Лавка дурных снов (сборник) - Стивен Кинг

Я вышел в фойе без особого сожаления (хотя мне всегда нравилось смотреть, как Слим Пикенс, оседлав бомбу, летит к земле) и позвонил Кэти. Без преувеличения могу сказать, что первые два ее слова изменили мою жизнь.

– Джерома умерла.

– Что? – Я почти кричал.

Продававшая попкорн девушка вздрогнула и посмотрела на меня поверх журнала.

– Умерла, Майкл. Умерла! Подавилась этими чертовыми эвкалиптовыми леденцами, которые всегда сосала.

Умерла в десять сорок утра, написал я. Захлебнулась собственной желчью.

Конечно, всего лишь совпадение, но крайне зловещее. Бог превратил Джерому Уайтфилд из могу сделать в ужо сделано.

– Майк? Ты здесь?

– Да.

– Заместителя у нее не было. Ты это знаешь, да?

– Да, да. – Теперь я думал о том, как она предложила мне леденец, а своим щелкнула по зубам.

– Поэтому я взяла инициативу на себя и обзвонила всех, назначив общее совещание на завтра. В десять утра. Кто-то должен был это сделать. Ты придешь?

– Не знаю. Может, и нет. – Я уже направлялся к выходу на Хьюстон-стрит, но вспомнил, что оставил портфель в зале, и пошел обратно за ним. Свободной рукой я дергал себя за волосы. Продавщица попкорна смотрела на меня с нескрываемым подозрением. – Этим утром я практически решил, что уволюсь.

– Знаю. Прочла на твоем лице, когда ты уходил.

Мысль о Кэти, всматривающейся в мое лицо, при других обстоятельствах лишила бы меня дара речи, но не сейчас.

– Это случилось в редакции?

– Да. После двух часов. Нас было четверо, никто особо не работал, трепались, делились всякими историями и слухами. Сам знаешь, о чем я.

Я знал. Ради этой болтовни я и ездил в редакцию, вместо того чтобы работать дома, в Бруклине. Ну и ради возможности полюбоваться Кэти.

– Дверь в кабинет была закрыта, но жалюзи были подняты. – Обычное дело. Джероме нравилось наблюдать за своими подданными. Жалюзи она опускала, только если беседовала с – по ее мнению – важной особой. – Я ни о чем не подозревала, пока Мизинчик не сказал: «Что это с боссом? Дергается словно под “Gangnam Style”». Я посмотрела, и она дергалась взад-вперед на офисном кресле, схватившись за шею. Потом свалилась с кресла, и я видела только ее ноги, выбивавшие дробь на полу. Роберта спросила, что нам делать. Я ей даже не ответила.

Они ворвались в кабинет. Роберта Хилл и Чин Пак Су подняли Джерому, держа за подмышки. Кэти встала сзади и сделала прием Геймлиха. Мизинчик стоял в дверях и размахивал руками. Первое сильное нажатие на диафрагму результата не принесло. Кэти крикнула Мизинчику: «Звони девять-один-один» – и предприняла вторую попытку. Эвкалиптовый леденец улетел в дальний конец комнаты. Джерома глубоко вдохнула и произнесла свои последние слова (на мой взгляд, абсолютно в ее духе): «Какого хрена?» Потом ее вновь затрясло, и она перестала дышать. Чин делал ей искусственное дыхание до приезда «скорой», но впустую.

– Я посмотрела на настенные часы, когда она перестала дышать, – продолжила Кэти. – Знаешь, это отвратительное ретро с синим псом Гекльберри на циферблате. Я подумала… Ну, не знаю, подумала, что кто-то может задать мне вопрос о времени смерти, как в «Законе и порядке». Глупо, конечно, нашла о чем думать в такой ситуации. Они показывали без десяти три. Не прошло и часа, хотя кажется, что гораздо больше.

– То есть она могла подавиться леденцом от кашля в два сорок, – уточнил я. Не в десять сорок, а в два сорок. Я знал, что это всего лишь еще одно совпадение, как число букв в фамилиях Линкольн и Рузвельт. Каждые сутки часы двадцать четыре раза показывают сорок минут. Но мне это все равно не нравилось.

– Пожалуй, но какое это имеет значение? – В голосе Кэти слышалось раздражение. – Так ты придешь завтра или нет? Пожалуйста, приходи, Майк. Ты мне нужен.

Я понадобился Кэти Каррэн! Круто!

– Ладно. Можешь кое-что для меня сделать?

– Наверное.

– Я забыл очистить корзину на том компьютере, что под плакатом с обедом на День благодарения. Сделаешь? – Даже тогда я не мог дать разумного объяснения этой просьбе. Мне просто хотелось окончательно убрать дурную шутку с некрологом.

– Ты псих, – ответила Кэти. – Но если поклянешься именем матери, что придешь завтра в десять, конечно. Послушай, Майк, это наш шанс. Мы можем стать владельцами золотой жилы вместо того, чтобы просто на ней работать.

– Я приду, – пообещал я.

