История Киева. Киев советский. Том 2 (1945—1991) - Виктор Киркевич

всегда 22 мая и у могилы поэта в Каневе. КГБ принимал меры к тому, чтобы группы иностранцев, приезжавших в СССР по линии «Интуриста», не оказались в шевченковские дни в Киеве. «К 22 мая, – докладывал В. Федорчук в 1974 году, – ожидается приезд в республику 260 туристов из капиталистических стран, в том числе около 100 иностранцев украинского происхождения из США и Канады. Некоторые из них могут явиться инспираторами и участниками враждебных проявлений 22 мая. С учетом этого принимаются меры по возможному изменению времени пребывания иностранцев в г. Киеве».

Правовое государство начинается с того, что каждому гражданину обеспечивается неотъемлемое право либо соблюдать нормы, либо соблюдать режим.

Уничтожение в Киеве архива украинистики

Об этой духовной трагедии украинского народа мало что известно и сегодня: очевидцы молчат, документальные свидетельства не найдены, организаторы – неизвестны. Лучше всего об уничтожении уникального книгохранилища украинистики написал Евгений Сверстюк:

«24. V1.1964 в Киеве была подожжена и сгорела крупнейшая украинская библиотека – Киевская публичная библиотека Академии наук УССР. Как может сгореть в центре города крупнейшая научная библиотека? Ведь середине ХХ в. противопожарная техника настолько совершенна, что значительные пожары в городах почти исключены. Ведь в современных библиотеках мира дело поставлено так, что ни один документ не сгорит, не то что все фонды. И мировая культура за последние века не знала случая, чтобы в Лондоне или Париже, Стокгольме или Москве (после 1812 г.) сгорела национальная библиотека. Более того, многочисленная толпа, собранная голосом молчаливой тревоги к месту ужасающего преступления, была свидетелем того, как вяло двигались противопожарные работы. В течение двух часов их вообще невозможно было начать, потому что во всем этом районе не было воды: не работал водопровод. Пожар был ликвидирован только на третий день, когда выгорел дотла весь украинский отдел. Сгорела именно украиника, в том числе старинные, редкие книги, рукописи, архивы (например, архив Б. Гринченко, архив «Киевской старины», архив Центральной Рады и другие). Часть из этих архивов не было даже описана и разобрана, так что никто не знает, что там было и сгорело. Они навсегда утрачены для истории. Сгорели также специальные фонды украиники, которые до 1932 г. собирались по указанию М. Скрипника, а затем они были «засекречены», как и вся украинская история. Сгорела картотека, так что невозможно даже восстановить реестр погибших книг. На суде называлась цифра в 600 тысяч томов. Можно представить, сколько их сгорело на самом деле!

Итак, сгорела часть отечественной истории, часть украинской культуры. Навсегда утрачены огромные духовые сокровища. Тысячам и миллионам людей, поколениям молодежи отрезаны пути ко многим духовным источникам, к книгам и документам, одни из которых погибли навсегда, а другие, может, еще где-то существуют в дубликатах, но недоступны читателю. Теперь даже в Киеве уже негде по-настоящему работать ученому, аспиранту, студенту, особенно если их интересует прошлое Украины.

Как могла произойти эта невероятная трагедия? Почему? При каких условиях? Чьими руками и каким образом это делалось? С какой целью? Ответ на эти вопросы должен был дать процесс над человеком, пойманным на месте преступления, – работником библиотеки Погружальским. Процесс проходил в конце августа 1965-го в Киеве, в небольшом зале народного суда по Володарской улице. Однако с самого начала процесс принял очень странный характер. Тщательно обходилось всё, что хоть как-то могло напомнить о политическом характере преступления, о его направленности против украинской культуры. Зато все: прокурор, судья, защитники, сам подсудимый и заранее подготовленные свидетели – наперебой старались показать, что у подсудимого просто дурной характер, и ничего удивительного в том, что он взял и поджег библиотеку, чтобы отомстить ее директору за оскорбление. Долго и нудно обсуждались такие животрепещущие вопросы: сколько у подсудимого было женщин, как он с ними сходился и расходился, какие цветы дарил и как делился имуществом при разводе. Адвокат погружался в психологию многоженства и показывал, какие разные обиды со стороны сотрудников привели эту тонко организованную натуру к идее сжечь украинские книги. Сам подсудимый с умилением рассказывал о том, что когда брал и поджигал книги, то видел перед собой не книги, а физиономию ненавистного директора. В заключительном слове он даже прочел патриотическое стихотворение, которое начиналось словами: «Прости мне, семья, прости, страна родная…».

Погружальский – казенный патриот. Он писал стихи, где хвалил Хрущева, а потом сжег библиотеку… На процессе он чувствовал себя героем, и по всему было видно: знает, что много ему не дадут. И действительно, приговорили его к десяти годам лишения свободы… «Гуманные» советские законы на этот раз проявили сочувствие к сантиментальным приключениям «морально ущерблённого человека». Человека, добавим, который закончил два вуза и университет марксизма-ленинизма (!) и очень хорошо знал, что и для чего он делает. (…) И наконец, главное: если поджигателю было безразлично, что сжигать, то почему он сжигал именно украинский отдел, а не, скажем, отдел марксизма-ленинизма, где он работал? Почему из семи этажей библиотеки сгорел только один – тот, куда загнали украинскую книгу. Почему суд замазывал этот факт фразами о «повреждении русской (!) и украинской литературы?».

Эти и другие подобные вопросы (а их может быть много!) на суде не поставили. Но как их могли задать, когда процессом занимался непосредственно КГБ, который даже свидетелей предварительно «обрабатывал», а с работников библиотеки брали подписку, что они не будут «болтать лишнее»?

И все-таки кое-что в процессе выяснилось. Например, в течение многих лет из украинских библиотек массово вывозятся и уничтожаются книги. Это говорил в свою защиту Погружальский: мол, не такой уж я и вор, и при мне книги уничтожали в организованном порядке. Это была, так сказать, юридическая контратака Погружальского. На это суд нашел такой ответ: книги уничтожались на законном основании, поскольку существует какое-то распоряжение о ликвидации «идейно и научно устарелых книг». За что осудили «бедного» Погружальского? Ведь он всего лишь шире применил вышеприведенную формулу! Впрочем, о судьбе Погружальского, очевидно, позаботятся его сообщники и единомышленники. И мы же подумаем о выводах, которые из этого дела следующие. Выморив голодом миллионы украинцев в 1933-м, истребив лучших представителей нашей интеллигенции, душа малейшую попытку мыслить, из нас делали покорных рабов. Отдавая государству все силы и плоды своего труда, мы не успевали подумать: кто мы? Для чего живем? Куда нас ведут?

Нам уже не раз плевали в лицо. А в этом году плюнули особенно нагло. Сожгли крупнейшую украинскую библиотеку. Сорвали мостик между нашим прошлым и настоящим. Когда мы даже от этого плевка не очнемся и подставим покорно закрытые глаза под другой, тогда кто же мы, как не «рабы, подножки, грязь Москвы»?

Чем можно напугать украинский народ? Уничтожить его? Это было