Снова домой - Кристин Ханна

Она рассмеялась, но необидным, легким смехом.

– Ты ГОТОВ?

– Только не рассказывай Лине, как я тут вел себя. Она почему-то считает меня ужасно крутым, как она выражается, человеком.

Алленфорд слегка сжал плечо Энджела и кивнул головой в сторону двери, затем вместе с Сарандоном вышел на подиум.

Как только врачи появились перед репортерами, включилось дополнительное освещение, защелкали фотокамеры.

Алленфорд поднялся на возвышение, пощелкал по микрофону, убеждаясь, что тот в исправности, и принялся зачитывать заранее приготовленное заявление.

Из-за дверей Энджелу были слышны обрывки фраз, произносимых Алленфордом.

– ...Анжело Демарко поступил в клинику «Сент-Джозеф» два с половиной месяца тому назад, после своего третьего и самого серьезного сердечного приступа... Только пересадка сердца могла спасти ему жизнь... Мистер Демарко был занесен в компьютер Объединенной сети по перевозке органов в качестве потенциального получателя...

Кто-то выкрикнул вопрос, но Энджел не расслышал, что именно спросили.

– Нет, – ответил Алленфорд более резким, чем обычно, голосом. – У мистера Демарко не было особых привилегий, его имя не играло в данной ситуации решительно никакой роли. И в список пациентов, которым требовалась пересадка сердца, он попал одним из первых как раз потому, что находился в очень тяжелом состоянии. Только поэтому. – Алленфорд сложил листок с текстом и засунул его в карман халата. – Он ждал своей очереди, как и любой другой пациент. Я сам провел операцию и могу сказать, что она прошла без осложнений. После операции Демарко провел в клинике столько времени, сколько было необходимо.

Затем его выписали. Сейчас он должен вести совершенно другой образ жизни. Благодарю всех за внимание.

Как только Алленфорд закончил свою речь, вопросы посыпались один за другим как из рога изобилия. Репортеры вскакивали со своих мест, выкрикивая вопросы, тянули вверх руки с микрофонами. Большинство вопросов и ответов сливалось в неразличимый гул. Впрочем, Энджел не беспокоился об этом: пусть Алленфорд говорит все, что считает нужным. Репортеры все равно будут неистовствовать до тех пор, пока Энджел сам не выйдет к ним.

Мадлен сжала его руку.

– Ты вовсе не обязан выходить к ним, пойми.

– Конечно, немного страшновато, – признался он. – У меня в голове сейчас звучит музыка из фильма «Челюсти» Одно из двух: или это Фрэнсис напевает, или я действительности в опасности.

Она улыбнулась:

– Ты сошел с ума, Энджел Демарко.

Через стекло Энджел увидел, как доктор Алленфорд встал, спустился с подиума и отошел чуть влево – это был условный сигнал, по которому Энджел должен был появиться перед репортерами.

Он повернулся к Мадлен:

– Мы пойдем туда вместе.

– Разумеется.

Внезапно Энджелу захотелось поцеловать Мадлен. Но вместо этого он просто улыбнулся. Мысль о том, что Мадлен будет рядом, что она всегда поддержит его, что она верит в него, – придавала ему сил. Его самого удивляло, какая уверенность вселяется в человека, если он знает, что у него за спиной стоит тот, на кого всегда можно опереться. Раньше Энджел пугался каждый раз, когда оказывался в одиночестве.

– Проходи ты первая. Если нас увидят вместе, то поднимется скандал. Завтра во всех газетах начнут трепать твое имя, пытаясь докопаться до подробностей наших отношений. И уж наверняка отыщется какая-нибудь стриптизерша, например, из Дедвуда, которая охотно прокомментирует любые детали.

Энджелу очень хотелось, чтобы Мадлен улыбнулась ему, но лицо ее оставалось напряженным.

– Все пройдет хорошо, – сказала она, сжав Энджелу руку и глядя ему в глаза. Мадлен вышла из кухни кафетерия и, направившись к подиуму, села на один из стульев во втором ряду.

Ну что ж... Энджел поглубже вдохнул и собрался, как если бы ему предстояла съемка важного эпизода. Довольно легко, что далось ему благодаря долгой практике, Энджел перевоплотился в Энджела Демарко, суперзвезду Голливуда.

И с улыбкой вышел из кухни. Он отлично знал, что со стороны выглядит так, словно ему нет дела ни до чего на свете. Энджел взошел на подиум и остановился.

– Это же он!

Фотокамеры начали ослеплять его своими вспышками, толпа репортеров заволновалась. Вопросы сразу посыпались один из другим: их было так много, что Энджелу с трудом удавалось расслышать хотя бы некоторые из них.

Кто-то зааплодировал, его поддержали, и минуту-другую в кафетерии раздавалась только бурная овация.

Пожалуй, впервые за последние два месяца он вновь почувствовал себя Энджелом Демарко – а вовсе не каким-нибудь Марком Джонсом, пациентом из палаты 264-В, не братом Фрэнсиса, не новоявленным отцом взрослой дочери. Он сделался Энджелом Демарко, голливудским актером, кинозвездой, и ему это нравилось.

Старые, забытые ощущения вернулись вновь. Аплодисменты вливались, казалось, в самую его душу, Энджела переполняла гордость. Как он мог так прочно забыть это чувство всеобщего обожания и преклонения?

Широко улыбнувшись, он поднял руку, призывая к тишине.

– Спокойно, спокойно... Это ведь не я сделал операцию, я всего лишь выжил благодаря ей.

Послышались отдельные смешки. Аплодисменты стали понемногу стихать. Энджел вдруг заметил, что наступила абсолютная тишина. Все репортеры смотрели сейчас на него с нескрываемым любопытством. Шрам от операции начал нестерпимо чесаться от волнения.

Появившееся было воодушевление покинуло Энджела, он почувствовал себя совершенно опустошенным, никому не нужным. В голове вдруг мелькнула мысль: интересно, как бы он вел себя, если бы был каким-нибудь самым обычным Джо.

Раньше Энджел никогда не задумывался об этом. В былые времена он только с презрительной насмешкой думал об этих заурядных людях, имеющих жен, кучу ребятишек, работу от звонка до звонка.

Ему всегда казалось, что жизнь – это что-то вроде увлекательной вечеринки. Если вас позвали на нее – вы веселитесь, если нет, то ваше дело убирать со стола за приглашенными.

За последнее время Энджел постепенно понял, что удовольствие – это лишь часть того, что называется жизнью. Он вспомнил прошлую ночь, когда, сидя с Линой на крыльце дома, прижимал ее к себе... Вспомнил и свой разговор с Мадлен на могиле Фрэнсиса, ее вымученную улыбку, ее старание хоть немного облегчить его боль. Пожалуй, за те минуты рядом с Мадлен он узнал и почувствовал больше, чем за все тридцать четыре года своей жизни.

– Прежде всего, – спокойным голосом произнес он, – я бы хотел поблагодарить всех сотрудников клиники «Сент-Джозеф» за их профессиональную помощь. Особенно хочу поблагодарить моих врачей – Криса Алленфорда, Маркуса Сарандона и Мадлен Хиллиард. Они сделали все возможное для того, чтобы спасти мне жизнь, и это несмотря на то, что я своим поведением весьма усложнял им работу. Хочу также сказать спасибо медсестрам и терапевтам...