Пришли почти все, за исключением нескольких внештатников, затерявшихся в сельской глубинке Коннектикута и Нью-Джерси. Явился даже вечно чешущийся Ирвин Рамстайн, который вел шуточную колонку (я этих шуток не понимал, поэтому не спрашивайте) «Политически некорректные петушки». Кэти уверенно руководила собранием, говоря нам, что шоу продолжится.

– Именно этого хотела бы Джерома, – ввернул Мизинчик.

– Всем насрать на желания Джеромы, – осадила его Джорджина Буковски. – Я просто хочу и дальше получать деньги. А также, если есть такая возможность, участвовать в работе журнала.

Этот крик души подхватили еще несколько человек. Работа, работа, журнал должен работать! И какое-то время редакция напоминала тюремную столовую во время бунта из какого-то старого фильма. Кэти позволила всем выпустить пар, потом навела порядок.

– Почему она умерла от удушья? – спросил Чин. – Жвачка же вылетела.

– Не жвачка, – поправила его Роберта. – Один из вонючих леденцов от кашля, которые она постоянно сосала. С экстрактом говнолипта.

– Что бы это ни было, оно вылетело после того, как Кэти применила «объятие жизни». Мы все это видели.

– Я – нет, – возразил Мизинчик. – Я завис на телефоне. В режиме гребаного ожидания.

Кэти рассказала, что поговорила с одним из парамедиков – несомненно, пустила в ход большие серые глаза, чтобы развязать ему язык, – и тот объяснил, что удушье могло спровоцировать инфаркт. Пытаясь следовать установкам профессора Хиггинса и приводить все относящиеся к делу факты, забегу вперед: вскрытие показало, что так оно и произошло. Если бы в «Неоновом круге» Джерома удостоилась заголовка, которого заслуживала, он, возможно, выглядел бы так: «У ГЛАВНОГО БОССА ЛОПАЕТСЯ НАСОС».

Собрание получилось долгим и шумным. Демонстрируя таланты, которые позволили ей легко и непринужденно переобуться в «Джимми Чу» Джеромы, Кэти дала всем высказаться и сбросить напряжение (последнее преимущественно проявлялось взрывами дикого, истерического хохота), а потом предложила вернуться к работе, потому что время, прилив и Интернет никого не ждут. Ни женщину, ни, если на то пошло, мужчину. Она добавила, что до конца недели переговорит с основными инвесторами «Круга», а потом пригласила меня в кабинет Джеромы.

– Примеряешь шторы[52]? – спросил я, когда дверь закрылась. – Или в данном конкретном случае – жалюзи?

Она взглянула на меня, как мне показалось, с обидой. А может, всего лишь с удивлением.

– Думаешь, мне нужна эта работа? Я выпускаю страничку, Майк, так же как и ты.

– Однако у тебя получится. Я это знаю, и они тоже. – Я мотнул головой в сторону нашего подобия новостной редакции, где все уже либо рылись в Сети, либо печатали, либо висели на телефоне. – Что касается меня, то я всего лишь автор веселых некрологов. Или был таковым. Потому что решил уйти в отставку.

– Думаю, я понимаю, откуда такое желание. – Она достала сложенный листок из заднего кармана джинсов и развернула. Я прекрасно знал, что это. – Любопытство – часть моей работы, поэтому я заглянула в твою корзину, прежде чем очистить ее. И нашла это.

Я взял листок, сложил не глядя (я не хотел даже видеть напечатанный текст, не говоря о том, чтобы читать), сунул в карман.

– Корзина пуста?

– Да, и это единственная распечатка. – Она смахнула с лица волосы и посмотрела на меня. Возможно, я видел перед собой не тот лик, что тысячу судов отправил в дальний путь[53], но пару десятков точно мог отправить, включая один-два эсминца. – Я знала, что ты спросишь. Проработав с тобой полтора года, я понимаю, что паранойя – твоя неотъемлемая часть.

– Спасибо.

– Без обид. В Нью-Йорке паранойя – один из навыков выживания. Но это не причина уходить с работы, которая в ближайшем будущем может стать намного более прибыльной. Я понимаю, от такого мурашки бегут по коже… но это всего лишь совпадение. Майк, мне нужно, чтобы ты остался в команде.

Уже не нам, а мне. Она сказала, что не примеряет шторы. Я придерживался иного мнения.

– Ты не понимаешь. Я не смогу больше этим заниматься, даже если бы захотел. Во всяком случае, смешно уже точно не будет. Будет… – я поискал и нашел слово из далекого отрочества, – кисло.

Кэти задумчиво хмурилась.

– Может, получится у Пенни.

Пенни Лэнгстон входила в число тех внештатников, что обитали в далекой сельской глубинке. На работу Джерома взяла ее по предложению Кэти. Вроде бы они знали друг друга по колледжу. Если и так, в остальном ничего общего у них не было. Пенни приходила в редакцию редко, всегда в старой бейсболке и со зловещей улыбкой, прилипшей к лицу. Фрэнк Джессап, спортивный журналист с ирокезом, говорил, что Пенни всегда выглядит так, будто она на самом финише забега к безумию.