На руинах - Галина Тер-Микаэлян

Он хотел поделиться с братом своими размышлениями, но не успел, потому что зазвонил стоявший на столе телефон. Дежурная спросила:

– Петр Эрнестович, к вам пришел Анатолий Суханов, могу я его пропустить?

– Анатолий Суханов? – повторил академик Муромцев, в недоумении взглянув на брата.

Сергей удивленно пожал плечами и пояснил:

– Это Толя, муж Лизы. Странно, зачем он пришел?

– Да, конечно, пропустите, пожалуйста, – ответил в трубку Петр Эрнестович.

Переступив порог, Толя нерешительно остановился, и по лицу его ясно было видно, что он нервничает.

– С праздником вас, Петр Эрнестович, – глаза юноши упорно смотрели в пол.

– Спасибо, Толя, рад увидеться, а то заходил к вам сегодня, а вас не было. Присаживайтесь. Коньячку вам налить?

– Нет, спасибо большое. Петр Эрнестович, – Толя шагнул вперед, придвинул к столу стоявший у стены стул и опустился на краешек сидения, – вы не будете возражать, если я задам вам несколько вопросов? Это связано с… Дианой. Видите ли, я решил сам заняться этим делом, и недавно всплыли новые обстоятельства.

Лица обоих Муромцевых стали серьезными. Больше всего в эту минуту Толе хотелось, чтобы академик послал его к черту, сказав что-нибудь вроде «А кто ты, собственно, такой, чтобы я тебе отвечал? Вызовет следователь – с ним и буду разговаривать». Но Петр Эрнестович надел очки, внимательно посмотрел на паренька и сочувственно вздохнул.

– Конечно, Толя, я отвечу на все ваши вопросы. Что вы хотите знать?

– Возможно, мой вопрос вас удивит. Что вы делали в день убийства Дианы, вы можете сейчас вспомнить? И на следующий день?

– Гм, давайте попробуем восстановить события. Я хорошо помню тот день, когда нам позвонили из Москвы и обо всем сообщили – знаете, такое врезается в память. Накануне… да, накануне я с утра до вечера был в институте – приезжала делегация из Берлина. Домой приехал поздно, ответил на несколько звонков и лег спать, принял пару таблеток – знаете, бессонница. Утром проснулся в девятом часу, Сергей и Халида собирались на работу, а мальчики в школу. Они ушли, потом пришел Женя.

– Откуда пришел?

– Гм. Откуда. Дело в том, что у моего сына есть дама сердца, у которой он иногда проводит время.

– Накануне он тоже был у нее?

– Дайте вспомнить. Да, он провел у нее дня два, я это точно сейчас вспомнил. Видите ли, накануне вечером звонил его научный руководитель – искал Женю. Он сильно нервничал, потому что Жене нужно было отчитываться на ученом совете, а я не знал телефона этой дамы и не мог ничем ему помочь.

– А ее саму, эту даму, вы знаете?

– Только со слов Евгения. Мне даже кажется, что у моего сына несколько…гм… подруг.

– Значит, вы не можете подтвердить, что в момент убийства Дианы Лузгиной ваш сын был в Ленинграде?

Петр Эрнестович внезапно встревожился.

– Я не понимаю, к чему подобный вопрос, молодой человек?

И Толя вдруг почувствовал, что не в силах играть в кошки-мышки с сидевшим перед ним пожилым и очень хорошим человеком. Он вытащил из кармана признание Жени и протянул его Муромцеву-старшему.

– Прочитайте, мне передали это сегодня днем.

– Что это? «Я, Евгений Муромцев, признаю, что…»

Листок бумаги выпал из пальцев академика, лицо его посерело.

– Петя, в чем дело? – закричал Сергей, перехватывая у него бумагу.

Он торопливо похлопал себя по карману в поисках очечника, не найдя, стащил у брата с носа очки и, нацепив их, начал читать.

– Лиза потребовала, чтобы я показал это вам перед тем, как отдать следователю, – сказал Толя, – она считает, что я не имею права делать это за вашей спиной.

– Петя, успокойся, – торопливо говорил Сергей, которого больше всего сейчас волновало состояние брата, – это самооговор. Петя, ничего еще не доказано. Самооговор в результате нервного срыва перед защитой диссертации. Где Женя? – повернувшись к Толе, резко спросил он. – Он арестован?

– Похоже, что он скрылся.

– Зачем тогда ему было писать признание? Возможно, его принудили себя оклеветать.

– Имеются и другие улики – результаты экспертизы, показания человека, видевшего его с Дианой. Хотя я не отрицаю, что признался он, скорей всего, под принуждением.

– Тогда это признание не имеет никакой юридической силы, вину моего племянника вам придется доказывать по закону.

С трудом приподняв руку, Петр Эрнестович остановил брата.

– Нет, Сережа, это правда, я чувствовал. Так вот, почему он так странно себя вел все это время! Мой сын…

– Петя, мы пригласим опытного адвоката, он сможет помочь.

