Современный шведский детектив - Пер Валё

— Да ты… ты плачешь? — вдруг заметил Еспер; он был озадачен и даже испуган.

— Пусти меня, — резко сказала Полли. — Оставь меня в покое.

Он повиновался. Не найдя носового платка, Полли ладонью смахнула слезы и кое-как взяла себя в руки.

— Я бы хотела… Впрочем, что толку хотеть, — невнятно пробормотала она.

— И напрасно, человек обязательно должен, и хотеть, и надеяться, — ободряюще сказала фру Вийк, которая только что вошла в комнату. — Придет день, когда исполнятся все твои желания. Они всегда исполняются неожиданно.

Но Полли была настроена мрачно.

— Даже если такой день и придет, я все равно останусь ни с чем… Тебе помочь?

— Да, пожалуйста. Нужно подать в гостиную кофе. Вот-вот приедет Лиселотт Люнден.

Подавив вздох, Полли пошла в столовую за дорогим датским сервизом. В дверь позвонили, и сначала в холле, а потом совсем рядом, в гостиной, послышался голос пастора Люндена, рассчитанный на более просторные помещения, чем обыкновенная вилла. Толкнув ногой, дверь гостиной, Полли осторожно внесла поднос с посудой. Она уловила слова: «вскрытие», «допрос», «захоронение урны».

Мужчина в полицейской форме принял у нее из рук поднос, и только тогда Полли сообразила, что пришел старший полицейский Берггрен, а не фру Люнден.

Эрк Берггрен был почти двух метров росту и довольно плотного сложения. Лицо полное, голубые глаза, обращенные к ней, глядели спокойно и доброжелательно.

— Здравствуй, Полли, — мягко сказал он. — Прими мои соболезнования. Куда поставить поднос? На столик перед диваном? — И продолжал, вновь обернувшись к пастору — Я уверен, это займет немного времени. В Линчёпинге обычно не тянут. Раз она скончалась от угарного газа, чтобы подтвердить это, достаточно короткого осмотра.

— Когда точно она умерла? — спросил Еспер, который тоже сидел в гостиной.

Рядом с белокурым и могучим Эрком его ровесник Еспер Экертод выглядел долговязым и тощим. К тому же Есперу не хватало берггреновского спокойствия и уверенности.

— Доктор Северин предполагает, что смерть наступила утром, часов в шесть или семь, — сказал старший полицейский.

— Когда же Альберта закрыла эту злополучную вьюшку?

— Трудно сказать, — признался Эрк. — Мы думаем, около полуночи. Согласно показаниям Елены Вийк, фру Фабиан затопила печку не раньше девяти вечера, и топилась она, выходит, совсем недолго.

Задумчивым взглядом он обвел уютную, красивую комнату, где изобилие цветов и книг сочеталось с забавным смешением красок и стилей. Угол занимали два одинаковых дивана позднего рококо, обитые красным шелком. Перед телевизором зеленое кресло в современном функциональном стиле мирно соседствовало с другим — старинным креслом без подлокотников, обтянутым гобеленом. А цветной телевизор стоял возле антикварного бюро 1779 года с клеймом Георга Гаупта.

— Странно, что Альберта так небрежно обращалась с печкой, — сказал Берггрен. — Она ведь прекрасно знала, как опасно топить на ночь, глядя и слишком рано закрывать вьюшку.

Полли Томссон покачала головой.

— Ничего странного тут нет. Иногда Альберта бывала до крайности небрежна… и нетерпелива. Топить она вообще не любила. Лишняя возня, говорила она. Сиди и жди, пока прогорит, а если заснешь и оставишь трубу открытой, утром в доме будет лютый холод.

Полли закусила губу и осеклась, но Эрк понял, что сказала она не все.

— Значит, это не первый раз? — мягко спросил он. — Значит, уже случалось, что фру Фабиан закрывала печку раньше времени, особенно если хотела спать?

— Да случалось. Последний раз на рождество. Но я была тогда дома и учуяла запах дыма, мне показалось, что где-то дымит печь. Мирьям тоже ночевала с нами, она бросилась к Альберте в комнату, залила угли водой, устроила сквозняк и отругала Альберту, хотя дыму от воды только прибавилось и мы втроем наперебой кашляли и дрожали от холода.

— А ведь позавчера вечером Мирьям Экерюд заезжала сюда, — задумчиво сказал Эрк. — Вероятно, она последняя видела Альберту Фабиан в живых. Ты-то сама уехала в шесть вечера, если не ошибаюсь?

— Да, машины у меня нет, поэтому я боялась опоздать на автобус, идущий в Эребру, — мрачно ответила Полли.

— Как жаль, что ты не обратилась ко мне! — воскликнул пастор Люнден. — Я бы с радостью отвез тебя прямо к поезду. Все равно я был в городе, а с шести до половины седьмого сидел у Альберты. Она произнесла целую хвалебную речь о тебе и твоих музыкальных талантах.

