Роза с шипами - Наталья Якобсон

Ротберт мечтал одолеть численностью, но во многом просчитался. Я смотрел, как разбредаються по улицам Виньены бывшие представители двора теней. Когда-то такие горделивые и величавые теперь это были оборванные, жалкие подростки. У многих даже не хватало сил, чтобы идти и они пристраивались на земле под чьими-то окнами или садились на ступеньки у какого-нибудь крыльца. На бледных телах многих виднелись синяки и кровоподтеки. Мелкие царапинки на их спинах и плечах повторяли тот сложный узор, в которой свились мои манускрипты, когда убивали князя. Его придворные копировали его же участь и его раны. Все без исключения были изранены той паутиной, из которой едва вырвались. Можно было даже не расспрашивать никого, чтобы узнать про бумажную или пламенную паучью сеть, вцепившуюся в их тела и оставившую отметины.

Какая-то дама рыдала у колодца. В разорванном черном платье, с израненными плечами и ранкой на лбу, она напоминала молодую настрадавшуюся вдову, решившую свести счеты с жизнью. Вот так, кого-то кидал в колодец я, а кто-то лез в омут самостоятельно. Я подошел поближе, чтобы рассмотреть зияющую на лбу рану - поцелуй Ротберта.

-- Возвращайтесь домой, - я осторожно положил руку ей на плече, словно этим жестом пытаясь внушить, самоубийство бесполезно, омут не охладить боли, а жажда не пройдет.

-- Да-да, - она размазала рукой слезы и смазала мушку со щеки, так что на лилейной коже осталась темная угольная полоска.

Я оттащил ее чуть в сторону от сруба колодца, от притягательного манящего блеска воды и острых камней. Не надо было оглядываться по сторонам и смотреть на потерпевших, жалких существ. И так можно было с уверенностью сказать, что от некогда величавого сборища остались одни отрепья.

-- Гонория! - Роза узнала в этой уставшей, вызывающей жалость женщине бывшую знакомую. А вот я не сразу ее узнал, настолько сильно исхудало и осунулось ее до этого кокетливое личико. В ней больше не осталось ни капли жеманности. На место ужимкам пришли отрешенность и тоска.

-- Что случилось? - спросила Роза. - Кто-нибудь помогал тушить пожар?

-- Да, - пробормотала Гонория. - Сбежались жалостливые соседи, даже ночной караул и никому из стражей не пришло в голову арестовать нас. Мы сами превратились в потерпевших.

-- Значит огонь удалось потушить водой? - Роза не могла поверить, что та бездна, которая однажды разверзлась перед нами, могла бы уступить напору водной стихии.

-- Причем здесь жбаны воды и помощь соседей, - Гонория закрыла лицо руками и беззвучно зарыдала. - Огонь погас сам, но только тогда, когда часы на башне пробили три.

-- А эта рана у тебя на лбу? - поинтересовалась Роза.

-- Она появилась сама, я бы не дала ни огню, ни этим бумажным змеям коснуться лица. Я была в маске, - запричитала женщина.

Значит, я был прав. Когда-то князь снизошел до того, чтобы поцеловать самую миловидную из теней и теперь на ее лбу горела печать.

-- Иди домой! - повторил я, обращаясь к Гонории. Она отняла худые ладони от лица и посмотрела на меня с легким восхищением, будто на сияющий осколок того мира, из которого навсегда ушла.

Я обратил внимание на ее руки. Черные потрепанные перчатки с митенками только частично скрывали порезы, протянувшиеся по рукам. Точно те же линии, по которым руки Ротберта обвили мои свитки, подумал я и поспешно отстранился от Гонории. Мне показалось, что вместо раны, на ее лбу горит алый крест. И не только на ее лбу, все тени, что встречались мне по пути, были отмечены тем же знаком, меткой, которая сияла только для меня.

Ну и хорошо, решил я, так я смогу отличить их от безобидной толпы везде и всегда, даже если они сменят свой траур на традиционный костюм из более приятных цветов.

Среди усталых, бездомных скитальцев я заметил одну величавую фигуру, в черном камзоле и легком алом плаще до колен. На его лице как влитая сидела черная в блестках маска, но даже сквозь нее для меня нестерпимо ярко сияли две скрещенные тонкие перекладины живого пламени. Из прорезей маски на меня устремился долгий, пристальный, ненавидящий взгляд, а потом безликий недоброжелатель легко перепрыгнул через стопку листовок, разбросанную по мостовой, и чересчур проворно свернул за угол. Я уже знал, кто прячется под маской. Знал, что другие, возможно, тоже скоро принарядятся в яркую одежду, чтобы слиться с толпой, но в душе останутся такими же черными, как их бывшее одеяние. По какой бы толчее не пробирался кто-то из них, я узнаю его по той метке, которую дано видеть только мне.

-- У них довольно побитый вид, - заметил Винсент так, чтобы услышали только я и Роза. - Их сотни и в каждом из них все еще живет частичка черной магии князя. Они немного сильнее людей, но они повержены.

-- Они оправятся не скоро, - я хотел развернуться и идти к королевской резиденции, но Винсент удержал меня.

-- Ты не хочешь расправиться с ними? - спросил он.

-- Зачем? - я удивился, как Винсент может испытывать ненависть и подозрение к этим несчастным потрепанным созданиям.

-- Если они сумели выбраться из пылающего ада, о котором рассказывают, значит, что-то с ними не так. Они поранены, но не опалены, чувствуют жажду, но вода в колодце их не привлекает. Где гарантия, что сегодня же ночью они не начнут ловить грабителей в переулках не чтобы отобрать награбленных кошелки, а чтобы утолить свою жажду их кровью.

-- О, ну тогда разбойников в Виньене станет гораздо меньше, - рассмеялся я, вспомнив забавный эпизод про грабителей, которые принимали меня за безобидного повесу. Вот только для них ситуация оказывалась в итоге далеко не забавной. С тенями все бы выглядело по-другому. Никто из них не действовал в одиночку. Они бы целой шайкой окружали какого-нибудь разбойника и со всех сторон накидывались на него. Несчастен тот, кто случайно вступит в их круг в ночное время, оглянется по сторонам и не найдет снисхождения ни в одном бледном, фарфоровом лице.

В неярком утреннем свете тени напоминали уже не бесплотных, неуловимых призраков, а искусных фарфоровых кукол, обряженных в уже не новый темный шелк.

-- Они придут в себя с наступлением темноты, а пока будут отсыпаться в каких-нибудь подвалах. Поверь мне, Винсент, они найдут укрытие еще до того, как начнут просыпаться горожане, - я развернулся по направлению к площади и королевскому дворцу.

-- Еще бы, утро-то воскресное, и у них еще полно времени, потому что по выходным редкие труженики встают рано, - пробурчал Винсент за моей спиной.

-- А не вызовет ли при дворе пересуды то, что мы явились без кареты, - заволновалась Роза. - Принцы крови не ходят на приемы пешком.

-- Мы скажем, что на нас в пути напали разбойники, - пошутил я.