Лавка дурных снов (сборник) - Стивен Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На то есть причина. Давай встретимся во второй половине дня, выпьем кофе, и я тебе все расскажу.
– Это случилось снова, – сказала она после короткого молчания. Без вопросительной интонации.
Я ответил утвердительно. Рассказал о списке «парней, заслуживающих смерти», о том, как подумал о Стефано.
– И я написал его некролог, чтобы доказать, что не имею отношения к смерти Джеромы. Закончил примерно в то время, когда его зарезали в библиотеке. Если хочешь взглянуть, я принесу распечатку с временно2й меткой.
– Обойдусь без метки. Верю тебе на слово. Мы встретимся, но не в кофейне. Приходи ко мне. И принеси некролог.
– Если ты собираешься опубликовать его…
– Господи, нет, ты рехнулся? Просто хочу увидеть собственными глазами.
– Хорошо. – Не просто хорошо. У нее. – Но, Кэти?
– Что?
– Никому ни слова.
– Естественно. За кого ты меня принимаешь?
За женщину с прекрасными глазами, длинными ногами и идеальной грудью, подумал я, отключаясь. Мне следовало понимать, что я напрашиваюсь на неприятности, но соображал я туго. Все мои мысли занимал тот теплый поцелуй в уголок рта. Я жаждал еще одного, и не в уголок. Плюс всего остального.
Она жила в Уэст-Сайде, в уютной трехкомнатной квартире. Встретила меня в дверях, в шортах и очень тонком топике, какие на работу не надевают. Обняла меня и сказала:
– Господи, Майк, ты ужасно выглядишь. Я так тебе сочувствую.
Я обнял ее. Она обняла меня. Я нашел ее губы, как пишут в любовных романах, и впился в них поцелуем. Через пять секунд – бесконечных и таких коротких – она отстранилась, посмотрела на меня своими большими серыми глазами.
– Нам надо о многом поговорить. – Тут она улыбнулась. – Но поговорим мы позже.
Последовало то, что редко достается таким ботанам, как я, а если достается, обычно тому есть скрытая причина. Но в такой момент ботаны вроде меня об этом не думают. Потому что в такой момент у нас, как и у всех прочих парней, отключается большая голова и включается маленькая головка.
Потом мы сидели в кровати.
Пили вино вместо кофе.
– Вот что я прочитала в газете в прошлом году, а может, годом раньше, – сказала она. – Какой-то парень в одном из больших равнинных штатов – Небраска, Айова, что-то такое – покупает после работы лотерейный билет, соскабливает защитную полоску и выигрывает сто тысяч долларов. Неделей позже он покупает билет лотереи «Пауэрболл» и выигрывает сто сорок миллионов.
– Это ты к чему? – Я понимал к чему, но меня это не волновало. Простыня соскользнула, открыв ее груди, упругие, идеальной формы, как я, собственно, и ожидал.
– Два раза может быть совпадением. Я хочу, чтобы ты сделал это снова.
– Вряд ли это разумно. – Мне самому эта отговорка показалась слабой. Рядом со мной сидела красивая девушка, но думал я совсем не о девушке. Я думал о том, что чувствуешь, когда шар для боулинга катится к кеглям и ты точно знаешь, что через пару секунд все они разлетятся в разные стороны.
Она повернулась, пристально всмотрелась в меня.
– Если это правда, Майкл, это круто. Круче не бывает. Власть над жизнью и смертью.
– Если ты думаешь о том, как использовать это для сайта…
Она яростно затрясла головой:
– Никто не поверит. Даже если поверит, какая польза от этого «Кругу»? Что нам, проводить опрос? Просить людей посылать имена тех, кто заслуживает смерти?
Она ошибалась. Люди с удовольствием приняли бы участие в голосовании «Достоин смерти-2016». Мы бы легко заткнули за пояс «Американского идола».
Она обняла меня за шею.
– Кто был в твоем расстрельном списке, пока ты не вспомнил о Стефано?
Меня передернуло.
– Лучше бы ты так его не называла.
– Не важно, просто скажи мне.
Я начал перечислять имена, но когда дошел до Кеннета Вандерли, она меня остановила. Теперь ее глаза не просто напоминали хмурое небо – в них разыгралась буря.
– Он! Напиши его некролог! Я соберу информацию в «Гугле», чтобы все получилось по высшему разряду…
Я с неохотой высвободился из ее рук.
– К чему заморачиваться, Кэти? Он и так приговорен к смерти. Пусть о нем позаботится государство.
– Но они этого не сделают! – Она спрыгнула с кровати и закружила по комнате. Зрелище завораживало, о чем я мог бы и не говорить. Эти длинные ноги, о-о-о! – Не сделают! Эти оклахомцы никого не казнили с тех пор, как облажались два года назад[54]! Кеннет Вандерли изнасиловал и убил четырех девушек – замучил их до смерти, – и он будет жрать государственные харчи до седьмого десятка! А умрет во сне! – Она вернулась к кровати и упала на колени. – Сделай это для меня, Майк! Пожалуйста!
