Мадам де Шамбле - Александр Дюма

Я вскочил, словно ангел надежды потянул меня за волосы, и бросился к гробу.

Нет, то была уже не галлюцинация! Тело Эдмеи вздрогнуло от прикосновения моих губ и горячих слез, струившихся из моих глаз. Я взял любимую на руки и протянул ее к Богоматери с немой мольбой — одной из тех отчаянных просьб, что пересекают пространство и возносятся к Небу с быстротой падающей молнии.

Я был не в силах вымолвить хотя бы слово, но тот же голос снова произнес мое имя. Я понял, что не ошибся — я не только слышал голос своей возлюбленной, но и чувствовал, как он дрожит в ее теле.

Очевидно, продолжение чуда должно было свершиться на моей груди. Я бросился на диван, сжимая Эдмею в объятиях, и стал осыпать поцелуями ее глаза. Внезапно они открылись, и любимая посмотрела на меня растерянно, как ребенок после долгого сна. Усилием воли она стряхнула с себя узы, еще связывавшие ее с могилой, обвила мою шею руками и сказала:

— Макс, я знала, что ты придешь!..

В тот же миг дверь снова открылась и передо мной возникли растерянные лица Зои и Грасьена.

— О! Подойдите сюда скорее! — воскликнул я. — Эдмея жива! Она любит меня! Бог услышал наши молитвы!

Ничего не понимая, ни о чем не спрашивая, молодые люди с радостными возгласами упали к ногам Эдмеи.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Друг мой, Вы уже все поняли, не так ли? Вследствие потери крови физическое состояние Эдмеи резко ухудшилось, и она погрузилась в состояние каталепсии, как и в день своего первого причастия, когда виной тому было сильное душевное волнение.

Медики констатировали смерть, так как все признаки ее были очевидны.

К счастью, г-н де Шамбле, который получил письмо от нотариуса, извещавшего о том, что граф может получить сто тысяч франков, устроил похороны, не ожидая, когда истекут положенные по закону двое суток, и поспешил покинуть усадьбу.

Во время своих магнетических видений Эдмея видела ,себя лежащей на постели, а также видела, как ее кладут в гроб и опускают в склеп, — таким образом, она поверила, что скоро умрет, точнее, заставила меня в это поверить.

Вот с чем было связано ее смутное предчувствие страшной беды, от которой мне было суждено ее спасти.

Очевидно, само Провидение внушило моей возлюбленной мысль попросить меня спуститься в склеп и отрезать ее волосы в том случае, если она не успеет прислать их мне перед кончиной.

Эдмея умерла для всех, за исключением трех человек.

Она была уверена в том, что Грасьен и Зоя сохранят ее тайну.

Отныне наше счастье зависело только от нас, и мы были должны сберечь его.

Мы с Эдмеей решили покинуть Францию.

Все уже было готово; в паспорт, который я собственноручно заполнил, оставалось лишь вписать после моего имени слова «путешествует с женой».

В полночь двухместная карета, запряженная почтовыми лошадьми, должна была подъехать к садовому домику со стороны улицы.

В комнате Зои осталась кашемировая шаль, из которой Эдмея хотела сделать мне плед для ног.

Зоя предложила графине пару своих туфель вместо белых атласных туфелек, в которых та лежала в гробу. Таким образом, дорожный костюм Эдмеи был бы завершен, и нам не пришлось бы возвращаться в усадьбу.

Грасьен должен был сохранить ключ от склепа и снова заколотить гроб гвоздями, чтобы никто не заметил, что он пуст.

Зоя побежала домой за туфлями, кашемировой шалью и плащом. Когда она принесла эти вещи, я укутал Эдмею в апаль и надел поверх плащ, в то время как Зоя обувала ее. .Грасьен растерянно взирал на нас, еще не придя в себя после того, что случилось.

Затем мы помолились нашей дорогой заступнице Богоматери, горячо поблагодарив ее. Грасьен и Зоя убедились, что на кладбище и в его окрестностях никого нет, и мы вышли из склепа.

На верхней ступеньке лестницы мы остановились, жадно вдыхая свежий воздух. Эдмея обняла меня за шею, и я прижал ее к груди.

— Ты спас мне жизнь. — произнесла она, — и отныне моя жизнь принадлежит тебе. Возьми же ее.

Грасьен убрал подпорки и опустил надгробную плиту. Я поспешил увести любимую из обители смерти, которая, казалось, возвращала мне ее с сожалением.

Пять минут спустя мы снова сидели в оранжерейном домике, где несколькими часами раньше я томился в отчаянной тоске.

Эдмея сняла с себя подвенечный наряд, который Зоя обещала отвезти в Жювиньи, чтобы он ждал там в зеленой комнате нашего возвращения, и надела черное атласное платье, еще влажное от моих слез.

Вскоре шум подъехавшего экипажа и звон бубенцов заставили нас вздрогнуть.

Настал час расставания.

Мы расцеловали Зою и Грасьена, которые давно уже были для нас не слугами, а друзьями. Наш отъезд заставил их улыбаться, а не плакать: в зависимости от обстоятельств на одно и то же событие можно смотреть по-разному.

Три часа спустя мы прибыли в Вилье, наняли там лодку и добрались до Гавра, где пересели на пакетбот, отплывавший в Лондон. Разумеется, я заранее сделал приписку в паспорте, добавив к своему имени слова «путешествует с женой».

В Лондоне мы почувствовали себя в безопасности; впрочем, никто и не собирался нас преследовать.

Оттуда мы отправились на Мартинику, где приобрели прелестный дом и стали жить, наслаждаясь двойным счастьем — природой и любовью.

Только Грасьен и Зоя знали о нашем местонахождении. Мы оставили бедную Жозефину в неведении, опасаясь, что славная женщина проговорится. К тому же в старости человек становится более черствым — некоторое время кормилица оплакивала свою «милую крошку», а затем ее слезы иссякли, и, случайно вспоминая Эдмею, она лишь по привычке утирала кончики глаз красным клетчатым носовым платком.

Однажды мы получили письмо от Зои, в котором она извещала нас о смерти графа. Окончательно разорившись, он пустился в разгул и умер от белой горячки.

Узнав об этом, дорогой друг, я решил написать для драматурга этот бесхитростный и подробный рассказ, главным действующим лицом которого является человеческое сердце, а события играют второстепенную роль.

Возможно, мы прибудем во Францию с ближайшим судном, если нас ничто не задержит — то есть вернемся через месяц после того, как Вы получите эту рукопись.

Итак, дорогой друг, до свидания и до скорой встречи! Будучи поэтом, Вы оцените Эдмею как женщину; будучи охотником, Вы оцените охоту в поместье Шамбле.

Я также познакомлю Вас с Альфредом де Сеноншем, который добился всего, чего только может пожелать человек, не умеющий быть счастливым: Большого креста, места в Государственном совете, Сенате и т.д.

Преданный Вам

Макс де Вилье.

* * *

Однако следующий пакетбот, прибывший с Мартиники, доставил мне такое письмо: