Падение Парижа - Илья Эренбург
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Третий день решил все; немцы ворвались в Тур. Горела библиотека. Бои шли на узких улицах между набережной и бульварами. Солнце, пробиваясь сквозь дым, было грязно-розовым; пахло гарью.
Дюкан стоял возле чердачного оконца. Перед ним были черепичные крыши, длинная извилистая улица. Стреляет он неплохо… Когда-то в маленьком городке, где вырос Дюкан, на троицу открывалась ярмарка. Дюкан не умел ухаживать за девушками; заикался, стыдился своего уродства. Он расцветал у тира; все стояли, охали: «Ну и стреляет!..» Это было тщеславием подростка. Теперь это последняя надежда. Он себя дешево не продаст!..
Вдалеке он заметил немцев; они шли гуськом, прижавшись к серой стене. Улицу пересекала баррикада; бочки, выброшенная из домов мебель, тюфяки.
Вдруг Дюкан увидел французского солдата. Это сержант Майо… Что он делает? Сумасшедший!.. Майо бросился навстречу немцам; потом остановился, кинул гранату. Три немца остались на мостовой; остальные убежали, Дюкан, не помня себя, ревел:
– Здорово, сержант! Здорово!..
Майо стоял, не двигаясь, будто окаменел. Раздался залп; он вскинул руки и упал.
Снова показались немцы. Дюкан стрелял без промаху. Немцы не выдержали, побежали назад к набережной.
Дюкан вытер рукавом мокрый лоб, схватил фляжку – его давно мучила жажда. Он не подумал, что немцы могут подойти с соседней улицы – по крышам. Он увидел перед собой рослого рыжего солдата. Они долго боролись. Дюкану удалось повалить немца.
Была минута тишины. Жужжал залетевший в комнату шмель. Дюкан подобрал винтовку, прицелился – по крышам ползли немцы. Он еще два раза выстрелил. Успел подумать: «Это девятый!..» Потом зашатался и упал – шумно, как дерево.
34
Тесса лежал на кушетке в изнеможении. Мухи не давали ему покоя, садились на нос, на темя, щекотали уши. Он не мог двинуться; мечтал уснуть, но сон не шел. Он чувствовал длину каждой минуты. А когда-то незаметно пролетали дни, месяцы… В ужасе Тесса подумал: «Где теперь Дениз?..» Ее схватили немцы. А Полет, наверно, погибла. Не то она разыскала бы его – министра легко разыскать. Все говорят, что на дорогах трупы беженцев… Да и Люсьен вряд ли уцелел, это – сорвиголова, такие гибнут первыми…
Что будет дальше? Лаваль улыбается. Марке горд бордоскими винами. Бретейль коротко отвечает: «Обойдется». И ни единого проблеска… Немцы продолжают наступать; заняли Брест, Лион. Они в Ла-Рошели, а это возле Бордо… Парламентеры уехали: среди них Пикар. Но кто знает, что им скажут?.. Может быть, немцы нарочно тянут? В стране неспокойно. Поммаре говорит, что в Марселе коммунисты кричат на всех площадях… Да и здесь препротивное настроение… (Тесса вспомнил свою встречу с рабочими, громко вздохнул.) Конечно, Вайс – нахал, но он прав: за самолеты придется отвечать… Некоторые радикалы собираются удрать в Африку. Это не так глупо… Тесса предлагали место на пароходе «Массилья». Он готов был согласиться. Но Бретейль сказал: «Пассажиров «Массильи» мы приставим к стенке…» И Тесса поспешно воскликнул: «Правильно! В такие минуты не покидают родину!..»
Раздался телефонный звонок: Тесса вызывали на заседание.
Увидав, что Лебрен сморкается, Тесса понял – новости невеселые!.. Бретейль монотонно, как поминальную молитву, прочитал немецкие условия, переданные по проводу генералом Пикаром. Тесса возмущенно крикнул:
– Позорные условия!
Бретейль сухо посмотрел на него:
– Не следует забывать, что мы разбиты.
– Я понимаю… – Тесса кивал головой. – Лично я за то, чтобы подписать…
Полуживой от усталости, он подошел к микрофону; откашлялся; и бодро, как в былые годы, начал речь, обращенную «к нации»:
– Не будем падать духом! Условия перемирия, подписанные нашими делегатами, тяжелы, но не позорны. Это – почетные условия. Вся моя жизнь тому порукой!
А после, выпив стакан минеральной воды, слабым голосом сказал Бретейлю:
– Только смотри, чтобы не напечатали!.. До того, как солдаты сложат оружие… Зачем играть с огнем?.. Среди них достаточно горячих голов…
В Бордо возвратился Пикар. Тесса тотчас поехал к нему – его разбирало любопытство.
– Как все было? Я говорю об атмосфере…
Генерал поглядел на него тусклыми, пустыми глазами:
– Мне стыдно за мой мундир.
– Но все же?.. Меня интересуют детали.
