Воспоминания о Рамане Махарши. Встречи, приводящие к трансформации - Дэвид Годман

Внезапно из его глаз полился свет. Он словно изрыгнул на меня огонь. Я не могу никак иначе описать эту мгновенную вспышку его взгляда. Этот мощный взгляд вошел прямо в меня, просверливая насквозь все, что заставляло меня считать себя чем-то отдельным и отличным от него. Я чувствовал, как сердечный центр с правой стороны груди начинает нагреваться. Я часто ощущал его во время медитаций, и у меня часто было чувство, что меня засасывает в этот центр, что он поглощает меня… Но сейчас было нечто совершенно другое. Сердечный центр нагревался все сильнее и сильнее по мере того, как Бхагаван продолжал пристально смотреть на меня, пока я не почувствовал, что он превратился в раскаленный огненный шар, сияющий внутри меня. Я чувствовал, как Бхагаван нагнетает туда неимоверно мощное духовное электричество – под его взглядом я без малейших сомнений ощущал, что этот сердечный центр представляет собой нечто вроде духовной динамо-машины, испускающей искры света и энергии. Я чувствовал себя так, словно мне в грудную клетку вживили какой-то невероятно мощный электрический аппарат.

Я сидел прямо и неподвижно, мой взгляд был прикован к его глазам. Из его сияющих глаз струился огонь и вгрызался в самую сердцевину моего естества.

«Убейте меня!» – умолял я его.

Я не могу сказать, сколько длилась эта прямая передача. Время и пространство потеряли значение, растворились в этом бесконечном настоящем моменте, когда наши глаза были прикованы друг к другу. Однако в какой-то момент я осознал, что мое тело больше не может выдерживать это напряжение. Огонь в моей груди разгорелся так сильно, что я почувствовал, что вот-вот взорвусь. Мысленно я попросил его отпустить меня.

Я получил то, ради чего пришел. Написав этот рассказ о посвящении, полученном от него, когда наши глаза встретились, я понял, что дал очень краткое описание того, что происходило в действительности. Произошла полная трансформация, внутри и вовне, и все это случилось без единого слова. Это безмолвное взаимодействие было непосредственнее и живее, чем любые объяснения, которые можно дать словами.

Бхагаван подвел меня к самому порогу моей готовности. Когда я почувствовал, что больше не могу выносить его мощь, я отказался от взаимодействия. Я знал, что работа еще не окончена, но чувствовал, что милость, которую излил на меня Бхагаван в этот день, сделает свою работу в свое время. Я получил от него прощальный подарок – о более ценном подарке я не мог просить.

Я уехал из Тируваннамалая лишь за несколько дней до смерти Бхагавана. К тому времени там ежедневно было по меньшей мере тысяча человек, добивавшихся встречи с ним, но нам разрешалось только стоять перед его дверью и десять-двадцать секунд смотреть на него, лежащего на кровати. Я чувствовал, что должен оставить его в покое, чтобы он мог спокойно уйти. Получив свой бесценный дар посвящения, я уступил место тем, кто все еще жаждал получить последнее благословение.

Вернувшись в Бомбей, где я жил у друга, я с изумлением обнаружил перемену, произошедшую во мне. Это был тот же самый дом, где я остановился по дороге в Тируваннамалай. Там я читал «Этику» Спинозы, очень тяжелый текст, в котором каждое предложение приходилось перечитывать по нескольку раз. Я оставил книгу открытой на своей кровати, и, поскольку в этой комнате с тех пор никто не жил, она встретила меня на том же месте. Хотя ее содержание меня больше не интересовало, я все же взял ее в руки и обнаружил, что теперь могу читать ее легко, как роман.

Что-то явно и бесспорно преобразило мой ум и мою способность к пониманию.

И все же я знал, что этой метаморфозы недостаточно. Два месяца, проведенные с Бхагаваном, вывернули меня наизнанку и перевернули с ног на голову. Его милость воспламенила мой ум и сердце, но при этом я знал, что времени, которое я провел с ним, слишком мало, чтобы устранить все препятствия. Состояния безмолвия и невыразимого счастья были прекрасны, но, пребывая в этих состояниях, я не замечал проблем, остававшихся все это время в моем уме. Фундаментальные качества моего ума дремали, а его ошибки и наклонности были не различимы. Например, меня всегда очень привлекала йога, и я был убежден, что сознание возникает из кундалини. Правильное видение, согласно учению Бхагавана, что кундалини зарождается в сознании, было передано мне через несколько недель после того, как Бхагаван покинул тело. Я даже не знаю, откуда я изначально взял свое абсурдное представление, но когда я понял это, мне стало ясно, что все еще полон ошибочных концепций. За время, проведенное с Бхагаваном, мой ум, вопреки моим ожиданиям, не успел очиститься окончательно. По мере того как он постепенно возвращался на круги своя, мысли возникали одна за другой, и стало совершенно ясно, что я не в полной мере понял суть учения Бхагавана. Меня интересовало состояние глубокого сна. Бхагаван категорично утверждал, что в освобожденном состоянии присутствует осознавание глубокого сна как преходящего, временного феномена. Я же никогда не испытывал этого даже в самых глубоких, самых экзальтированных состояниях. Несомненно, существуют более глубокие уровни переживания, которые я не постиг. Кроме того, я размышлял над простым утверждением, что человек всегда является свидетелем мыслей и никогда – тем, кто их думает. Я мог согласиться с этим, но в то же время не мог признаться, что когда-либо прозревал сквозь иллюзию того, что я – тот, кто думает «свои» мысли.

Хотя я был далек не удовлетворенности своим духовным состоянием, я не страдал и не беспокоился об этом так, как в Европе. За время, проведенное с Бхагаваном, я обрел непоколебимую уверенность в том, что он заботится обо мне. Я знал, что он следит за моим духовным благополучием. Я знал, что его наставничество не прекратится только из-за того, что он оставил тело. Я ждал терпеливо, с полной уверенностью.

Спустя три месяца после его ухода у меня было видение, укрепившее мою веру в то, что Бхагаван продолжает вести меня. Я иногда представлял себе, что нахожусь в холле и разговариваю с ним о разных вещах, все еще волновававших меня. Во время одной из таких воображаемых встреч я внезапно перенесся обратно в Раманашрам и оказался перед ним. Я был довольно близко к нему, но в холле было очень много людей – около двух сотен, и у меня было мало шансов поговорить с ним о своих проблемах.

Я молчаливо желал: «О Бхагаван, хотелось бы, чтобы кроме вас и меня здесь никого не было!»

Почти сразу же человек, сидевший рядом со мной, встал, простерся и ушел. После этого люди стали уходить один за другим. Все делали какой-нибудь жест почтения Бхагавану и уходили. Через пару минут мы с Бхагаваном остались одни. Я подошел ближе и сел у самых его ног. Подняв на него глаза, я сказал: «Как чудесно быть с Бхагаваном наедине!»