Мой адрес – Советский Союз! Тетралогия (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

– К Прокурору, – повторил крепыш, пропуская меня с проводником, а сам возвращаясь на «боевой пост».

Открывший дверь худой и какой-то весь дёрганый тип, осмотревший меня с вызывающей подозрительностью. Мол, что это за фраер залётный припёрся.

– Заходите.

Квартира была однокомнатной – зала и кухонька, куда вела приоткрытая дверь. Обстановка скромная, можно даже сказать, спартанская. Разве что висевшая стене 6-струнная гитара вносила в интерьер некий романистический антураж. Да и то по виду она была чуть ли не старше меня.

Был ещё телефонный аппарат, явно довоенного образца. Интересно, на этот номер я звонил, когда просил о встрече? Или где-то на другой квартире сидит тётка-связная?

За круглым, накрытым клеёнчатой скатертью столом, над которым клубилось сизое облако табачного дыма, сидели четверо. Двое из них перекидывались в засаленные, видавшие виды карты, двое наблюдали. Помимо карт на столе лежали несколько помятых 5 и 10-рублёвых купюр, пачки «Беломора» и «Примы», а также стояла початая бутылка «Столичной», четыре гранёных стакана и нехитрая закусь, в которой предпочтение отдавалось соленьям. Интерьер дополняла вполне цивильная пепельница. Сидевший лицом ко входу картёжник, кинувший в мою сторону быстрый, цепкий взгляд, кивнул в сторону продавленного дивана:

– Присядь пока.

Похоже, это и был Прокурор. Обивка выглядела столь непрезентабельно, что у меня не было никакого желания на неё опускать свой зад. Но свободных стульев или табуретов я не видел, дёрганый, что впустил нас, уселся на валик дивана, а мой провожатый ушёл, видимо, сделав своё дело – доставив меня по назначению.

Пружины жалобно скрипнули под моим весом, хотя я и присел на самый краешек. По ходу дела разглядывал остальных сидевших за столом. Оппонент Прокурора был бугай с широченной спиной и мятыми ушами – лица я его сзади не видел. Не иначе занимался когда-то вольной или классической борьбой.

Слева за столом сидел хмурый мужик лет пятидесяти, задумчиво смоливший «беломорину». Худой, лицо изрезано морщинами, брови густые. Пальцы в перстнях-татуировках. Впрочем, как и у остальных, включая Прокурора. На безымянном пальце его правой руки был вытатуирован чёрный крест с точкой посередине и диагональными лучами, а на среднем – белая корона с расходящимися лучами. Наверное, что-то авторитетное. Сидевший справа картёжник обладал неброской внешностью, мог сойти и за водителя самосвала, и за какого-нибудь токаря-карусельщика. Взгляд, правда, выдавал в нём натуру хищную, такой пырнёт ножом – и на его лице не дрогнет ни один мускул. В данный момент он как раз и поигрывал ножичком с наборной рукояткой.

Играли вроде бы в «буру», насколько я разбираюсь в карточных играх. И везло всё больше Прокурору, а «борец» то и дело сопел и что-то гундел себе под нос, что-то типа: «Бог создал вора, а чёрт прокурора». Наконец партия закончилась закономерной победой Прокурора, тот с непроницаемым лицом подгрёб к себе купюры и констатировал:

– Играйте без меня пока, ко мне человек пришёл… Пойдём на кухню, не будем людям мешать.

Закрыв за собой дверь, кивнул на табурет, что стоял у маленькой плиты, сам уселся на такой же, напротив меня, у небольшого столика.

– Ну что, давай знакомиться, Артист. Меня можешь звать Сан Санычем, можно просто Саныч, и без выканья.

– А я Евгений, и тоже согласен на «ты», – улыбнулся я, пожимая сухопарую ладонь.

– А не боитесь незнакомого человека на свою «малину» пускать? – начал я первым с добродушной улыбкой, чтобы придать разговору некую раскованность.

– Так тут всё законно, я здесь прописан, – безмятежно махнул рукой Прокурор. – И могу друзей приглашать хоть каждый день. Мы не шумим, не хулиганим. Участковый в курсе, раз в неделю приходит с проверкой… Так что у тебя за дело?

Не спеша я выложил историю с подозрительными личностями, один из которых позже прикинулся газовщиком.

– А может, он и есть газовщик? – прищурился Прокурор.

– Я своей девушке верю, у неё чуйка, – приврал я. – Вот и хотел узнать, может, ваши кто задумал мою хату обнести?

