Мемуары дипломата - Джордж Бьюкенен

Хотя все мои симпатии были на стороне Корнилова, однако я все время старался изо всех сил бороться с идеей военного переворота, так как наилучшую надежду на спасение России дало бы тесное сотрудничество между Корниловым и Керенским. Корнилов вовсе не был реакционером, он добросовестно верил, что Львова командировал Керенский с целью выяснить его взгляды на политическое положение; и он высказал их со своей обычной прямотой, не придавая им формы ультиматума. Совершенно нельзя объяснить роли, сыгранной в этом деле Львовым. Он извратил позицию Керенского перед Корниловым и позицию Корнилова перед Керенским. Но я не могу сказать, был ли он мошенником или глупцом. Во всяком случае, он оказался зловредным интриганом. Корнилов решился на выступление только получив предложение Керенского подать в отставку, и им двигали при этом исключительно патриотические мотивы. Но в то время, как лично он был готов работать с Керенским, за его спиной стояли люди, уже в течение нескольких недель до того устраивавшие заговоры с целью низвержения правительства и желавшие воспользоваться им как своим орудием и заставить его плясать под их дудку.

О тайне этого контр-революционного движения знало столько лиц, что оно перестало быть тайным. Керенский знал о нем, так что, когда Львов передал ему то, что было истолковано, хотя и совершенно неправильно, как ультиматум Корнилова, то он уже был настроен подозрительно и был предубежден против Корнилова. Хотя Керенский, несомненно, считал его опасным соперником, который, получив однажды власть над армией, мог бы использовать ее против правительства, однако я не думаю, чтобы он намеренно подставил ловушку Корнилову с целью убрать его с дороги. Однако и за его спиной, как и за спиной Корнилова, стояли дурные советчики, которые ради личных или партийных побуждений подстрекали его удалить верховного главнокомандующего. Что он еще колебался сделать это, показывает то обстоятельство, что в телеграфном своем разговоре с Корниловым он обещал приехать в ставку, и только Некрасов окончательно убедил его объявить Корнилова изменником. Вся его политика была слабой и колеблющейся. Страх перед Советом, повидимому, парализовал всякий его шаг. После июльского восстания ему представлялся случай подавить большевиков раз навсегда, но он отказался им воспользоваться, а теперь, вместо того, чтобы постараться притти к соглашению с Корниловым, он уволил в отставку единственного сильного человека, способного восстановить дисциплину в армии. Кроме того, в целях защиты революции, которая всегда у него была на первом плане, он сделал дальнейшую ошибку, вооружив рабочих, и прямо сыграл таким образом в руку большевикам. В письме в министерство иностранных дел от 21 сентября я говорил: "Как сказал мне вчера один известный иностранный государственный деятель, у Керенского две души: одна - душа главы правительства и патриота, а другая - социалиста и идеалиста. Пока он находится под влиянием первой, - он издает приказы о строгих мерах и говорит об установлении железной дисциплины, но как только он начинает прислушиваться к внушениям второй, его охватывает паралич, и он допускает, чтобы его приказы оставались мертвой буквой. Боюсь, кроме того, что, подобно Совету, он вовсе не хочет создания сильной армии и что, как он однажды мне заметил, никогда не станет ковать собственными руками оружие, которое может быть некогда использовано против революции".

Глава XXX.

1917

Совет получает перевес. - Демократическое Совещание принимает коалиционное правительство. - Беседы с Терещенко и Керенским. Правительство созывает Временный Совет Республики в качестве совещательной палаты. - Представительство России на Парижской конференции

Неудача корниловской попытки государственного переворота, как я сказал Терещенко, разрушила мои последние надежды на улучшение положения как на фронте, так и в тылу и лишила офицеров того небольшого авторитета, которым они пользовались раньше, восстановив в то же время падавшее влияние Совета. Последний принял резолюции, требовавшие отмены смертной казни, объявлявшие все существующие тайные договоры недействительными и требовавшие немедленного заключения всеобщего демократического мира. Совет, сказал я, стал господином положения, а правительство он только терпит вплоть до того времени, когда он решит взять власть в свои руки. Терещенко попытался успокоить меня, сказав, что он заявил министрам-социалистам, что строгие дисциплинарные меры должны быть приняты немедленно, и что всякое большевистское восстание должно быть сурово подавлено.

Ближайший шаг, предпринятый Советом, состоял в том, что он отказался признать вновь образованное Керенским коалиционное правительство и созвал Демократическое Совещание с целью определения состава правительства, способного осуществить программу революционной демократии. В течение сессии этого Совещания управление страной было вручено совету пяти, главными членами которого были: Керенский, Терещенко и военный министр (Верховский), причем этот совет должен был поддерживать тесный контакт с Советом рабочих и солдатских депутатов. В то же время 15 сентября была провозглашена республика, смысл которой был тот, что революция продолжается.

Сначала Керенский намеревался поставить Совещание, собравшееся 27 сентября, перед совершившимся фактом, но у него не хватило мужества, и 3 октября он представил президиуму Совещания имена лиц, которых он намеревался включить в свой кабинет. В то же время он произнес речь, в которой, обрисовав положение в самых мрачных красках, он настойчиво указывал на то, что только коалиционное правительство, представляющее все партии, может спасти Россию. Тем не менее, Совещание продолжало принимать ряд противоречивых резолюций за и против коалиционного правительства, которые в действительности не допускали участия кадетов в каком бы то ни было министерстве, и только 9 октября, после продолжительных переговоров между Керенским и президиумом Совещания, было образовано коалиционное правительство, в которое было включено шесть кадетов и промышленников. Петроградский Совет, исполнительный комитет которого был переизбран, причем большевики оказались в нем в большинстве, а председателем его был избран Троцкий, немедленно же высказался против правительства.

В письме в министерство иностранных дел по поводу Совещания я говорил:

"Первоначальная мысль его инициаторов заключалась в том, чтобы дать демократии возможность выступить объединенным фронтом против несоциалистических партий, но единственным результатом его было расщепление демократии на бесчисленное множество мелких групп и подрыв авторитета ее признанных вождей. Одни только большевики, составляющие компактное меньшинство, имеют определенную политическую программу. Они более активны и лучше организованы, чем какая бы то ни было иная группа, и пока они и представляемые ими идеи не будут окончательно раздавлены, до тех пор страна будет оставаться добычей анархии и беспорядка. К несчастью, более умеренные социалистические вожди, вроде Церетели и Скобелева, миссия которых состоит в борьбе с крайними большевистскими доктринами в Совете, никогда не могут совершенно позабыть о том, что как бы ни была глубока пропасть, отделяющая их от большевиков, тем не менее они являются товарищами-соратниками в деле социализма. Поэтому они никогда не санкционируют принятие строгих мер против большевиков, как партии, которая привела Россию на край гибели, но только против отдельных их членов, оказавшихся виновными в изменнических поступках. Если правительство не будет достаточно сильно, чтобы раздавить большевиков силой, рискуя раздавить вместе с ними и Совет, то единственной возможностью будет большевистское правительство.