Доказательство жизни - Алексей Кабанцов
- Категория: Поэзия, Драматургия / Поэзия
- Название: Доказательство жизни
- Автор: Алексей Кабанцов
- Возрастные ограничения: Внимание (18+) книга может содержать контент только для совершеннолетних
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доказательство жизни
Алексей Геннадьевич Кабанцов
С любовью моей жене и дочери
© Алексей Геннадьевич Кабанцов, 2016
© Алексей Геннадьевич Кабанцов, дизайн обложки, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Память – не только громада архива…»
Память – не только громада архивас рапортами, доносами, сводками,но и неровные, нервные, невыносимоверные строки, порою залитые водкой,зачитанные друзьями, врагами вдрызг,пробитые, как пулями иной партбилет,очередями неистовых сигаретных искр,оседающих пеплом на белесый рассвет.
«Ангел скорбный, пролетая…»
Ангел скорбный, пролетаянад притихшею землёй,сыпал снег, с руки сдувая,на солдат безмолвный строй.И вчерашние мальчишки,как один, подняв глаза,сердце тешили затишьем,захватившим небеса.Падал снег, уже не тая,не на лица – образатех, кто души отпуская,позабыл прикрыть глаза.А внизу, на белой тверди,на груди родной земли,тихим сном уснули дети,что вернуться не смогли.
«Друзья уходят тихо, по-английски…»
Друзья уходят тихо, по-английски,холодными руками затворяя двери,и ставят галочки в графе «потери»приколотых к душе прощальных списках.Нам в осень проще расставанье.Быть может, нам она дана как Божий дар?С утратой примиряет лиственный пожар,и клики журавлей – как новой встречи обещанье.Как ветрено. Почти безлюдно на аллеях.Шуршат опавшею листвой сторожкие шаги.Они уносят вдаль всех тех, кто не сумелипростить, друг другу отпустив грехи.Так хочется мечтать и свято верить,что где-то там, где вечная весна,нас встретят те, кто был навек потеряни вечно с нами был в тревожных снах.
«Моя осень одета в пурпур и багрянец…»
Моя осень одета в пурпур и багрянец,говорит языком улетающих птиц,приглашает листву на изысканный танец,паутинкой летящей касается лиц.Моя осень живет ожиданьем метелей,забавляясь, скрипит полотнищем ворот,сплетни шепчет о том, как склонивши колени,месяц воду студеную с ивами пьёт.Моя осень прозрачна, тиха и печальна,с материнской заботой укутает в плед,в тёплом свете свечном мне поведает тайну —ненаписанной книги волшебный сюжет.
«Мы сумели узнать, какова скорость света…»
Мы сумели узнать, какова скорость света.Нет ответа на то, есть ли скорость у тьмы —перекрестья двух линий на жизни поэтав равнодушном потоке мирской кутерьмы.Мы без трепета множим караты на тонны,но не ведаем массы, сокрытой в нуле.Может в страхе она, когда ночью бездоннойты бежишь от себя по дорожной петле?Мы умеем отсчитывать мили на местности,ограничивать путь от земли до небес,но не знаем, как близко от злобы до нежности,далеко ли от ангела прячется бес?Мы, слагая года, ограничились в вечности,без сомнений решив: за чертой – пустота.Но боится увидеть себя в бесконечностивдруг прозревшая наша с тобой слепота.
«Уходят в путь последний капитаны…»
Уходят в путь последний капитаны,уходят в вечность золотые корабли.Они несут в ладонях невские туманыс фигуркой скорбной Гоголя вдали.В их трюмах не найти серебряные слитки —от тьмы и сумрачных теней на берегуони увозят мудрость, скатанную в свитки,что тайны слов безмолвно стерегут.И берег опустевший не услышит Баха,не примет яд насмешливый Сократ,не будет плакать снова Андромаха,не ступит в лунный свет с Иешуа Пилат.Уходят капитаны с горечью потерив последний путь – навеки, навсегда —и затворяют в небесах лазоревые дверив черте, где с солнцем сочетается вода.
«Так трепетно горели три свечи…»
Так трепетно горели три свечи,бросая вызов звёздам и кометам,слезами посвящая нас в ночив мир тайных знаков и приметы.Три светоча над бездною мировстирали время и пространство,а лунный свет колодцами дворовделился с вечным постоянством.Касались руки, слов метались тени,сгорала на костре свечей любовь,по милости извечной провиденьяиз пепла возрождаясь вновь и вновь.Так трепетно в ночи мерцали свечи,затмив собою звёзд далёкий свет,и две души в холодный зимний вечерв их пламени встречались тет-а-тет.
«Я, заложник ночей и сумятицы чувств…»
Я, заложник ночей и сумятицы чувств,нос расплющив об окон витрину,в отраженье своё равнодушно смотрюсь,выгибаю, как кошка, бессонную спину.Пропускаю слова через ситечко слуха,зёрна смысла сажаю на памяти грядку,одуревшей от солнца весеннею мухойбьюсь в стекло февраля, нарушая порядки.С чёрной клетки на белую бравою пешкойдень за днём я шагаю дорогой своейи беспамятство снов разбавляю пробежкойпо просторам бескрайним житейских полей.Разрешаясь от бремени каплями мыслей,осаждаю на лист их словесную взвесь,пустоту наполняю различными смысламив оправданье тому, что на свете я есть.
