История России с древнейших времен. Книга VIII. 1703 — начало 20-х годов XVIII века - Сергей Соловьев

Только 22 июля получил Толстой от Головкина известие о преславной виктории с ее следствиями и потребовал от визиря, чтоб немедленно был послан к Юсуф-паше указ задержать шведского короля и Мазепу под стражею, чтоб не ушли в другие места и не последовало от того неприятство. Визирь велел отвечать, чтоб посол не сомневался, будет все исправлено приятельскою мерою, но что с русской стороны поступлено нехорошо: русские войска, преследуя шведского короля, вошли в турецкие владения; при этом визирь хотел выведать у Толстого, какие будут его требования насчет шведского короля и Мазепы; Толстой отвечал прямо, что он потребует немедленной их выдачи. «Домогаюсь, — писал Толстой, — чтобы короля шведского и Мазепу отдали в сторону царского величества: но о короле не чаю, чтоб отдали ни по какой мере, разве только вышлют его вон из своей области; а о Мазепе боюсь, чтоб оный, видя свою конечную беду, не обусурманился, а ежели сие учинит, то никак не отдадут его по своему закону». 8 августа Толстой доносил: «Порта в большом горе, что шведского короля и Мазепу очаковский паша принял; очень туркам нелюбо, что этот король к ним прибежал, ибо, по закону их и ради стыда от других, отдать его невозможно и не хотят; однако и то мыслят, что царское величество домогаться его будет и за то мир с ними разорвет, чего они не хотели бы. Теперь с великою поспешностью начали приготовляться к войне, послав в Румилию и другие места указы, чтоб войска как можно скорее сбирались к русским границам, и соберется их осенью около 40000. Говорят, что делают это для своей безопасности, а впрочем, бог знает. На предложения мои о короле шведском ответа не дают, на аудиенцию к султану меня не допускают, даже в конференцию со мною вступать не хотят. Думаю, что это делают лукавством: отказать мне явно боятся, чтоб царское величество вдруг на них, неготовых, не наступил, и думаю, что не будут со мною говорить до тех пор, пока ратей своих не умножат, и тогда, может быть, станут говорить смелее. Теперь король шведский неизреченные соблазны туркам доносит и делает им большие обещания, чтоб они начали войну против царского величества, в чем ему много помогает хан крымский, и хотя меня крепко уверяют муфтей и другие, что от Порты противности не будет, но я сомневаюсь, и не изволь удивляться, что я прежде, когда король шведский был в великой силе, доносил о миролюбии Порты, а теперь, когда шведы разбиты, сомневаюсь! Причина моему сомнению та: турки видят, что царское величество теперь победитель сильного народа шведского и желает вскоре устроить все по своему желанию в Польше, а потом, не имея уже никакого препятствия, может начать войну и с ними, турками. Так они думают и отнюдь не верят, чтоб его величество не начал с ними войны, когда будет от других войн свободен. Визирь требует, чтоб рати царского величества от здешних границ удалились; а я доложу, что не только не должно удалять тех, которые теперь на границах, но надобно еще прибавить, потому что здесь делаются большие приготовления с великою поспешностью. Слышу, что король шведский стоит близь Бендер на поле, и, если возможно, послать несколько легкой польской кавалерии тайно, чтоб, внезапно схватив, его увезли, потому что, говорят, при нем людей немного, а турки, думаю, туда еще не собрались; и если это возможно сделать, то от Порты не будет потом ничего, потому что сделают это поляки, а хотя и дознаются, что это сделано с русской стороны, то ничего другого не будет, как только что я здесь пострадаю. Если же не будет совершенной надежды увезти, то лучше и не начинать».

14 августа муфтий прислал сказать Толстому, что этою осенью не будет со стороны Турции никаких неприятельских действий против России, но за будущую весну он не ручается и заранее об этом даст знать послу, потому что многие знатные люди советуют немедленно начать войну с Россиею, пока Польша с нею не в союзе; но совет этот не может быть принят, потому что Порта не готова к войне. Толстой послал тайно к муфтию с просьбою потрудиться, чтоб короля шведского и Мазепу выдали царскому величеству, обещая за труды 10000 золотых червонных да на 10000 соболей. Муфтий отвечал, что во всяком деле он помочь готов, но это дело невозможное, их закону противное, и говорить ему об нем никак нельзя. «Турки размышляют, — доносил Толстой, — каким бы образом шведского короля отпустить так, чтоб он мог продолжать войну с царским величеством, и они были бы безопасны, ибо уверены, что, кончив шведскую войну, царское величество начнет войну с ними».

