Черное дело - Алексей Атеев

– Вы к кому, товарищи?

– К Сокольской.

– А по какому делу?

– А тебе какая разница, старая грымза? – сердито спросил Безменов, нажимая кнопку лифта.

– Вы что это себе позволяете?! – завопила сухопарая. – А ну пошел отсюда, хулиган, а то сейчас милицию вызову!

– Старший следователь уголовного розыска, – насупившись, бросил ей в лицо Безменов и сунул под нос удостоверение.

– Ай, батюшки, не признала, – залебезила бабка, – что-то не похожи вы на милиционеров.

– Поговорите у меня! – заорал Безменов.

– Вижу, вижу – свои, – совсем стушевалась сухопарая, – только нет ее дома, второй день нет.

– А где она?

– Укатила в Сочи.

– В Сочи?

– Так она сказала. Меня, говорит, не будет дней десять, уезжаю на юг. Мужчина при ней какой-то имелся.

– Как он выглядел?

– Да невидный такой. Мелковат. В кожаной куртке, штаны еще американские…

– Возраст?

– Лет тридцать пять. Она с ним сначала поднялась наверх. Потом через часок спустилась. Вся какая-то взъерошенная…

– Довольная?

– Да не то, что вы думаете… Скорее напуганная.

– Бывают у нее мужчины? Вы этого, в кожаной куртке, раньше видели?

– Нет, первый раз с ней пришел. К ней обычно заходят такие вальяжные. Все один артист ходил… Прямо барин. Ну, брат еще ее бывает, иной раз заскакивает.

– У нее есть брат?

– Как же, на «Мосфильме» большой начальник, говорят, ну и мальчишечки разные наподобие покойного сыночка бывали. Но те больше к Валентину ходили. Последнее время их не видать.

– А как фамилия ее брата?

– Чего не знаю, того не знаю. Только помню, величают его Сергеем Васильевичем.

– Когда она уехала?

– Позавчера, часа в три. Я еще удивилась: на юг едет, а без вещей. Хотя для них, богатых, все уже на месте припасено. Не чета нам, серости.

– Вот черт, еще какой-то брат появился! – в сердцах произнес Илья, заводя машину. – Она, несомненно, уехала с Осиповым, все сходится: кожаная куртка, джинсы, сам плюгавый… Но вот куда они подались? Ладно, едем к Ванину.

Они колесили по Москве не меньше часа. Покойный литконсультант проживал аж в Теплом Стане. Долго не открывали, и наконец из-за двери послышался ломкий голос:

– Кто там?

– Из милиции, – сказал Илья, – открывайте.

Дверь отворилась, придерживаемая цепочкой, в образовавшейся щели показалось лицо подростка лет пятнадцати.

– Документы покажите!

Он долго разглядывал удостоверение, потом, видимо, успокоившись, звякнул цепочкой и пропустил визитеров в квартиру.

– Приходили же от вас! – произнес он с хмурым недоумением.

– Приходили, да не те, – стараясь не напугать мальчишку, весело сказал Илья. – А мать где?

– На работе, где ж еще.

– Тебя как зовут?

– Фома.

– Редкое имя. Это в честь деда, что ли?

– Да вы проходите, – не вдаваясь в подробности относительно своего имени, пригласил мальчик. Илья и Хохотва вошли в комнату, видимо, парадную, и уселись на диван-кровать. «Довольно скромно, – отметил про себя Илья, оглядывая обстановку, – а теперь им придется жить еще скромнее. Конечно, литконсультант не ахти какая птица, но все же кормилец». Он взглянул на худого высокого мальчишку и неожиданно для себя проникся к нему жалостью.

– Так почему тебя Фомой назвали? – поддерживая шутливый тон, продолжил он.

– Далось вам мое имя. Каждому приходится объяснять, зачем да почему… Назвал отец так, и все.

– Ты не сердись, – неожиданно сказал Хохотва, – я понимаю, редкое имя иногда кажется непривычным для уха, вызывает шутки… Я по себе это знаю.

– А вас как зовут? – спросил мальчик.

– Марком, но не в имени дело. Фамилия у меня смешная: Хохотва. Натерпелся в детстве. Да и сейчас иногда подначивают. Если, говорят, ты Хохотва, то почему никогда не смеешься? Потому и не смеюсь.

Мальчик слабо улыбнулся.

– Мы пришли по делу, – переменил тему Илья. – Убийцы твоего отца пока не найдены, а найти их нужно обязательно. И похоже, мы вышли на след. Ждать твою мать у нас нет времени, может быть, ты нам можешь помочь? Мы разговаривали с Ионой Фомичом незадолго до его неожиданной смерти. И он нам рассказал, что… – Илья запнулся, не зная, как объяснить мальчику, чем занимался его отец.

– Проще говоря, – спросил Хохотва, – были у твоего отца враги?

– Враги? – парень приоткрыл рот и уставился в потолок. – Даже не знаю. Наверное, были.

– А фамилий он не называл?

– Лучше у мамы спросите.

– Нам некогда ждать маму. Дело в том, что в опасности находится другой человек, и его может постигнуть участь твоего отца.

– Я ничего не знаю. Отец был очень скрытный, в свои дела меня не посвящал. Даже если к нему приезжали родственники из Югорска, он обычно отсылал из дома и меня и маму.

– А часто приезжали из Югорска? – поинтересовался Безменов.

– Да нет, раз в год, а то и реже. Последний их приезд, по-моему, случился в июне, отец, помню, долго ходил мрачный.

– Что это были за люди?

– Старики-то? Заскорузлые. От них всегда пахло. Рыбой, что ли, или салом каким-то. И запах потом долго держался в квартире. Мама по этому поводу ругалась. Напустили, кричала, блох. Хотя никаких блох не было.

– А как он объяснял их появление?

– Говорил, с родины приехали. Кровные братья.

– Так зачем все же они приезжали?

– Не знаю. Может, проведать. Но мне казалось, что они от отца чего-то требовали. И он их явно боялся.

– Так, может, они и убили его?

– Нет, вряд ли. Они были очень старые. Обычно их приезжало трое, а в последний раз только двое, и когда я спросил, где третий, отец сказал: умер.

– А как их звали? – спросил Хохотва.

– Одного, кажется, Артемий, второго не помню.

– Но чего, чего требовали? – повысил голос Безменов.

Мальчик молчал, видимо, раздумывая.

– Когда они последний раз появились, отец приказал мне сходить погулять, а сам закрыл дверь. Я стал одеваться в коридоре… Ну, недалеко от двери… Я не подслушивал специально, просто так получилось. Слышно из-за двери плохо, я разобрал только отдельные слова. Они вроде требовали от него закончить дела какие-то, если, говорили, не выполнишь – убьем.

– Так и сказали?!

– Вроде… Отец тут к двери подошел, и я испарился. Но, я думаю, не они вовсе его убили. Где Югорск – и где Магадан! И к тому же они требовали закончить дело не позже ноября.

– И все-таки он кого-то боялся?

– Да нет… Явного страха он не выражал. О своих рабочих делах говорил немного. Он вообще был какой-то…

– Какой?

– Не любил никого. Про всех говорил «дураки, дураки…». Все у него дураки были. Я, честно говоря, всегда думал: как же так, если он самый умный, почему мы бедно живем, даже машины у нас нет, да и квартирка… Сами видите. Мать вечно пилил. То не так, это не эдак.