«Укрытый снегом, город на ветру дрожит…»
Укрытый снегом, город на ветру дрожит,и фонари глазеют в небо с тусклым вызовом.Прохожий, погруженный в воротник, спешит,тоскуя по теплу и стопке огненной анисовой.Бездомный пёс бредёт с отчаяньем в глазах,пытаясь отыскать кусок земли посуше,трясёт лохматой головой, забыв и стыд, и страх,заглядывает молча торопливым людям в душу.Безглазо смотрят с постаментов львы,под снежной шалью грея каменные спины.С улыбкой неземной, не поднимая головы,в витрине мёрзнет восковая балерина.
«Падали звезды, нелепо махали руками, крылами…»
Падали звезды, нелепо махали руками, крылами.Или что там у них для полётов над облаками?Одни, умирая, излились потоками вечного света,остались словами, горящими, словно ночная комета.Другие, ко тьме тяготея, гасили огонь сокровенный,легли западнями на пыльных дорогах вселенной,мир скомкав окрест, провалили вовнутрь себя,уже ничего, кроме стука холодных сердец, не любя.Падали звезды, привычно, в пространстве и времени,частицами света и тьмы разрешаясь от бремени.Жить не боялись, любили и верили в вечность.Очень по-разному видели путь в бесконечность.
«Пусто, холодно и страшно —…»
Пусто, холодно и страшно —вдруг закончатся словаописать, как день вчерашнийв полночь унесла сова.Как под ивами, на речке,вскрыв заветные лари,месяц юный плёл уздечкиалой коннице зари.Как сказать, что снится чайке,задремавшей на волне:серебристых рыбок стайкаили сокол в вышине?Пусто, холодно и страшно,если кончились слова,позабылся день вчерашнийновый день покрыла мгла.
Письмо в провинцию
Посылаю тебе, Постум, эти книги. Что в столице? Мягко стелют? Спать не жёстко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
Все интриги, вероятно, да обжорство.
Я сижу в своём саду, горит светильник. Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых. Вместо слабых мира этого и сильных
лишь согласное гуденье насекомых
И. Бродский «Письма римскому другу»Что ты, милый, что ты! Беспокоиться не стоит —ну какие нынче в Риме книги?Здесь, как и всегда, в почёте быстрый бег квадриги,и на рынке раб дешевле мудрых свитков стоит.
Что наш Цезарь? Он, подобно солнцу, согреваетмассу всех, кто не отбрасывает тени,в пепел превращая лишь безумца, что надменно повышаетголос, словно лицедей на ярмарочной сцене.
Здесь оставлены давно интриги – нам дороже дом,объятия супруги, всей политики и вожделений трона.Все враги отправились на лодке Ахеронав те места, где царство тьмы и призраков унылый стон.
Такие вот дела: с утра кого-нибудь казним,клянём с трибуны мерзости далёких дикарей,что не желают головы склонить пред Ним,и наблюдаем шествия поверженных царей.
Так славен тихий твой уют, отсутствие известных сил,но ты, увлёкшись стройным гулом насекомых,наверняка не слышал от соседей и знакомых,что наш владыка им кусаться запретил.
Говоришь, что скрылся навсегда от Цезаря и вьюги?Я скажу тебе, мой друг, с которым я давно в разлуке:пусть милее наших кровопийц твои далёкие ворюги,он и через них на недовольных налагает свои руки.
Нет ни правил, ни законов, если ты в венце родился.Между девкой с Эсквилина или чьим-то колесничимдля таких, как он, не видимы различья.Смотришь, бросил взгляд косой, а кто-то отравился.
Впрочем, что лукавить и вести пустые речи —и тебе, мой друг, имперская известна непогода:злые ветры, сквозняки в любое время года,да холодные дожди, особенно под вечер.
Я был бы рад смотреть в бездонный купол небаи терпкое потягивать вино. Но видно не судьбас тобой при встрече преломить ковригу хлеба —труслив, и тороплюсь, и милости ищу у царского раба.
Добрый друг, ты слишком мрачно смотришь, полносокрушаться о неведомой тебе кончине.Счастлив будь, смотря, как ветер гонит волны,а сестерции отдай гетерам – им и плакать о тебе по чину.
Но что это за шум и факелы среди безлунной ночи,и бряцанье доспехов у моих ворот. С какою злобной целью?Как быстро мои мысли до божественного уха долетели!Прощай, прощай… Что день грядущий мне пророчит?
Солнца луч протиснулся сквозь тучи ловко,отражаясь в лужах, что оставил ливень.Голосит на рынке толстая торговка.Залетела ласточка в пустой триклиний.
«Злая ночь, осеннее ненастье…»