– Детали? Пожалуйста. Нас отвели в палатку. Там стоял стол, на нем графин с водой, чернильница, перья. Офицер сказал: «Мы вас принимаем великодушно, не правда ли?» – и показал на графин. Потом он обратился к своим коллегам и сказал: «Я не маршал Фош…»
– Но он? Как держался он?
– Он похож на какого-то актера кино. Бегал, суетился, речь произнес – у него хриплый голос. Он стоял на поляне и ногой топтал траву – хотел показать: топчу французскую землю. Вот и все. А об остальном я не расскажу даже себе – слишком стыдно…
Прошло еще три дня. Тесса много работал. Повседневные заботы отвлекали его от раздумий. Приходилось заниматься всем: принимать журналистов и проверять полицейские кордоны, следить за подвозом муки и ублажать испанского посла. А тут еще подоспела реорганизация кабинета: ввели двух новых министров.
Парламентеры теперь направились в Рим. Все ждали развязки. Немцы продолжали бомбить города. Жолио каркал:
– Я никому больше не верю… Вы увидите, что они придут в Бордо…
Наконец условия перемирия были преданы гласности. Бретейль предложил устроить «день национального траура». Тесса рассмеялся:
– У него одна мысль – как бы помолиться. Любит ладан.
Решили отслужить торжественную панихиду. На богослужении присутствовали Петен и все министры. Тесса надел черный галстук – как на похороны. Возле собора несколько человек прокричали: «Да здравствует маршал!» Тесса обиделся: опять выделяют премьера!..
Во время панихиды он скучал, лезли в голову дурацкие мысли. Вдруг Полет не погибла, а сошлась с кем-нибудь?.. Виар, наверно, радуется, что не вошел в кабинет, потом скажет: «У меня руки чистые, я не подписывал…» Через два дня придется снова переезжать… Ох, как глупо вышло!.. А у Гитлера маленькие усики, как у Чаплина. Жарко!..
Когда Тесса выходил из собора, к нему подошел пожилой человек, благообразной наружности, с ленточкой в петлице. Тесса вежливо спросил:
– Что вам угодно, сударь?
Вместо ответа незнакомец ударил его по лицу. Тесса схватился за щеку и, еще ничего не соображая, крикнул:
– Но почему?
Обидчик, глядя на него темными злыми глазами, ответил:
– У меня два сына погибли…
Он не договорил – его увели полицейские. Собралась толпа. Старая женщина в трауре плакала. Кто-то хихикнул: «Съездили по морде…» Тесса поспешно сел в машину.
Он еще не оправился от потрясения, когда прибежал Жолио:
– Вы меня снова подвели. Оказывается, они занимают по договору Бордо. Я не понимаю, как вы не отдали им Марселя?..
Напрасно Тесса пытался его успокоить; говорил, что в Клермон-Ферране прекрасные типографии, что газета там расцветет – он ей устроит субсидию. Толстяк вопил:
– Нужна мне ваша помощь! Грош ей цена… Можно быть лакеем у господ, но не лакеем у лакеев! Лучше в Марселе продавать ракушки…
Жолио еще долго бушевал; потом поплелся в гостиницу, где его ждала Мари; он не сразу пришел в себя; выпил целый сифон; наконец сказал:
– Тесса едет в Клермон-Ферран. Четвертая столица. Потом будет пятая… Но с меня хватит! Точка. Все равно Францией правят немцы. А тогда лучше вернуться в Париж. Там по крайней мере у нас квартира.
– Но что ты будешь делать в Париже?
– То, что делал. «Ла вуа нувель». Как будто немцам не нужны газеты! А кто в меня кинет камнем? Тесса? Ему только что дали по морде, щека припухла. Хоть какое-нибудь удовлетворение…
Несколько дней спустя правительство выехало в Клермон-Ферран. Тесса уложил документы в поместительный портфель, проверил замки чемоданов. Потом он выглянул в окно и отскочил; по улице маршировали немцы. Нарядный лейтенант снисходительно оглядывал редких прохожих. Тесса обиделся: не могли подождать до вечера!.. Все-таки неудобно: суверенное правительство и рядом – оккупанты… Что подумают за границей? Он сдвинул бархатные портьеры, точно хотел отгородить себя от немцев.
Секретарь сказал, что машина будет через час – исправляют мотор. Тесса прилег перед дорогой. Золотые пятна солнца, пробиваясь между шторами, прыгали по стене. Вдруг он увидел глаза своего обидчика, жесткие, металлические. Что с ним сделали? А нужно понять чувства отца… Дениз… Люсьен…
И Тесса позвонил префекту:
– Я обращаюсь к вам с просьбой. На меня было совершено сегодня нападение. Благодарю вас, хорошо… Я прошу вас освободить этого человека. Он сказал мне, что его сыновья погибли на фронте. Вы – отец семейства, вы понимаете, какое это горе!.. Можно потерять голову… У меня тоже двое детей… Да, да, погибли…
Тесса едва договорил: его душили слезы. Пришел секретарь:
