Новый Мир ( № 1 2008) - Новый Мир Новый Мир

Александр Самоваров. Утомленные толерантностью. Кавказский и русский мир совершенно некомплементарны. — “АПН”, 2007, 31 октября <http://www.apn.ru>.

Среди прочего: “<…> антисемитизм в России давно уже не бытовой, а интеллектуальный — а это означает, что в реальной жизни антисемит никогда не будет хамить еврею только потому, что тот еврей”.

А также: “Думается, если бы Сталин ожил, то картина Михалкова [„Утомленные солнцем”] ему бы понравилась”.

А вообще — статья о фильме Никиты Михалкова “12”.

Свобода из подполья. Беседовал Евгений Степанов. — “НГ Ex libris”, 2007, № 37, 11 октября.

Говорит петербургский поэт, редактор и культуртрегер Арсен Мирзаев: “Я думаю, с тем, что необходимо издать „полного” Айги, никто спорить не будет. Но сейчас для этого нет условий и реальной возможности, хотя и ответственности с себя никто из нас, родственников, соратников и друзей его, не снимает. <…> Пока длятся споры о том, как правильно выпускать Айги, полным ходом идет подготовка его „малого собрания сочинений” для издательства „Гилея”. Жена Геннадия Николаевича, она вдовой себя не считает, — верующий человек и чувствует, что Айги всегда где-то рядом с ней, будем уважать ее чувства и ее волю, и поэт Саша Макаров-Кротков уже составили восемь томиков поэзии Айги. Вместе с одним или двумя прозаическими томами, которые я должен в ближайшее время представить в „Гилею” Сергею Кудрявцеву, они и составят это самое „малое собрание”. По первоначальному замыслу, оно должно состоять из 9 — 10 небольших книжек, которые будут продаваться, дариться друзьям в виде комплекта, помещенного в изящную коробку. То есть речь идет не об издании академического типа, а именно о подарочном варианте. Но все же это будет своего рода „полный” Айги”.

Елена Скульская. Даниил Дондурей. Специалист по третьей реальности. — “Дело”, Санкт-Петербург, 2007, 8 октября <http://www.idelo.ru>.

Говорит Даниил Дондурей: “Дело в том, что Россия перешла в третью реальность. Первая реальность — эмпирическая: как мы сидим, говорим, все, что вокруг. Вторая реальность — придуманная авторами: романы, фильмы. Есть телевизионная реальность — третья, где придуманное и эмпирическое соединены в нечто целое. Иными словами, если что-то показывают на телевидении, то, значит, это самое есть в реальности; если не показывают — этого нет. Вся страна страшно переживала гибель лодки „Курск” — десятки каналов освещали события, плыли крейсера и лодки, летели самолеты, люди рыдали. (Еще не было терактов.) На „Курске” погибли 114 человек. А через три месяца, даже меньше, чеченцы сбили вертолет, на котором были 118 офицеров. И если с „Курском” страна не могла успокоиться несколько месяцев, то о вертолете было лишь упоминание в ночных новостях. И больше ничего. Почему? Ответ прост: не было телевизионных камер, не успели их в Чечню подвезти, не были сняты обломки вертолета, не были сняты трупы. Не было камер, не было в телевизоре, не было в жизни”.

Том Стоппард. “Свобода мнений душит голоса эпохи”. Беседу вела Марина Давыдова. — “Известия”, 2007, № 184, 9 октября <http://www.izvestia.ru/culture>.

“Мне кажется, что человеческая природа заявляет о себе не в сложной политике, а в чем-то простом, как детский инстинкт. Для детей ведь характерно очень естественное и органичное чувство справедливости. Маленькие дети часто говорят: это нечестно. Их тяга к справедливости есть что-то фундаментальное, базовое. Она и лежит в основе социальной утопии. Ценности же фашизма или большевизма не являются базовыми. В их основе лежит искажение природной тяги человека к справедливости. Циничное искажение. А вот в марксизме как таковом этого искажения нет. Он в XIX веке решал базовые моральные проблемы”.

“<…> разочарование в человеческой природе не отменяет тяги к социальной справедливости. Чем больше я занимаюсь этими вопросами, тем яснее вижу, что человечество циклически (примерно каждые сто лет) к ним возвращается”.

О драматургической трилогии Тома Стоппарда “Берег Утопии” см. критическую рецензию Никиты Елисеева “Полный Стоппард” в апрельском номере “Нового мира” за 2007 год.

Михаил Угаров. Театр для всех. Беседу вела Марина Шимадина. — “Искусство кино”, 2007, № 3.

