Семья Зитаров. Том 1 - Вилис Лацис

— Любите ли вы меня?

— Да… — следует решительный ответ.

— Согласны ли вы стать моей женой?

— Этого я сразу не могу сказать.

— Я это предвидел, и поэтому разрешите поставить третий и последний вопрос: почему?

— Потому что сначала нужно выяснить и взвесить ряд обстоятельств.

— Я тоже этого хочу. Никаких внешних препятствий у нас нет. Мы совершеннолетние, свободные люди. Закон и общество не запрещают нам жениться. Мы любим друг друга, следовательно, отпадает самое главное препятствие. Что еще вас волнует?

— На какие средства мы будем существовать?

— Я штурман и получаю определенное жалованье, которого вполне хватит, чтобы прилично жить вдвоем.

— Вы ведь не захотите, чтобы я после свадьбы продолжала работать в конторе? — спрашивает Мод.

— Конечно, нет.

— После свадьбы нам необходимо будет иметь квартиру, по крайней мере, из трех комнат. Нужна прислуга. Сможем ли мы обставить квартиру, купить мебель и отложить необходимую сумму на жизнь?

— Через полгода у меня будет семьсот фунтов.

— А в настоящий момент?

— Не больше тридцати.

— Следовательно, вы собираетесь устраивать свадьбу через полгода?

— Да, когда будут деньги.

— Откровенно признаться, весь этот разговор мы ведем несколько преждевременно. Нам следовало бы говорить об этом через полгода.

— Но мне нужно знать ваше решение сегодня, иначе эти полгода пройдут так же бесцельно, как предыдущие полтора.

— Почему?

— Мод… — Ингус принужденно улыбнулся и крепко сжал ее пальцы. — Я хочу добыть эти деньги только ради нас. Иначе они мне не нужны. Но я не могу действовать вслепую, мне нужно видеть впереди цель. Полгода неизвестности или полгода светлых надежд. Вы понимаете, какая в этом разница?

Тронуло ли Мод отчаяние, написанное на лице Ингуса, или что-то другое, но она совершенно преобразилась. Ее серьезность, деловой, почти коммерческий тон исчезли. Она подсела ближе к Ингусу и прижалась к нему.

— Дорогой… Неужели вы еще сомневаетесь?

Потом начался чудесный, идиллический вечер. Они никуда не пошли, просидев до поздней ночи в комнате, забыв зажечь огонь. Крепко прижавшись друг к другу, они тихо ворковали, как пара голубков, наслаждаясь этой близостью, которую уже не омрачали никакие сомнения. Они мечтали о будущей совместной жизни, придумывали, как обставить квартиру, мысленно выбирали мебель и подсчитывали, сколько будет стоить обстановка; еще и еще раз клялись друг другу в верности, листали календарь и выбирали день свадьбы. С обеих сторон было проявлено много нежности. Впервые за все время Мод предстала перед Ингусом во всей своей женственности. Но если подвести итог содержанию их беседы, то окажется, что она была весьма прозаичной. Мод будет ждать Ингуса шесть месяцев. За это время он добудет семьсот фунтов стерлингов. Если он через шесть месяцев вернется с семьюстами фунтами, они поженятся, если же нет, то этот вечер и все сказанное сейчас сведутся к нулю.

Вот почему Ингус не пошел первым штурманом на «Канадиэн Импортер» и не погиб на море.

Две недели спустя после этого разговора «Саутэрн Принс» отправился в Южную Америку, и второй штурман Зитар вез с собой на тридцать фунтов английских стерлингов контрабандных товаров. «Дорогой…» — произнесла, расставаясь, одна женщина. Это слово он не забывал всю жизнь.

Глава шестая

«Саутэрн Принс» вез на юг разнообразный груз. Верхнее междупалубное пространство было заполнено различными изделиями одной крупной английской фирмы, посылаемыми в качестве образцов аргентинским купцам. Вероятно, поэтому грузы сопровождал представитель фирмы мистер Смоллет. Это был малоподвижный, надменный человек — длинный, высохший, желтый, как лимон, в очках на тонком носу. Как истый педант и верный слуга хозяев, он в продолжение всего пути не переставал заботиться о грузах фирмы, но его заботы главным образом выражались в недоверии к пароходной прислуге. Убежденный в том, что у моряков только одно на уме — как бы воспользоваться имуществом фирмы, он не дружил с офицерами. По отношению к капитану, за столом которого он обедал, Смоллет был сдержанно вежлив, за матросами следил, как истый сыщик.

Когда пришли в тропики, лимонно-желтое лицо Смоллета за несколько дней ссохлось еще больше и напоминало теперь сморщенный кожаный коричневый кисет для табака. Несмотря на то, что он впервые попал на юг, тропическую жару он переносил довольно хорошо и лицо его редко покрывалось потом — возможно, потому, что вся излишняя влага давно уже испарилась из тела Смоллета.