Пока турки размышляли, Карл XII употреблял все средства, чтоб вовлечь их в войну с Россиею. Он явился в турецких владениях в сопровождении канцлера Мюллерна, секретарей Клинковстрема и Нейгебауера, нашего старого знакомого, находившегося теперь в шведской службе, генералов Шпарре и Лагеркрона, польского генерала артиллерии Понятовского, Мазепы и племянника его Войнаровского. Принятый почетно очаковским градоначальником Юсуф-пашою, король не остался, однако, в пограничном Очакове и отправился далее — к Бендерам, отправил Нейгебауера к султану с письмом, в котором просил о защите и предлагал союз против России. «Обращаем внимание вашего императорского высочества на то, — писал Карл, — что если дать царю время воспользоваться выгодами, полученными от нашего несчастия, то он вдруг бросится на одну из ваших провинций, как бросился на Швецию вместе с своим коварным союзником, бросился среди мира, без малейшего объявления войны. Крепости, построенные им на Дону и на Азовском море, его флот обличают ясно вредные замыслы против вашей империи. При таком состоянии дел, чтоб отвратить опасность, грозящую Порте, самое спасительное средство — это союз между Турциею и Швециею; в сопровождении вашей храброй конницы я возвращусь в Польшу, подкреплю оставшееся там мое войско и снова внесу оружие в сердце Московии, чтоб положить предел честолюбию и властолюбию царя».

Приблизившись к Бендерам, Карл не остановился в самой крепости, а раскинул лагерь под ее пушками, на берегу Днестра, на лугу, отененном деревьями; потом, когда это место оказалось очень низко, подвержено наводнениям, перешел на житье в деревню Варницу; 500 янычар составляли почетную стражу короля; ежедневно отпускало ему турецкое правительство съестных припасов на 500 талеров. Карл, вылечившийся от своей раны, вел прежний простой, деятельный образ жизни, был спокоен и весел, как прежде, до Полтавы. Главное затруднение его состояло в недостатке денег. Сначала помогла ему смерть Мазепы: после старика осталось 80000 дукатов чистыми деньгами, которые племянник его Войнаровский отдал взаймы королю; потом около ста тысяч талеров переслали ему из Голштинии; особенное искусство занимать деньги показал казначей королевский Гротгузен; наконец, в Константинополе Карл нашел доброжелателей в банкирах английской Левантской компании, братьях Кук, которые передавали ему тысяч двести талеров.

Приезд Нейгебауера в Константинополь с королевским письмом привел визиря Али-пашу в большое затруднение. Ответ состоял в осторожных выражениях, что султан не прочь принять некоторые королевские предложения. На помощь Нейгебауеру отправлен был в Константинополь Понятовский, который и начал борьбу с Толстым. Сначала осилил Толстой: в ноябре 1709 года возобновлен был мир между Россиею и Портою; относительно возвращения шведского короля в отечество было положено, что он тронется от Бендер с своими людьми без козаков и в сопровождении турецкого отряда из 500 человек; на польских границах турки его оставят, сдавши русскому отряду, который и будет провожать его до шведских границ, наблюдая, чтоб он во время проезда через Польшу не сносился с приверженцами Лещинского и вообще не возбуждал никакого беспокойства; козаки, изменившие царю, должны быть выгнаны из турецких владений. Смерть Мазепы прекратила дело о его выдаче, на которой настаивал Толстой. Легко понять, с каким чувством Карл XII узнал, что его через Польшу будет провожать русский отряд! Он велел составить мемориал, в котором великий визирь был представлен изменником, подкупленным Россиею. Понятовскому удалось в январе 1710 года подать этот мемориал прямо султану, без ведома великого визиря. Понятовский вместе с врагами Али-паши хлопотал изо всех сил о его низвержении и в июне достиг своей цели: Али-паша сослан, и великим визирем назначен Пууман Кеприли. Благодаря новому визирю Карл получил от Порты 400000 талеров в виде займа без процентов; но и Кеприли не хотел разрывать с Россиею и указывал Карлу другую, безопаснейшую дорогу для возвращения в Швецию, именно чрез австрийские владения. Но воинственный Дух, раздуваемый Понятовским, распространился в Константинополе; янычары начали требовать, чтоб их вели на Россию, и Кеприли должен был оставить свое место, которое занял Балтаджи Магомет-паша. А между тем Петр стал требовать от султана, чтоб статьи нового договора были в точности исполнены, жаловался, что до сих пор Карл XII и козаки-изменники находятся еще в турецких владениях, ходят слухи, что султан в угоду шведскому королю хочет расторгнуть мир и действительно татары и козаки впадают в русские границы, а козаки на место Мазепы выбрали себе нового гетмана — Орлика с позволения Порты. В октябре 1710 года Петр потребовал от Порты решительного ответа: хочет ли султан выполнить договор? Если хочет, то пусть удалит шведского короля из своих владений, в противном случае он, царь, вместе с союзником своим, королем, и республикою Польскою прибегнет к оружию. Но гонцы, везшие царскую грамоту к султану, были схвачены на границе и брошены в тюрьму: 20 ноября в торжественном заседании дивана решена была война, вследствие чего Толстой был посажен в Семибашенный замок; весною великий визирь должен был с огромным войском выступить в поход.