Прокурор задумчиво побарабанил пальцами по столешнице, так же, как и в зале, застеленной клеёнкой, только с порезами от кухонного ножа. И та была в разноцветную клеточку, а на этой размноженные принты корзины с цветами.

– Адресок у тебя какой? Угу… Посиди пока, я перетру кое с кем.

Он встал, вышел из кухни, вернулся минуты через три.

– Из наших никто не курсах насчёт домушников, что хотят обнести твою хату. Поспрошаю у других авторитетных людей, может, они что скажут полезного. А пока разберёмся – за твоей хатой приглядят, так что можешь не волноваться.

– От души благодарю! – сказал я, вспомнив, что в блатном мире слово «спасибо» считается оскорбительным.

Прокурор поднялся, я тоже, и уже в зале он меня легко прихватил за локоть.

– Абрам писал, что ты песни хорошие знаешь. Нам не споёшь? Если, конечно, не сильно торопишься.

Вот же блин, Абраша, подставу мне устроил…Кто его просил писать в своей маляве про мои музыкальные экзерсисы? Отказаться, сославшись на простуженные связки или негнущиеся пальцы? Не думаю, что это хороший вариант, могут и оскорбиться.

– Для уважаемых людей отчего ж не спеть, – улыбнулся я. – Можно инструмент?

Тот, что запускал нас с провожатым в квартиру, снял со стены гитару и протянул мне. Немного расстроена, но поправить это – дело пары минут. А дальше одну за другой исполнил «У каких ворот» и «Золотые купола» Круга. У общества песни нашли понимание. Проняло так, особенно на строчках о дочке и матери в песне «У каких ворот», что у «борца» даже глаза подозрительно заблестели. Вот уж не думал, что он такой сентиментальный, по виду и не скажешь. Видно, что-то личное затронули слова в его душе. Остальные тоже выражали крайнюю степень грусти.

После «Золотых куполов», набравшись наглости, спел «Честный вор». Извиняй, Миша Круг, что я тут твои хиты исполняю, но больно уж публика подходящая. К тому же ни на каких пластинках и плёнках я их издавать не собираюсь. Если кто-то перепоёт – бога ради, пусть считается народной. Одним словом, довёл бывалых мужиков своими песнями до соплей.

Напоследок я оставил на «общак» полтинник, принятый братвой с уважением. Иметь динамовскую крышу хорошо, а ещё и знакомства среди блатных – хорошо вдвойне.

В общем, покинул я блатную хату со щитом, в крепкой уверенности, что моей личной собственности ничего не грозит. А ещё два дня спустя на улице ко мне подошёл тот самый типчик, что передавал записку с номером телефона Прокурора. На этот раз он принёс от босса устое сообщение.

– Короче, фраеров, что хотели тебя обнести, мы нашли, и предупредили, чтобы от твоей хаты держались подальше. Они всё поняли и пообещали обходить твой дом третьей дорогой.

Так вот разрешилась проблема. Полину я успокоил, сказав, что вопрос решён, помогли знакомые в «Динамо» со своими милицейскими связями. Ходившая в последнее время с весьма удручённым видом, Полина тут же преобразилась, у неё с плеч словно гора упала.

Тем временем в институте пришлось навёрстывать упущенное. К счастью, полученные за годы учёбы знания из моей прошлой жизни довольно плотно укоренились в памяти, и сильно напрягать в этом плане не пришлось.

Вадик флакончик духов для Насти принял с благодарностью и, хотя я сначала вообще отказывался от возмещения убытков, всё-таки вручил мне десятку. На мои возражения, что я потратился всего парой долларов, а доллар по нынешнему курсу стоит меньше рубля, последовало ответное возражение, что французские духи в СССР достать дешевле 25 рублей за маленький флакончик не представляется возможным. Я скромно умолчал, что Вадим держит в руках контрафактную продукцию, выпущенную отнюдь не во Франции. Но десятку взял, чтобы не обижать товарища. Ему-то радости сколько будет от вида счастливой возлюбленной! И в том числе от того, что за этим последует. Ну вроде как у нас с Полинкой.

Мама тоже была без ума от парфюмерного контрафакта, естественно, тут же похвалившись перед соседками, что сын привёз из Америки ей настоящие французские духи. И батя крепко меня обнял за подарок – пистолет-зажигалку. В ответ на вопросы соседей я скромно улыбался, шаркая ножкой, обтянутой такой же контрафактной джинсой.