Хрустальная колыбель - Сергей Юрьев

Всё прошло как нельзя удачно: и Око пропустило его обратно без проблем, и Хач продолжал дрыхнуть без задних ног, и на тёмных улицах некому было обратить внимание на странного типа в бархатном ночном колпаке и спальном халате, прижимающего к груди что-то яйцеобразное, завёрнутое в одеяло. Кунтыш хотел и Око прихватить, но вовремя решил, что эта пропажа вызовет слишком большой шум, и совершенно ясно, на кого первым рылом подумают. Тем более что трещина заделалась сама собой, и всё вроде бы лежало как лежало.

До скромного домика на улице Корабельщиков, где он прятал свой навар, оставалось не более двух кварталов, и скоро можно было вздохнуть с облегчением. Но тут какая-то тень отделилась от подворотни и встала поперёк дороги.

— Ну вот и встретились… — Шкилет хищно улыбался и небрежно вертел пальцами метательный нож. — Ну-ка, давай показывай, чего спёр.

У Кунтыша всё похолодело внутри, и он решил, что спасти его теперь могут только быстрые ноги. Он метнулся в переулок, но стальное жало тут же вонзилось в его беззащитную спину.

Шкилет некоторое время постоял над неподвижным телом, прислушался, не бродят ли поблизости караульщики, а потом, забрав здоровенный тяжёлый свёрток, выпавший из рук мертвеца, неторопливо двинулся в обход залива туда, где обычно встречался с тенью Служителя.

Глава 11

Ничто не делается даром — даже то, что делается бескорыстно, имеет свою цену, завышать которую так же невыгодно, как и занижать.

Наставление торговцам. Химет-аль-Халим, старшина торговой гильдии Аль-Шабуди

Чем выше сидишь, тем дольше падать… Хуже всего было то, что внизу ничего невозможно было разглядеть. Проклятущую тварь проще было изрубить на куски, чем заставить лететь при свете дня. Нежить она и есть нежить. Ойван попытался оглянуться назад, и тут же в нескольких вершках от носа плетью просвистел кончик лысого хвоста с острым, как бритва, костяным наконечником. Гарпия старалась подгаживать своим наездникам исподтишка и уже не первый раз делала попытки сбросить вниз хоть кого-нибудь. За то, что вытворял её хвост, доставалось голове. Служитель как будто всю жизнь только и делал, что укрощал мерзких крылатых тварей — чуть что, и кнут, в который были вплетены серебряные нити, опускался ей промеж глаз. Зато днём её можно было даже не стеречь — как только появлялись первые лучи восходящего солнца, гарпия опускалась в первую попавшуюся ложбину и пряталась целиком, от кончика носа до кончика хвоста, под свои перепончатые крылья, которые тут же обретали блеск начищенной меди. Так она и лежала, совершенно неподвижно, пока не наступали глубокие сумерки. Однажды Ойван попытался упросить Служителя Эрла позволить ему хотя бы ненадолго занять место возничего, но тот сказал, дескать, варвару лучше прямо сейчас раскаяться в таком вот желании и сказать спасибо, что он, Служитель, берёт этот грех на себя…

Пров три дня назад ушёл в лес. Ушёл, не попрощавшись, сделав вид, что собрался просто прогуляться за кустики. Тогда только перед самым закатом Ойван сообразил, что прошлой ночью они пролетели над Шустрой, и до становищ рода Енота от места той днёвки было не более полусотни лиг. Пров ушёл, а это означало, что дороги волхва и охотника едва ли ещё когда-нибудь пересекутся — лес велик, а жизнь коротка… После своего чудесного спасения Пров был угрюм и неразговорчив, утратил аппетит и даже не прикасался к своему любимому напитку. Что ж — не захотел делиться своей тоской — его дело, ушёл, не оглянувшись, — значит, так тому и быть.

Внезапно небо озарилось слепящей голубой вспышкой, на мгновение вырвавшей из тьмы проплывающие внизу лесистые холмы и тучи, клубящиеся вокруг. Гарпия взвыла от боли, и от её обожжённой шкуры начал подниматься зловонный дым. Перепончатые крылья, больше похожие на плавники, будто надломились, потеряв опору в воздухе, и тварь вместе с наездниками уже камнем летела к земле, когда её настигли громовые раскаты. Гром вернул её в сознание, она сумела судорожно растопырить крылья, и падение остановилось над самыми верхушками сосен. Казалось бы, не было ничего проще, чем постараться приземлиться и переждать грозу, но Служитель, размахивая кнутом, выкрикивая что-то совершенно нечеловеческое, гнал её всё дальше и дальше, надеясь, что удастся обогнуть нагромождение грозовых туч. Небо и вправду справа было затянуто непроглядной мглой, а слева сияли звёзды. Гарпия вздрагивала всем телом при каждой очередной вспышке молнии, но теперь они полыхали всё дальше и дальше. В отсветах последней молнии Ойван заметил, что лес кончился и внизу проплывают покатые лысые холмы. На их склонах местами были видны сбившиеся в кучки домики, окружённые частоколом, и чёрные полосы паханой земли. Было похоже на то, что земли саабов остались позади. Гарпия теперь отвечала злобным шипением на каждый удар хлыста и мотала головой, стараясь вырвать поводья из рук Служителя. Потом небо и земля начали стремительно меняться местами, и четверо наездников лишь благодаря ремням, перекинутым через плечи, держались на скользкой от вонючего пота извивающейся спине.

— Мой лорд, — обратился Орвин Хуборг к Юму, сидящему впереди него. — Может, рубануть?! — Он взялся за рукоять своего меча и наполовину вытащил его из ножен.

— Отставить! Костей не соберём! — крикнул Служитель, каким-то чудом сквозь рёв ветра расслышав слова эллора.

Направление полёта пришлось оставить на усмотрение гарпии, и теперь только Служитель Эрл, сидящий впереди, старался хоть как-то определить, куда их всех несёт.

— Красо-о-отка, не грусти-и-и-и! Стрела меня не троне-е-е-ет! Закончится похо-о-од, и я вернусь к тебе-е-е! — затянул Орвин бесконечную песню о том, как девице надлежит ждать из долгого похода воина, который вернётся неизбежно. К немалому удивлению Ойвана, оба Бранборга с готовностью его поддержали: — Напрасно надо мной раска-а-аркались вороны! Я кукиш покажу злодейственной судьбе!

Лирический герой пел на три голоса о том, как он преодолеет все невзгоды и опасности, не посрамит своей чести, сокрушит полчища врагов, залечит незначительные раны, которые ему всё равно что комариные укусы, и, когда созреет ягода-калина, а в глиняных кувшинах созреет молодое черничное вино, возвратится, овеянный славой, к родному очагу, после чего произойдёт долгая и счастливая жизнь. Песня была ещё далека от завершения, когда небо начало неумолимо светлеть, и на востоке заалела рассветная полоса.

Гарпия замедлила полёт и перестала кувыркаться, начав нарезать круги над какой-то ступенчатой котловиной, окружённой несколькими пригорками. Служитель Эрл на всякий случай приложил её кнутом, но крылатая тварь не обратила на это никакого внимания — оказаться застигнутой врасплох восходящим солнцем для неё было страшнее, чем даже меч Геранта, однажды уже изрубивший её на куски. Ей надо было найти местечко поукромней, где было бы как можно меньше солнечных лучей и посторонних глаз. Вскоре она упала на дно котловины и бодро побежала на коротких лапах к двум здоровенным валунам, между которыми хотела найти себе дневное убежище.