Проклятые поэты - Игорь Иванович Гарин

Мечтать, к твоим ногам прижав холодный лоб,

И призрак летних дней оплакать знойно-белый.

С Мари Добрен Шарль познакомился в 1847 году и семью годами позже вступил в интимную связь, которая, однако, длилась недолго: Мари предпочла ему Банвиля, любовная связь с которым оказалась более прочной. Как актриса Мари дебютировала в театрах Монмартра и Порт Сен-Мартэн, где выступала в водевилях и феериях. Она потрясла Бодлера в роли «златокудрой красавицы» в одноименной пьесе, о которой Бодлер напишет в «Непоправимом»:

Иногда я вижу в декорации дешевого театрика, оглушенного медью оркестра, фею, зажигающую в небе ада чудодейственную зарю. Существо, сотканное из света золота и газа, побеждающее огромного Сатану; однако сердце мое – театр, где всегда ожидаешь, и всегда тщетно, явление крылатого Существа…

Мари Добрен посвящен цикл из 9 стихов, вошедших во второе издание «Цветов Зла». Все они возвращают поэта к мотиву сплина и насыщены символикой осени, переходящей в зиму («Мы скоро в сумраке потонем ледяном…»). В оде «Мадонна» поэт прощается с Мари и возводит памятник возлюбленной:

Хочу я для тебя, Владычицы, Мадонны,

На дне своей тоски воздвигнуть потаенный

Алтарь: от глаз вдали, с собой наедине,

Я Нишу прорублю в сердечной глубине.

Там Статуей ты мне ликующей предстанешь

В лазурном, золотом, вернейшем из пристанищ.

Металла Слов и Строф чеканщик и кузнец,

На голову твою я возложу Венец,

Созвездиями Рифм разубранный на диво.

В «Златокудрой красавице» Мари играла роль феи, низвергающей Сатану и своей игрой сразу покорила сердце поэта. Мари гастролировала за пределами Франции и сыграла множество серьезных ролей, в том числе Эльмиру в «Тартюфе» Мольера.

К циклу Мари Добрен в «Цветах Зла» относятся такие знаменитые стихи, как «Приглашение к путешествию» и «Прекрасный корабль», вошедшие в золотой фонд мировой поэзии.

Я расскажу тебе, изнеженная фея,

Все прелести твои в своих мечтах лелея,

    Что блеск твоих красот

Сливает детства цвет и молодости плод!

Твой плавный, мерный шаг края одежд колышет,

Как медленный корабль, что ширью моря дышит,

    Раскинув парус свой,

Едва колеблемый ритмической волной.

Над круглой шеею, над пышными плечами

Ты вознесла главу, спокойными очами

    Уверенно блестя,

Как величавое ты шествуешь дитя!

Я расскажу тебе, изнеженная фея,

Все прелести твои в своих мечтах лелея,

    Что блеск твоих красот

Сливает детства цвет и молодости плод.

Любопытна характеристика Мари, данная Шарлем в письме к Сен-Виктору:

«М-ль Добрен из тех, кто бывает то добрым, то злым – по воле ветра нервов, подъема или спада настроения».

Г. Орагвелидзе:

Эту разновидность женщины Бодлера назову условно КАПРИЗОМ. Не просто женщина-ПЛОТЬ (Жанна) или женщина-ДУХ (Аполлония), а нечто более усложненное, «по воле ветра» меняющее свою суть, с одной стороны, и, напротив, – нечто легковесное, ускользающее, неохватное. Тропическому пейзажу Жанны, где богатая растительность источает экзотические ароматы, устойчиво прекрасному пейзажу Аполлонии, где вечно торжествует ясная погода, противопоставлен особый, «северный» по своей окраске, пейзаж Мари: «Иногда ты схожа с прекрасным пейзажем, обжигаемым солнцами осенних туманов… О, как сияешь ты, залитый дождем пейзаж, пламенея в лучах грозового неба! Опасная женщина… хватит ли мне сил обожать снега твои и заморозки, сумею ли извлечь из беспощадной твоей зимы более острые радости, чем лед и железо?» Зима, заморозки, но и туманы, но и дожди. Образы ТРЕЗВОСТИ, но и образы СПЛИНА. Все это, однако, именно ПЕЙЗАЖ. Сама Мари – ЯД, но тот, что убивает медленно и сладострастно, как дурман. Дурман вин, например. Зелень глаз Мари – омут, контрастирующий с «чернильным» взглядом Жанны и синим окоемом Аполлонии.

Вместе с тем Мари – не только женщина СПЛИНА. Как и Жанна, она зовет поэта в страну ИДЕАЛА, однако если родина Жанны более естественна, хотя и далека, то царство Мари утопает в роскоши зеркал, золота и шедевров антиквариата: «Там – все порядок и красота, роскошь, покой и сладострастие». Женщина КАПРИЗА, она же и женщина СТИХИИ, отсюда сравнение ее с КОРАБЛЕМ, детищем самой вольной в глазах Бодлера стихии-моря. Если Жанна – пальмовый остров в океане, то Мари – непосредственное движение его вод. Походка – скольжение корабля, везущего в своих трюмах роскошные ткани, корабля, послушного медленному, размеренному и ленивому ритму умиротворенной морской волны. Фигура – нечто скульптурно укрупненное. Широкая и круглая шея, полноватые плечи; массивное горло, напоминающее «шкаф», своеобразный тайник, где припрятаны драгоценные вина, духи и напитки, «вызывающие бред рассудка и сердца»; благородные ноги Мари причудливо напоминают поэту «двух ведьм», опускающих в глубокую вазу «черный фильтр», а ее крепкие и гибкие руки приобретают, в итоге, форму «двух удавов».

Монументальность Мари не в силах, однако, скрыть органически присущее ей и глубоко упрятанное противоречие, выраженное сочетанием чего-то, идущего от ДЕТСТВА, с чем-то отшлифованным ЗРЕЛОСТЬЮ. Женщина-ребенок. Гигантша-подросток. Эти внешне взаимоисключающие друг друга понятия – свидетельства духовной и нравственной незрелости Мари, разлада ее ФОРМЫ с ее СОДЕРЖАНИЕМ. Если Жанна – видение из прошлого, воспоминание, если Аполлония – предвестие будущего, символ «духовной зари», то Мари – настоящее, так как ее красота одновременно и пронзительна, и ущербна.

Женщины, которые играли немалую роль в жизни Бодлера, не могли разделить с ним его мирочувствование и духовные интересы: Жанна вообще не понимала его стремлений, актриса Мари Добрен, с которой он сблизился в 1854-м, когда, по его признанию, Жанна стала «…преградой на пути развития интеллекта», тоже оказалась эгоистичной и поверхностной, а Аполлония Сабатье, в которой Шарль стремился обрести свою Беатриче, была содержанкой банкира. Много натерпевшись от матери, Бодлер не обрел и надежной подруги. Видимо, личный опыт послужил основанием для скептического отношения к женщинам вообще:

Что же касается женщин, то бесформенность их образования, их политическая и литературная некомпетентность превратили их в глазах многих авторов в эдакую домашнюю утварь или в убежище для плоти. Проглотив обед и удовлетворив зверя, поэт попадает в безбрежность одиночества своей мысли.

Тема ЖЕНЩИНЫ является центральной в творчестве Бодлера, и это естественно: он много любил и много страдал от самых разных проявлений женской любви – материнской, продажной, эгоистической, жестокой… Поэтому «женские» циклы столь различны, а отношение самого Бодлера к женщине объемлет все степени переходов между подземельем и седьмым небом, между «злом»,