“В конце XX века произошел кризис авторитетной точки зрения. <…> Теперь у меня идет принципиальный отказ от подчинения авторской воле, я начинаю верить только эпизодам уличного разговора, который никто не комментирует. В нем я нахожу больше смысла и правды, чем в рассуждениях какого-нибудь гуманитария об устройстве мира. Разговор двух теток у палатки картину реальности мне может прояснить гораздо лучше. Я это почувствовал просто на уровне ощущений. Поэтому думал, что метод „вербатим”, которым мы занимались, мне одному интересен, а вдруг — эпидемия какая-то началась. Оказывается, многим интересно. Почему? Сознательный отказ авторов от комментариев и вообще эстетика минимализма очень важны сегодня, потому что ХХ век перебрал по части формы, в театре, во всяком случае. Под минимализмом я понимаю не только художественные средства, но и смысловой план тоже. Я показываю картинку — и все. Показываю вторую картинку — и все…”

Хорошо информированный оптимист. Беседу вел Дмитрий Бавильский. — “ШО”. Журнал культурного сопротивления. Киев, 2007, № 10, октябрь <http://www.sho.kiev.ua>.

Говорит Виктор Топоров: “Вообще-то я подразделяю собственные критические высказывания (естественно, только негативные) так: 1) Тише! 2) Заткнись! 3) Пошел (пошла) вон!; причем пользуюсь, главным образом, суждениями из первого ряда. Другое дело, что мое „Тише!” чуть ли не все воспринимают как „Заткнись!” или даже „Пошел вон!”…”

“Меня бойкотируют (хотя это, как правило, не удается), меня игнорируют, на меня не ссылаются (или ссылаются с заведомыми искажениями) или говорят, как председатель секции критики СП Петербурга: „Человек, имени которого мы не будем произносить, пишет у себя в газете, что… Так вот, это неправда!” Меня не приглашают на все мероприятия, на которые меня хоть как-то можно не пригласить (да и хрен с ним), и на всевозможные „неформальные тусовки” (опять-таки), не включают в делегации, не представляют к орденам и медалям, не пилят со мной грантов и вкусных гонораров (то же самое) и т. д. и т. п. <…> И еще однажды — после статьи о Гранине — подложили мне в почтовый ящик свернутую петлей веревку”.

“Мне уже давно кажется, что сегодняшняя литература развивается по законам русской парижской в период между двумя войнами. Та же невозможность профессионализации, те же амбиции, те же склоки”.

Александр Шапиро. Хит-парад русской поэзии. Эссе. — “Новый берег”, 2007, № 17.

Фраза “под небом голубым” в русской поэзии. Лев Мей. Николай Рубцов. Аполлон Майков. Даниил Андреев. Сергей Есенин. Александр Блок. Игорь Северянин. Александр Пушкин.

Наталья Шарова. Старик и Бог. — “Континент”, № 133 (2007).

“Старику у Хемингуэя снились львы. Почему? Во-первых, лев — символ счастья. Это гармоничное, сильное животное. Во-вторых, лев — символ силы. В-третьих, лев — одно из четырех животных-символов в Апокалипсисе. И еще, Клайв Льюис в своих „Хрониках Нарнии” позаимствовал этот апокалиптический символ, придав ему завершенный смысл. У Клайва Льюиса есть Лев Аслан, — и это символ Бога”.

Игорь Шевелев. Погорелец из Эдема. — “Московские новости”, 2007, № 42, 26 октября <http://www.mn.ru>.

Говорит Виктория Токарева: “Если читателю надоело читать, то он может этого и не делать, его право. Что до меня как автора, то маленький и несчастный человек намного интереснее, чем большой и благополучный. Я не люблю героев-олигархов, которые могут все купить, их неинтересно рассматривать. Более того, homo sapiens сформировался много тысяч лет назад и с тех пор не меняется. Люди всегда одинаковы — одного и того же хотят, одного и того же не хотят. Все хотят любви, хотят богатства и хотят быть понятыми. И никто не хочет в тюрьму, никто не хочет умереть”.

“Я сейчас живу гораздо лучше, чем раньше. Старость — это большая свобода. Человек в старости освобождается от очень многого, что замусоривает его жизнь в среднем возрасте. Ну, не старость, а, скажем так, третий возраст. У него свои преимущества. Когда человек молод, его жизнь складывается из „позвонит — не позвонит”, „позовет — не позовет”. Так проходят десятилетия. Сейчас этой проблемы нет, и это такое счастье. <…> А во-вторых, я всю жизнь работала, как муравей. И мой третий возраст — это такая осень, когда созрели плоды, выросли прекрасные дети, издают книги. Поэтому у меня нет ностальгии по прошлому. Если бы можно было остановить время в каком-либо возрасте, я бы не выбрала молодость. Я бы выбрала именно сейчас”.