже целился в нас из ружья». И остальные сказали: «Твое слово верно».

— И тогда они поломали ружья?

— Да.

— Все четыре ружья?

— Да.

Ивоа не спускала глаз с Адамо. Она не понимала, чему он так удивляется. У таитян есть восемь ружей из пещеры. Хватит за глаза.

— Амурея, — настаивал Парсел. — ты уверена? Все четыре? Они ни одного не оставили?

— Все четыре. Тетаити поломал их одно за другим.

Парсел засунул руки в карманы, сделал несколько шагов по комнате и, подойдя к окошку, бросил взгляд на рощицу. Потом повернулся, посмотрел на Амурею, и ему стало стыдно. Ведь он ни разу не подумал о ней самой, она была для него лишь источником информации.

— Амурея, — сказал он ласково, снова усаживаясь против нее.

Она сидела, прямая, неподвижная, послушно сложив руки на коленях; ее юное лицо было строго и замкнуто, а сверкающие глаза смотрели на Парсела в упор.

— Таоо! — сказала она, не повышая голоса. Она несколько раз повторила: «Таоо», и Парсел не мог понять, то ли она ждет, что он отомстит, то ли хочет отомстить ему.