Цветы на нашем пепле. Звездный табор, серебряный клинок - Юлий Буркин

— Мне льстит ваша преданность, и я благодарен вам, — улыбнулся Лабастьер одними губами, — но, право, это необязательная жертва.

Лаан насмешливо глянул на Ракши.

— А не слишком ли вы привередливы? — с некоторой иронией заметил он. И добавил: — Почему-то, милая моя Мариэль, мне кажется, что эта идея принадлежит вам.

— Вовсе нет, — помотала головой самка так энергично, словно сказанное Лааном было страшным обвинением, и ей приходится оправдываться. — Так предложил Ракши, но я сразу же согласилась. Кто знает, сколько селений нам предстоит еще посетить, зачем же спешить? Зачем отказываться от представившейся возможности сделать достойный выбор диагонали, с которой придется затем делить очаг и ложе в течение всей жизни?

— Так-то оно так… — протянул Лаан, а затем, хмыкнув, отвернулся и пробормотал столь тихо, что его мог слышать только король:

— Похоже, эта парочка не очень-то торопится с женитьбой…

— Это решение не лишено здравого смысла, — ответил Лабастьер одновременно и ему, и девушке. — Однако не стоит упорствовать, если судьба распорядится иначе, и симпатичная, достойная вас пара встретится вам раньше того, как невесту себе найду я. Мне не хотелось бы стать помехой вашему счастью.

Голос короля слабел с каждым последующим словом, и Лаан, встревоженно обернувшись, увидел, что тот смертельно побледнел.

— Что с вами, мой господин?! — воскликнул он.

— Остановись, — Лабастьер прижал ладони к вискам. — Зелье Пиррона дает знать о себе. Давайте-ка сделаем привал.

— Может быть, уже и не стоит сегодня тащиться дальше? — предложил Лаан, спрыгнув на землю и помогая королю спуститься. — Я бы как раз занялся своим крылом, вы бы набирались сил… А путь продолжим с утра. А?

— Посмотрим, — сказал Лабастьер, усаживаясь прямо на землю. — Если и через час я буду чувствовать себя так же дурно, как теперь, мы поступим по-твоему.

Через час король распорядился разбивать лагерь. И не столько потому, что его состояние не улучшилось, сколько оттого, что сообразил: его спутники, в отличие от него, не отдыхали уже больше суток.

Сороконогов на этот раз привязали рядом. Однажды слышанная их хозяевами волшебная песня убедила всех в том, что животные не причинят друг другу вреда.

Первым делом решили облететь окрестности, собирая все, что могло бы гореть, чтобы ночью по периметру стоянки разжечь сторожевые костры. Сперва за хворостом хотели было отправиться Лаан и Ракши, но Лабастьер попросил кого-нибудь из них остаться с Мариэль, так как сам чувствовал необходимость проветриться. Хотя, логичнее было бы, если бы это был Ракши, остаться с ней моментально вызвался Лаан, объяснив это тем, что будет пока приводить в порядок крыло, и Мариэль поможет ему в этом.

Собирая хворост неподалеку от лагеря, в бирюзовых зарослях курган-травы, Лабастьер и Ракши вновь обнаружили капкан со жгучей охотничьей смолой. Похоже, он был давным-давно забыт теми, кто его изготовил: поверхность смолы во рве была почти полностью закрыта иссохшими тушками, угодивших в него, но так и не вынутых браконьерами, мелких зверьков, ракочервей, оболочками шар-птиц и птиц-пузырей. Тут покоился даже костяк крупного сухопутного ската, и Лабастьер поклялся себе, что безнаказанным это бессмысленное злодеяние не оставит.

Вернувшись, король заметил, что Мариэль и Лаан ведут себя как-то чудно. Они то и дело переглядывались и натянуто улыбались. Присмотревшись, он обратил внимание и на то, что глаза самки слегка припухли, так, словно она только что плакала. Однако выглядеть они старались как ни в чем не бывало.

Лаан, например, потрясывая только что покрытым цветными чешуйками крылом, то и дело демонстрировал его друзьям, не переставая восхищаться:

— Как новенькое! Нет, правда же?! Красота! Кто бы мог подумать, что такое возможно!..

Наконец, не выдержав таинственности, король улучил момент, когда их не могли слышать, и обратился к самке:

— Что тут у вас произошло? У меня такое подозрение, Мариэль, что этот молодчик, — указал он на друга, — чем-то вас обидел.

— О нет, поверьте, — с излишней убедительностью возразила та. — Мы просто поговорили с ним о жизни.

— А точнее?

— Простите, Ваше Величество, но это касается только нас двоих.

— Вот как? — поднял брови король. — Занятно. — Но настаивать на дальнейшей откровенности он посчитал себя не в праве.

