Неру - Александр Горев

Первым, кого вице-королю удалось склонить на свою сторону, был Патель, который, в свою очередь, принялся убеждать находившихся под его влиянием конгрессистов, заявляя, что он готов пожертвовать частью Индии, только бы избавиться от лиги. «Нравится нам это или не нравится, — изрекал Патель, — но в Индии действительно существуют две нации... Если два брата не могут ужиться вместе, они совершают раздел. После раздела, когда каждый из них получает свою долю, они вновь становятся друзьями. Напротив, если они вынуждены продолжать жить вместе, между ними каждый день происходят жестокие стычки. Так не лучше ли откровенная драка, а затем раздел, чем ежедневные ссоры и пререкания?»

Без особого труда склонив на свою сторону Пателя, который, по словам вице-короля, оказался орешком «мягким внутри после того, как расколешь скорлупу», Маунтбэттен перенес свои усилия на других руководителей Конгресса и в первую очередь на Ганди и Неру.

Ганди, приглашенный вице-королем, приехал в Дели 31 марта. Перед первой встречей с Маунтбэттеном Махатма успокаивал Азада, встревоженного настроениями Пателя и его окружения:

— Если Конгресс захочет согласиться на раздел, то он сможет сделать это, только переступив через мой труп. Пока я жив, я никогда не соглашусь на раздел Индии.

Ганди и Маунтбэттен беседовали в течение трех дней, и все эти дни, как только Махатма покидал вице-королевский дворец, за ним неотступно следовал Патель.

Снова встретившись с Ганди, Азад поразился перемене, которая произошла во взглядах Махатмы. «Положение сейчас таково, — уныло промолвил Ганди, — что раздел, по-видимому, неизбежен. Остается лишь решить вопрос о том, в какой форме он должен осуществиться».

Подействовали ли на Ганди доводы Маунтбэттена, пугавшего возможностью «огромного общего пожара» на Индостанском субконтиненте, или сказался сильный нажим на Махатму со стороны напористого «прагматика» Пателя, волей-неволей повторявшего «теорию» Джинны о двух нациях? Было бы ошибкой как преувеличивать, так и преуменьшать влияние обоих на Ганди. Однако главная причина, вынудившая Махатму отступить от своей первоначальной точки зрения, заключалась в том, что после калькуттской резни и мартовских событий он переживал мучительный духовный кризис. Там, в Калькутте, Лахоре, Равалпинди, рушилась идея ненасилия, которую Ганди ревностно пытался привить соотечественникам и которая, как он верил, являлась единственным универсальным средством для разрешения всех жизненных проблем. Идея рушилась, хотя Ганди не признавался до конца в этом даже самому себе. Спустя несколько недель Ганди заявит о неудаче проповеди ненасилия, но все-таки будет продолжать отстаивать саму идею. «Ненасилие, — скажет он, — которое осуществлялось в течение последних тридцати лет, было ненасилием слабого... Такое ненасилие не может играть никакой роли в изменившейся обстановке. У Индии нет опыта в применении ненасилия сильного...»

Еще в 1944 году, напряженно размышляя над судьбами родины, Неру писал, что всякий навязанный ей раздел будет «возвратом к некой средневековой концепции, которая неприложима к современному миру». Будучи убежденным сторонником единой Индии, он считает неизбежным и возможным найти «форму свободы, обеспечивающую широчайшую автономию провинций и княжеств при одновременном сохранении прочных связей с центром. В пределах более крупных провинций или княжеств могут даже существовать, как в Советской России, автономные единицы. В дополнение к этому можно включить в конституцию все мыслимые виды защиты и гарантии прав меньшинства». Но уже тогда Неру, словно его одолевали мрачные предчувствия, признавался, что не знает, «как сложится будущее под влиянием различных не поддающихся определению факторов и сил,  г л а в н о й  и з  к о т о р ы х  я в л я е т с я  п о л и т и к а  А н г л и и» (разрядка авт.).

Вечером 10 мая 1947 года в Симле Маунтбэттен ознакомил Неру с проектом своего плана будущего устройства Индии, который он намеревался представить на рассмотрение британского правительства.

В два часа ночи Неру возвращается из резиденции вице-короля в гостиницу и сразу направляется в номер своего ближайшего друга и советчика Кришны Менона. Некоторое время он, предельно возбужденный, не может вымолвить ни слова, так велико его негодование. Маунтбэттен фактически предложил ему раздробить Индию — передать власть провинциям, оставив слабое федеральное правительство в центре. Вопрос же о том, будут ли эти провинции объединяться друг с другом, следовало решать каждой провинциальной администрации после того, как англичане уйдут из страны.

Утром Неру посылает вице-королю письмо, называя план «совершенно неприемлемым» для Индии. Разгадав подлинные намерения Маунтбэттена и его окружения, Неру прямо указывает, что осуществление этого плана приведет к раздроблению страны, неминуемо вызовет междоусобные конфликты с их беспорядками и насилием, еще больше подорвет авторитет центральной власти, деморализует армию, полицию, гражданские службы.

Маунтбэттен с хорошо разыгранным недоумением по поводу резкого письма Неру соглашается «доработать» план и заверяет Неру и других лидеров ИНК в искренности своего желания «построить сильную, сплоченную Индию». Однако сам продолжает вести спешные приготовления к разделу страны. В своей решимости разъединить индийскую нацию, ослабить ее и тем самым сохранить за Англией возможность вмешиваться во внутренние дела Индии, вице-король не брезгует никакими средствами. Так навязывает он свой план премьер-министру одного из княжеств, махараджа которого еще не вынес окончательного суждения. Глубокомысленно заметив, что является прорицателем, Маунтбэттен взял со стола пресс-папье из хрусталя, долго вглядывался в него, а потом обрадованно заявил ошеломленному собеседнику, что как раз в этот момент махараджа выразил свое согласие с планом. Об этом случае расскажет спустя несколько лет начальник отдела печати вице-короля Аллан Кэмпбелл-Джонсон...

Незадолго до отъезда Маунтбэттена в Лондон Азад попытался убедить вице-короля повременить с осуществлением плана. «Даже без всякого раздела, — с горечью говорил Азад, — в Калькутте, Бихаре, Бомбее и Пенджабе произошли погромы и мятежи. Индусы избивали мусульман, а мусульмане избивали индусов. Если в такой атмосфере произойдет раздел страны, реки крови прольются в обеих ее частях и ответственность за эту резню падет на англичан».

Маунтбэттен не колеблясь ответил Азаду, что дает «полную гарантию» в этом отношении. «Я позабочусь о том, чтобы не допустить кровопролития и погромов. Я же не штатский человек, а солдат, — гордо заявил вице-король. — Если вопрос о разделе будет в принципе решен, я издам приказ, запрещающий религиозно-общинные беспорядки в любой части страны. При малейших признаках волнений я применю строжайшие меры, чтобы пресечь в корне любую попытку организации мятежа. Я даже не прибегну к помощи вооруженной полиции, я просто прикажу наземным войскам и воздушному флоту действовать и пущу в ход танки и самолеты, если кто-либо вздумает создавать беспорядки».