– Чем тут можно помочь, Сережа! Погибла девочка, а мой сын…убийца.

Он умолк, голова его странно откинулась назад, взгляд застыл.

– Петя! – в отчаянии бросаясь к нему, закричал Сергей. – Не умирай, пожалуйста!

Уложив брата на пол, он ритмично давил ему на грудную клетку, пытаясь заставить биться остановившееся сердце, а Толя в это время кричал в телефонную трубку:

– Дежурная, вызовите «Скорую»! Доктора в номер академика Муромцева!

Глава двадцать седьмая

На Московском вокзале к кассам было не подойти, очереди причудливо изгибались, закручивались спиралями, иногда пересекались и путались, от чего между возбужденными и усталыми людьми вспыхивали перебранки.

– В кассе брони всегда билетов десять есть, я могу позвонить, – начал было Женя Муромцев и тут же осекся, вспомнив, что находится теперь вне сферы отцовского влияния.

– Ты уже никуда не можешь позвонить, – зло буркнул Вася (Зойка по дороге вкратце объяснила приятелям, почему их новый компаньон находится в бегах), – разве что ментам, чтобы приехали и забрали. Только это уже без нас, пожалуйста.

У кассы брони, где за двадцать минут до отхода поезда начинали продавать невостребованные билеты, стояла огромная толпа. Желающих уехать в Тбилиси было человек сорок, Зойка покрутилась рядом и приметила толстого мужчину средних лет с солидным портфелем – армянина или, может быть, грузина, – стоявшего пятым или шестым. Дождавшись, пока он отойдет покурить, она подкатила к нему сбоку и легонько подергала за рукав.

– Ой, извините, вы не могли бы мне помочь? Очень-очень надо!

Армянин или грузин недовольно обернулся в ее сторону, и хмурое лицо его прямо на глазах начало расплываться улыбкой.

– И как же я могу тебе помочь, красавица?

– Вы в кассе брони на Тбилиси близко стоите, да? Пропустите меня, а?

Нахальство, конечно, невиданное, он немного даже смутился и развел руками.

– Как же я тебя пропущу, дорогая? Нехорошо это, некрасиво – там очередь, люди давно стоят, долго ждут, ругаться будут.

– Не-а! – Зойка очаровательно замотала головой и затараторила: – Не будут, спорим? Давайте, как будто я впереди вас стояла и отходила. Я подойду, спрошу: «Я здесь стояла?». А вы скажете: «Да, впереди меня», как будто мы совсем незнакомы. Тогда ругаться никто не будет – ругаются, если только своих знакомых впереди ставят. Я к вам подойду – вот так, смотрите, – и она разыграла пантомиму, грациозными движениями лица и тела изображая сцену своего внедрения в очередь.

Армянин или грузин смотрел, как завороженный, и глаза его масляно блестели.

– Ты тоже в Тбилиси едешь? – спросил он, раздвинув рот в златозубой улыбке.

– Ага, к мужу. Если билет достану, мы с вами вместе поедем, – она кокетливо повела глазами.

– Так ты уже замужем? – голос его стал вкрадчив.

– Ага, у меня муж в Тбилиси служит, я даже отгулы взяла – на праздники к нему съездить. Ой, я так Тбилиси хочу посмотреть – жуть! Жалко только, мужу отпуск надолго не дают, придется одной везде ходить.

– Зачем же одной ходить? – взгляд мужчины при этих словах заискрился, Зойка легонько, словно счищая грязь, погладила его по животу.

– Ой, у вас тут чего-то налипло. Так я к вам в очередь подхожу, ладно?

Полностью очарованный, он совсем расслабился и, не в силах ей противостоять, позволил внедриться в очередь. В результате сам же и был наказан – Зойка взяла четыре последних билета на тбилисский поезд, уходящий в ноль тридцать, и упорхнула от вновь испеченного воздыхателя, оставив его с носом.

В купе было чисто, но белье проводница принесла такое вонючее, что Женя не выдержал.

– Извините, это белье случайно не в уборной полоскали, что так пахнет?

– И ничего особенно не пахнет, это от отбеливателя с хлоркой запах! А что хотите, порошка в прачечных нет, они в отбеливателе и кипятят. Лучше, если вам вообще нестиранное дадут?

– Хорошо, заберите ваше белье, мы уж как-нибудь так доедем.

– Без белья нельзя, – нагло и весело ответила она, – обязаны брать, раз едете.

Вася наступил Жене на ногу и зло прошипел ему в ухо:

– Хватит возникать! Бери белье и не привлекай к нам внимание! – а когда проводница ушла, ехидно добавил: – Больно любишь права качать, приедешь в Швейцарию – там будешь требовать.

– Да мы два дня назад в Питер ехали – еще хуже было, – беспечно сказала Зойка, – вообще дерьмом простыни пахли.