Предыдущая, украшенная фейерверком Пиррона, ночь была слегка сыроватой, потому на ночлег решили растянуть шелковый шатер. Укладываясь, Мариэль призналась:

— Со мной творится что-то странное. Весь вечер меня не покидает чувство, что за нами кто-то наблюдает.

Но у остальных путников никаких подозрительных ощущений, а тем более наблюдений, не было, и слова самки пропустили мимо ушей. Первым на дежурство заступил Лаан, остальные уснули сразу, стоило им только улечься.

…Лабастьера разбудил встревоженный голос присевшего перед ним на корточки Ракши.

— Ваше Величество! Проснитесь!

— Чего тебе? — Лабастьер сел, с трудом разлепляя веки. — Уже смена?

— Нет. Но, кажется, стряслась беда. Пропала Мариэль.

— Как так, пропала?! — воскликнул Лаан, который, оказывается, проснулся тоже. — А ты куда смотрел?!!

Именно Ракши был сейчас дежурным часовым, поэтому вопрос Лаана был в полной мере обоснован.

— Она… — замялся Ракши. — Обильные угощения Пиррона не прошли даром… Она просто отошла, чтобы справить свои естественные надобности.

— Давно? — уточнил Лабастьер.

— Нет, не очень. Но она ведь должна быть где-то совсем рядом. А когда я начал беспокоиться и позвал ее, она не откликнулась.

О, беременный таракан! — вскричал Лаан и тут же поправился: — Это я не о вас, Ракши, а о ситуации. Но и вы, кстати, хороши! Почему, скажите на милость, вы не пошли ее сопровождать?!

— Это неприлично… К тому же, я не мог бросить пост. А главное — она зашла в кусты, что в двух шагах от палатки, даже не покидая периметр. Вот и все. А ведь она всегда прекрасно ориентировалась в ночном лесу. Дома она прилетала ко мне на свидания в лес чуть ли не каждую ночь.

— О-о, — застонал Лаан. — Но это был другой, знакомый лес! Так почему же вы…

— Хватит пререкаться, — перебил его Лабастьер. — У нас нет на это времени. Надо искать девушку, а не виноватых.

Согласно кивнув, Лаан первым сделал шаг из шатра и обнажил шпагу. Ночь была светлой: Дент и Дипт сияли так ярко, что ночное зрение было просто ни к чему, а как раз возле костров тьма была густой и непроглядной.

— Мариэль! — крикнул Лаан.

Никто не отозвался. Но тишина почему-то казалась искусственной… Словно там, в чаще, НЕЧТО готовилось к прыжку. Лабастьер и Ракши тоже выбрались из палатки.

— Давайте-ка для начала крикнем вместе, — предложил король.

Они набрали в легкие побольше воздуха и гаркнули хором:

— Ма-ри-эль!!!

И в тот же миг лес внезапно наполнился буквально гулом враждебных звуков — какими-то выкриками, свистом, треском ломающихся веток и шелестом крыльев… Десятка два доселе невидимых бабочек сорвались с крон травянистых деревьев, где, оказывается, они таились, и тенями промчались над головами путников — справа налево. А еще через мгновение сверху упала тонкая флуоновая сеть.

— Руби! — закричал король и попытался достать кинжал… Но не тут-то было. Сеть была смазана каким-то клейким веществом, которое, соприкосаясь с поверхностью крыльев, мгновенно затвердевало. Таким образом Лабастьер, Лаан и Ракши оказались как бы спеленутыми единым коконом и любое их движение только усиливало хватку.

Но они не сразу сообразили это и сперва пытались освободиться. Лабастьер что было сил дернулся еще раз, но результатом этого стало лишь то, что все трое со сдавленными стонами рухнули на землю. Клей, к тому же, прилипал не только к крыльям, но и к волосам. Это делало невозможным повернуть голову, а любое движение, натягивающее сеть, отдавалось болью в корнях волос.

— Ну вот и славно, — услышал король над собой низкий, хрипловатый, но явно принадлежащий самке, голос. Он лежал сейчас лицом вниз и увидеть говорящую не имел возможности. — Тащим их в город.

— Город? — простонал Лаан. — Вы слышали, мой король? Она сказала именно это преступное слово…

Все тот же голос отозвался надтреснутым саркастическим смешком:

— Говорите, «преступное»? Как вам угодно. Однако судить будем вас мы, а не наоборот. Ну, давайте, — вновь обратилась говорящая к своим сообщникам, — берем и понесли.

По-видимому, не менее десятка рук ухватилось за флуоновые нити, и пленники застонали от боли, чувствуя в то же время, что их кокон поднимается ввысь. Лабастьер испытывал при этом отвратительное чувство беспомощностьи. Ведь вскоре они оказались на огромной высоте, неспособные при этом воспользоваться своими крыльями. Стоило их похитителям разжать пальцы, и они бы расшиблись насмерть.