Вурди - Владимир Колосов

— Молчи, дура! Убью!

— Ы… ы… — Она все еще силилась закричать, мотала головой, не обращая внимания на боль, которую причиняли его сильные пальцы.

— Пахнет, — вдруг сказал он, — совсем не так…

На мгновение хватка рук охотника ослабла. Таисья рывком освободила рот, но, вместо того чтобы закричать, вдруг спросила:

— Ты?.. Ты убил их?

Он вздрогнул всем телом, она почувствовала, как острый локоть впился ей в ребро.

— Я… не знаю. Не помню. — Голова Керка склонилась к лицу Таисьи. Его влажные губы едва не касались ее губ. В глазах охотника плескалось безумие. Они были темными и мутными. Как болотная вода. — Не кричи, — почти жалобно попросил он, брызнув ей в лицо горячей слюной.

Она невольно прикрыла глаза. И тут же открыла их. С закрытыми было куда страшней…

— Ты… ты убил? — повторила она.

— Я не помню. Но я был там. Ночью. Понимаешь, ночью. Я знаю. Мой лук. Он лежал. На полу. Я видел. Уже утром. После… Через окно…

— Не надо. Молчи.

— Я видел их…

— Это был зверь. Или оно. Те, кто видел… Ты же сам говорил… Все говорили. Дверь была заперта.

— Да, — он снова брызнул слюной, — да, но это она. Моя жена. Я никогда не запирал двери.

— Значит, тебя там не было, Керк.

— Я нашел лаз. В сенцах.

— Когда?

— Когда пытался войти.

— Утром.

— Да! Да! Да!

— Тогда при чем тут ты? — испуганно сказала Таисья. И тут же добавила: — Мне тяжело, Керк, отпусти.

Она вовсе не ожидала, что он отпустит ее. Странно, однако в это самое мгновение, когда язык ее говорил одно, в мыслях было совсем другое: «Я не понимаю… почему. Но мне хорошо. С тобой. Страшно и… хорошо…»

К ее удивлению, Керк послушался. Скатился с нее. Повалился в пыльную траву. Обхватил голову руками.

— Я помню. Она порезалась. Понимаешь. Я помню, — повторял он с каким-то злым упрямством. Будто сам себе хотел доказать, что все было не так, что он сам придумал этот дурацкий порез, что он и в самом деле пришел только утром. Попытался войти… Дверь была заперта…

— Она чистила рыбу, — бормотал Керк, — купила. У какого-то рыболова. С острыми плавниками. Понимаешь? Не ножом. Плавником. Я помню. Когда вошел. Она обматывала палец тряпкой…

— Погоди. Никто не видел никакой тряпки. И потом при чем тут это? Они же все были разорваны в клочья. Там был не человек.

— Вот. — Керк вдруг с усилием оторвал руки от головы, суетливо полез за пазуху холщовой рубахи. — Вот, посмотри. — Губы его задрожали. — Держи. — Он вынул какую-то грязную тряпку. — Вот.

Она протянула руку.

— Вот, — повторил Керк, и тряпка легла в ее ладонь.

Она сжала пальцы в кулак.

— Просто тряпка, — сказала она, глядя в его раскрытые от ужаса глаза.

— На ней кровь.

— Ну и что? — пожала плечами Таисья. Страх прошел. Керк был жалок и смешон. Керк просто сошел с ума. — Ну и что? — усмехнулась она.

— Я нашел ее за пазухой. С утра.

— Ну и что? — в третий раз спросила Таисья.

— Она обматывала палец. Ею.

— Послушай, ты сам придумал это, да?

— Иногда мне кажется, я слышу ее голос. Она так обрадовалась, когда я пришел. Она сказала: «Вот здорово, а я думала…» И палец. При этом обматывала палец. Этой самой тряпкой. Странно, что я никогда не видел раньше. Ее крови…

— Послушай… Не может быть. А когда вы с ней, ну, сам понимаешь… В первый раз?..

— Ты же знаешь. Это женщина делает сама…

— Да, верно. — Таисья усмехнулась. Мужчина не должен видеть кровь. Так говорила ее бабка. Так учили всех дочерей. И, пожалуй, впервые она задумалась — почему?

— Она капала на пол, — задумчиво сказал Керк. Он снова сидел, обхватив голову руками, и в такт словам раскачивался из стороны в сторону. — Ее было много. Очень. Никогда не думал, что у рыбы такие острые плавники.

— Острые. — Таисья усмехнулась. — Я тоже не видела его крови.

— Чьей?

— Тисса.

— Странно, — сказал Керк. Он вдруг перестал раскачиваться, хмуро из-под руки посмотрел на Таисью: — Мы столько ходим по лесу. Это ж лес! Рано или поздно зацепишь какой-нибудь сучок и…

— Он умеет ходить по лесу, — сказала Таисья.

— Так не бывает, — уверенно сказал Керк.

— Бывает. Ни одной царапины, — почти с гордостью сказала она.

— Тогда он — береженый, твой Тисс.

— Да.

— Он мог порезаться дома.

— Нет.

— Ты могла поцарапать его, когда…

— Не могла.

— Вот как?! А моя могла.

— Ты пришел утром, Керк…

— Нет! Я помню. Они спали. Было поздно. «Тсс! Не разбуди». Она не хотела, чтобы дети проснулись. Она хотела, чтобы я… Я же помню! Помню! Это не сон! А потом, — он стиснул зубы с такой силой, что Таисья услышала, как хрустнули его желваки, — потом не помню. Или помню? — Керк разговаривал сам с собой. — Это сон. Страшный. Вот. Сейчас. Будто мелькнуло что-то… Понимаешь?..

— Керк, — женщина осторожно коснулась его плеча, — не надо, Керк. Этого не может быть. Ты же любил их. И потом… Ты же не зверь, Керк.

— Да. Зверь. Там был зверь, — согласился охотник и тут же добавил: — Там был я. Я — вурди, — вдруг обреченно сказал он.

— Их нет. Сказки это.

— Мне страшно, Тай. Я хочу есть. Я не хочу в лес. Там я стану… Опять… Я помню. Я помню, как… Почему от тебя так странно пахнет, Тай? От моей пахло не так…

Она пустила-таки его в сараюху. Тогда. Поднялась с травы (охотник все еще сидел, обхватив голову руками). Открыла дверь:

— Входи. Обойдусь. Как-нибудь…

Керк удивленно взглянул на женщину.

Встал. Не говоря ни слова, подошел к сараюхе. Повернулся к хозяйке:

— Это не обязательно. Главное, что ты…

Она кивнула:

— Я поняла.

Он вошел.

Она заперла дверь.

Как же там чавкало, сопело, рычало то, что совсем недавно было всего-навсего Керком!

До сих пор Таисья не могла забыть эти страшные звуки.

А потом…

Потом потянулись мучительные годы неизвестности, когда она со страхом ожидала возвращения мужа из леса (уж не поцарапался ли он?), со страхом смотрела, как ловко разделывает он охотничьим ножом принесенную с охоты дичь. Со страхом ласкала по ночам его пахнущую лесом и дымом костра кожу… Прислушивалась к своему телу… Приглядывалась к соседям и соседским детям… Потому что поняла — наводящее ужас на жителей поселка оно таится вовсе не там, где его привыкли искать, вовсе не в лесу.

В людях.

В них самих.

«Я — вурди», — подумала Таисья, стоя на крыльце и с усмешкой наблюдая, как быстро теряют человеческие лица те, кто еще совсем недавно…