На судне его все ненавидели. Матросы открыто смеялись над ним, изображали его негнущуюся спесивую походку и ледяное выражение лица. Офицеры чувствовали себя задетыми его подчеркнуто сдержанным поведением и от души желали ему всего самого плохого, что можно пожелать в море.

— Жаль, что в этот раз Бискайя была такой спокойной, — сожалел первый штурман Яновский. — Следовало бы его как следует покачать до приступа морской болезни, а потом заставить самого убирать загаженную каюту.

— Все равно стюард за шиллинг вычистил бы, — возразил старший механик.

— Я бы дал стюарду два, чтобы только не чистил, — разгорячился Яновский.

— А может быть, он пожалел бы шиллинг и вычистил бы сам, — предположил Ингус.

— А вот посмотрим, что будет на экваторе, — продолжал Яновский. — Если не буду стоять на вахте, я с удовольствием возьму на себя роль «священника». Но как бы там ни было, на сей раз праздник Нептуна произойдет по всем правилам.

Когда судно стало приближаться к экватору, Яновский заблаговременно договорился с матросами и подобрал из них подходящих парней для выполнения традиционного морского ритуала. На всякий случай, не зная, сможет ли сам участвовать в церемонии крещения, он приготовил себе достойную замену в лице судового плотника Свенсона. Это был молодой, веселый и энергичный светловолосый швед. Он готовился к своей роли с таким увлечением, словно впереди его ожидало какое-то исключительное удовольствие. Весь экипаж знал о том, что произойдет на экваторе, только бедняга Смоллет не имел об этом ни малейшего представления. Он даже не заметил, что сделался центром всеобщего внимания, а впрочем, если бы и заметил, то скорей всего решил бы, что пароходная прислуга покушается на собственность фирмы.

Все безжалостнее припекало тропическое солнце. Металлические части судна накалились до такой степени, что к ним нельзя было прикоснуться, палуба стала горячей и жгла подошвы ног даже сквозь подметки. А на шлюпочной палубе из щелей вытекла вся смола, и Смоллет, прогуливаясь под солнечным тентом, прилипал к полу подошвами, как муха к липкой бумаге.

Наконец, наступил долгожданный день. В три часа пополудни должны были пересечь экватор. Кроме Смоллета на «Саутэрн Принс» подлежал крещению юнга. Часа за два до торжественной церемонии начались приготовления. На корме на кватердеке натянули большой кусок промасленной парусины и наполнили его водой. Затем шестеро матросов нарядились неграми, вымазались сажей и надели соответствующую одежду. Боцман приклеил себе бороду из пакли, как полагается Нептуну, а один из молодых матросов переоделся дамой, изображая дочь Нептуна. Остальные тоже распределили между собой роли: один был «священником», второй — «адвокатом», третий — «врачом», четвертый — «парикмахером».

Когда секстан показал, что судно достигло экватора, капитан сообщил об этом экипажу и послал юнгу, над которым собирались провести церемонию крещения, на нос парохода с большим топором для рубки мяса, наказав:

— Последи там! Сейчас мы будем проходить линию, которая отделяет север от юга. Ты должен перерубить ее, иначе нам дальше не пройти.

Мальчуган пошел на бак и пристально стал смотреть вперед. Все свободные от вахты люди собрались на палубе и с улыбками следили за ним. Смоллет тоже вышел из каюты и, не разобравшись еще, что привлекает внимание моряков, также уставился на нос судна.

— Что там — земля или акула? — не вытерпев, спросил он одного из матросов.

— Сейчас увидим, — с занятым видом пробурчал тот.

— Ну как, видишь что-нибудь? — крикнул капитан юнге.

— Еще ничего не видно, господин капитан! — отозвался мальчик.

— Значит, ты прозевал.

Капитан подошел к рукоятке сирены и дал три мощных гудка, оповещающих о том, что судно переходит экватор. Мальчик, наконец, сообразил, что его дурачили, и покинул свой пост на баке. Но не успел он спуститься на палубу, как два «негра» схватили его под руки и повели на корму, к купели, вокруг которой уже толпились все свободные члены экипажа. Смоллет тоже находился там. Его, так же как и юнгу, держали за руки два «негра». К великому удовольствию моряков, оказалось, что этот человек совершенно лишен чувства юмора. Он сопротивлялся, пытался вырваться, протестовал против самоуправства, грозил подать в суд за грубое обращение с пассажиром и призывал на помощь капитана. Но тот только пожимал плечами и говорил, что таков морской обычай, — он ничем не может помочь.