Загадочные страницы русской истории - Александр Бондаренко

Так армия постепенно превращалась в «вооруженный народ».

Нет смысла объяснять, что регулярная армия — один из столпов государственного устройства, гарант национальной независимости. Это совсем не потому, что она призвана решать «внутренние задачи». В России в армии испокон веков аккумулировалось все лучшее. Императоры обязательно проходили военную службу, почти все высшие чиновники начинали свою карьеру в рядах гвардейских полков, а многие продолжали носить эполеты даже занимая высокие государственные должности… К сожалению, Николай II, не обладая ни государственным мышлением, ни широтой взглядов, не позаботился о том, чтобы сохранить в Мировой войне костяк — офицерский корпус и гвардию. Большинство из тех, чьими фотографиями мы любовались в архиве, погибли в 1914-м.

«Спешившись, кавалергарды вновь двинулись на противника. Немцы обрушили на цепи артиллерийский огонь. Почти сразу был тяжело ранен шрапнельной пулей в живот шагавший впереди рядов полковник князь Канта кузен. 4-й эскадрон поддерживал наступающих в конном строю — несмотря на усиливающийся ружейный огонь и шрапнель. Здесь был смертельно ранен корнет Карцов, контужен корнет Волжин… В рядах других эскадронов получили смертельные ранения штаб-ротмистр Коссиковский и поручик князь Кильдишев».

Это описание боя при деревне Каушен, первого сражения Кавалергардского полка в Мировую войну. Впереди была череда боев, в которых вскоре полностью исчез кадровый состав самого привилегированного, самого преданного престолу полка гвардейской кавалерии…

Все равно, остатки офицерского корпуса были последними из тех, кто сохранил верность государю и в страшные дни февральской смуты. Вот факты из воспоминаний участника восстания в запасном л. — гв. Волынском полку — в Петрограде оставались запасные полки, готовившие кадры для фронта — унтер-офицера Т. И. Кирпичникова:

«Пошли к гвардейским саперам. Там долго биться не пришлось. Отворили ворота. Там был убит полковник…

Около саперов встретилась рота Литовского полка при офицере, который командовал: «Стрелять!» Но солдаты не стреляли, его начали колоть (тремя штыками), затем его увели…

Здесь стояли семеновцы против нас развернутым фронтом. Было с ними три прапорщика… Я подошел, махнул рукой, и тогда остальные подошли ко мне. Прапорщики сопротивлялись, они были тут же убиты из револьвера…»

Но пока юные прапорщики и боевые полковники умирали, храня верность присяге, ближайшее окружение государя поступало совсем по-иному, что дало Николаю II повод записать в дневнике: «Кругом измена, трусость и обман».

Мы не являемся поклонниками императора Николая, политика которого и предопределила все происшедшее в России в 1917 году. Его царствование, начиная от женитьбы на ненавидимой в России Алисе Гессенской, принесший в род Романовых страшную болезнь и приблизившей к трону зловещего Распутина, явилось цепью роковых ошибок, оборвавшейся в подвале дома Ипатьева в Екатеринбурге. Однако люди военные принимали присягу на верность этому государю, и от присяги их освобождала только смерть: их самих или императора.

Зато одним из первых царю изменил его двоюродный брат — контрадмирал свиты великий князь Кирилл Владимирович. Вот как рассказано об этом в книге воспоминаний генерала Н. А. Епанчина «На службе трех императоров»:

«Он к началу революции командовал Гвардейским экипажем и еще до отречения Государя пошел с частью этого экипажа в Государственную Думу заявить о своей лояльности… Когда матросам было объявлено, что экипаж пойдет в Думу… то часть людей решительно отказалась идти, и между матросами началась свалка: были убитые и раненые, в том числе два офицера; великий князь Кирилл Владимирович повел в Думу тех, кто желал идти, причем на нем был красный бант». Далее автор продолжает: «После отречения Государя… Кирилл Владимирович приказал роте Гвардейского экипажа, охранявшей Александровский дворец, в котором жила Императрица со всеми детьми, вернуться в Петербург. Все матросы ушли, а офицеры остались на своем посту. В это время все царские дети были больны, а в Царском [Селе] взбунтовались гарнизон и чернь, и вот командир

Гвардейского экипажа, двоюродный брат Государя, лишил Царскую Семью охраны в такой ужасающей обстановке?!»