Полли вспыхнула.

Неожиданно в разговор вмешался новый голос, настойчивый и немного резкий. И Елена Вийк, встретившая в холле Лиселотт Люнден и проводившая ее в гостиную, подумала, что Лиселотт всегда производит такое впечатление, будто она сию минуту порвала ленточку, придя первой к финишу.

Фру Люнден была недурна собой. Она была на семнадцать лет моложе пастора и благодаря миловидному, нежному лицу выглядела тридцатилетней. Темные волосы с медным отливом, заплетенные в тяжелую косу, венчали ее голову, маленькие темные глазки так и горели любопытством. С каждым годом фру Люнден все больше полнела, но туалеты она шила себе сама, умело, скрывая недостатки фигуры. Она питала слабость к черному цвету, вот и сейчас пришла в черном платье. Ноги у нее были красивые, и она это знала.

— Не понимаю, зачем Полли вообще спешила в Эребру к стокгольмскому поезду, — заявила она, — ведь Еспер ехал отсюда один в своем «вольво». И в тот же день.

— Еспера здесь не было, — возразила Полли.

— Если ты уехала шестичасовым автобусом, — проворковала Лиселотт, — откуда тебе знать, кто проезжал здесь по Хюттгатан около полуночи?

— Какого черта… — рассердился Еспер, хмуро глядя на тетку.

Даже пастор, привыкший мягко обращаться с женой, укоризненно посмотрел на нее из-за круглых очков и строго сказал:

— Уж тебя-то, во всяком случае, не было здесь в понедельник около полуночи. Откуда же тебе известно, что сюда приезжал Еспер?

— Из надежного источника, — ответила Лиселотт, усевшись на красный диван и кокетливо скрестив ноги.

Не успел Еспер открыть рот, как Эрк Берггрен, невозмутимо произнес:

— Это совпадает и с моими данными. Не исключено, что источник у нас один.

— Кофе — вот от чего я не откажусь! — воскликнула Лиселотт. — Ну, Еспер, выкладывай начистоту. Каким ветром тебя занесло ночью в эту тихую, маленькую Скугу?

— Ладно, — сдался Еспер. — Я возвращался нз Филипстада, потому и оказался в Скуге. Разве это преступление?

Он встретил взгляд Полли, в ее широко открытых глазах угадывалось недоверие.

— Ты хочешь сказать, что только проехал мимо, но не был ни возле дома, ни в доме? — спросила она.

— Уместней всего употребить первый предлог. Я был возле дома, оставил машину у калитки и прошелся по двору. Мне не повезло, в лесу неподалеку от Греккена я проколол шину, пришлось менять колесо Я был по уши в грязи и надеялся, что Альберта еще не спит, и я смогу у нее умыться. Но в окнах было темно, я решил не стучать и погнал домой, в Стокгольм. И очень теперь жалею. Будь я понастырнее, я бы постучал, окликнул ее, в конце концов, просто разбил окно, и тогда Альберта осталась бы жива.

— Что толку теперь рассуждать, — наставительно заметил пастор. — Кроме угрызений совести да седых волос, подобные сожаления ничего не дают, факт остается фактом — Альберта умерла. — Од взял у жены датское блюдо, расписанное ракушками, и рассеянно спросил: — Дорогая, тебя, кажется, что-то интересует?

— Да, — без обиняков ответила Лиселотт. — Меня интересует, кому достанется это бюро восемнадцатого века.

На миг всеобщее внимание переключилось на изысканное густавианское бюро с бронзой и инкрустацией. В гостиной даже не сразу осознали непристойность ее слое.

— Дружок мой, прах Альберты еще не предан земле, — пристыдил пастор жену. — Всему свое время.

— Мебель здесь и в самом деле прекрасная, — заметил Эрк Берггрен. — Вон сколько красивых и дорогих вещей.

Звякнул кофейник — это Полли в сердцах поставила его на стол. Ее глаза отливали той же голубизной, что и узор на фарфоре.

— Бюро привезли сюда из Лубергсхюттана, — сказала она. — Оно принадлежало дяде Франсу Эрику. Большая часть ценных и старинных вещей в этом доме принадлежала ему.

Фру Вийк была удивлена неожиданной запальчивостью Полли и попыталась восстановить мир между родственниками:

— Франс Эрик Фабиан уже двенадцать лет как умер. У него не было ни детей, ни родных. Альберта — его единственная наследница. Двенадцать лет всем его имуществом владела она. Оспаривать это — пустая трата времени.

— Вот кому повезло, — сказала пасторша, она была явно взволнована. — До неприличия повезло! Только подумайте, в пятьдесят один год найти богатого холостяка, который захотел на ней жениться, хорошо обеспечил и сделал наследницей своего состояния. Ведь она была просто нищая, все Люндены нищие.