– Почему для тебя это так важно?
Ее лицо застыло. Кэти села на пятки, наклонила голову, укрывшись волосами. Просидела так секунд десять, а когда подняла голову, ее красота… нет, не исчезла, но померкла. Покрылась шрамами. И дело было не в текущих по щекам слезах, а в стыдливо опустившихся уголках рта.
– Потому что я знаю, каково это. Меня изнасиловали, когда я училась в колледже. Однажды ночью после вечеринки. Я бы попросила тебя написать его некролог, но не знаю, кто он. – Она со всхлипом вдохнула. – Он подошел сзади, и я все время лежала лицом в землю. Но Вандерли тоже подойдет. Очень даже подойдет.
Я бросил ей простыню.
– Включай компьютер.
Трусливый лысый насильник Кеннет Вандерли, у которого вставало, лишь когда его жертва лежала связанная, сэкономил налогоплательщикам приличные деньги, совершив самоубийство в своей камере в блоке смертников тюрьмы штата Оклахома. Этим утром, в предрассветные часы. Надзиратели нашли Вандерли (в онлайн-словаре его фотография иллюстрирует понятие «паршивый кусок дерьма») в самодельной петле, сделанной из его штанов. Начальник тюрьмы Джордж Стокетт тут же объявил о праздничном обеде в общей столовой завтра вечером с последующими танцами босиком. На вопрос, будут ли «самоубийственные штаны» помещены в рамку и выставлены в мемориальном музее тюрьмы, начальник тюрьмы Стокетт отвечать отказался, но подмигнул собравшимся на пресс-конференцию журналистам.
Вандерли, смертельная болезнь, замаскировавшаяся под младенца, появился на свет 27 октября 1972 года в Данбери, штат Коннектикут…
Еще одно говняное произведение Майкла Андерсона!
Не такое забавное и язвительное, как самые худшие из некрологов, появлявшихся на страничке «О мертвых – дурное» (если не верите, посмотрите сами), но это не имело значения. Вновь слова лились потоком, с тем же ощущением полностью контролируемой силы. В какой-то момент в глубинах моего разума мелькнула мысль, что это похоже на меткий бросок копья, а не шара в боулинге. Копья с идеально заточенным наконечником. Кэти тоже это чувствовала. Она сидела рядом со мной, и искры буквально сыпались с нее, как с наэлектризованной расчески.
Последующие строчки писать тяжело – они свидетельствуют о том, что в каждом из нас сидит маленький Кен Вандерли, – но есть лишь один способ сказать правду. Вот она: мы возбудились. Едва поставив последнюю точку, я грубо, не по-ботански обхватил Кэти и потащил в постель. Она скрестила лодыжки на моей пояснице, а руками обвила мою шею. Думаю, этот второй заход длился секунд пятьдесят, но кончили мы оба. Да еще как. Люди – далеко не ангелы.
Кен Вандерли был чудовищем. И это не только мое мнение: он сам так себя назвал, когда признался во всем, пытаясь избежать смертного приговора. Я мог бы воспользоваться этим для оправдания своего поступка – ладно, нашего, – если бы не одно «но».
Написание этого некролога понравилось мне даже больше, чем последовавший за ним секс.
Мне захотелось повторить.
Когда я проснулся следующим утром, Кэти сидела на диване с ноутбуком на коленях. Она задумчиво посмотрела на меня и похлопала по дивану, предлагая присоединиться к ней. Я сел рядом и увидел на экране заголовок «Неонового круга»: «ЕЩЕ ОДИН УРОД ОТПРАВЛЯЕТСЯ К ПРАОТЦАМ: «КЕН-НАСИЛЬНИК» СОВЕРШАЕТ САМОУБИЙСТВО В СВОЕЙ КАМЕРЕ». Только он не повесился. Он каким-то образом пронес в камеру кусок мыла – и это загадка, потому что заключенным дозволялось пользоваться только жидким мылом – и затолкал его себе в глотку.
– Боже, – вырвалось у меня. – Какая жуткая смерть.
– И поделом! – Кэти подняла руки, сжала пальцы в кулаки, потрясла ими у висков. – Превосходно!
Кое о чем мне ее спрашивать не хотелось. Первым в списке стоял вопрос, переспала ли она со мной исключительно для того, чтобы убедить расправиться с насильником и отомстить за себя. Но спросите себя (я спросил): а была бы от моих вопросов польза? Даже если бы она ответила абсолютно честно, я бы все равно мог ей не поверить. В такой ситуации отношения, может, и не отравлены полностью, но уж здоровыми их назвать точно нельзя.