Казалось бы, измена присяге и последующие события, несомненно с этим связанные, должны были отравить все дальнейшее существование Кирилла Владимировича и ему следовало выбирать между пулей в лоб — по русской офицерской традиции — или уходом в монастырь. Ничего подобного! В 1918-м клятвопреступник уехал в Финляндию, затем перебрался в Германию и попытался… взобраться на преданный им трон, объявив себя государем Кириллом I! Теперь, кстати, «наследниками престола» именуют себя его потомки.

Самое удивительное, что в начале 1990-х эту «ветвь» романовской фамилии вдруг возлюбили в тогдашнем российском руководстве: недавний первый секретарь Свердловского обкома КПСС, по указанию которого был разрушен тот самый «Ипатьевский дом», оказался на поверку скрытым монархистом. Останки «Кирилла I» были перезахоронены в великокняжеской усыпальнице Петропавловского собора, его внучку Марию Владимировну принимали у нас на высоком уровне и даже намеревались обучать ее сына в Нахимовском военно-морском училище…

Когда же Мария приезжала в Россию, то представители «возрожденного» дворянства — среди них особенно выделялся громкой фамилией и «правоверным» поведением некий бывший ответственный комсомольский работник — плели интриги, стремясь оттолкнуть от «наследницы» не только друг друга, но даже и представителей трагической «первой волны» русской эмиграции. Помним, как был оскорблен князь Георгий Илларионович Васильчиков, участник антифашистского сопротивления во Франции, когда во время праздника на Бородинском поле бывший функционер из ЦК ВЛКСМ прилюдно упрекнул его в недостаточной почтительности к «великой княгине».

С Марией Владимировной приезжал тогда и представитель одной из знаменитых дворянских фамилий, который во время Второй мировой войны работал в УСС — Управлении стратегических служб, американской разведке, а потом и в ЦРУ… Наши «дворяне» возили этого господина в имение, до революции принадлежавшее его титулованным однофамильцам, а затем дружно убеждали просить Президента возвратить «конфискованные большевиками земли». Им, очевидно, нужен был прецедент, чтобы самим попробовать «вернуть утраченное». «Обломки игрою счастия обиженных родов» не знали, что известная фамилия развивалась по трем, как минимум, самостоятельным линиям…

— Разумеется, это не мое имение! — согласился с нами гость, бросив насмешливый взгляд в сторону споривших о своих перспективах «дворян». — Но мне интересно, чего же хотят эти господа?

Думается, интерес профессионального разведчика не был праздным, равно как и его присутствие в «свите государыни»… Но как обидно сознавать, что наши соотечественники, тем более, — представители замечательных русских фамилий — работают против России!

А ведь именно на эту возможность рассчитывали наши союзники в Первую мировую войну. Россия несла основную ее тяжесть, отвлекала Германию от Западного фронта. Понимая, что свержение Николая II приведет к сепаратному миру, Англия и Франция рассчитывали пере-дать власть в империи послушным им силам. В «Истории Гражданской войны в СССР» можно найти свидетельства беззастенчивого вмешательства союзников в наши внутренние дела:

«Дворцовый переворот, — писал английский посол Бьюкенен, — обсуждался открыто, и за обедом в посольстве один из моих русских друзей, занимавший высокое положение в правительстве, сообщил мне, что вопрос заключается лишь в том, будут ли убиты император и императрица или только последняя».

Подобные «друзья» называются агентами, и вопрос цареубийства вряд ли обсуждался с кем попало — тем более, в британском посольстве. Происходящее откровенно напоминало 1801 год, заговор против Павла I, нити руководства которым уходили все в то же дипломатическое представительство.

Сходство это понимали и в 1917-м. Вот запись из дневника посла Франции Палеолога — разговор с великой княгиней Марией Павловной:

«Что делать?.. Вот уже 15 дней мы все силы тратим на то, чтобы доказать, что он губит династию, губит Россию, что его царствование скоро закончится катастрофой. Он ничего слушать не хочет. Это трагедия… Мы, однако, сделаем попытку коллективного обращения — выступление императорской фамилии.

— Ограничится ли дело платоническим обращением?

Мы молча смотрим друг на друга. Она догадывается, что я имею в виду драму Павла I, потому что отвечает с жестом ужаса:

— Боже мой! Что будет?..»

Судьбу России в очередной раз стремились решить за рубежом, причем жизнь Николая И, сделавшего все возможное, чтобы спасти Францию от разгрома, представлялась союзникам разменной монетой. Замену ему без труда можно было найти среди «жадною толпою стоящих у трона». Однако в решении судьбы российского престола участвовали не только правительства, спецслужбы и дипломаты «дружественных» государств Антанты, но и некие «надгосударственные силы».