Доказательство жизни - Алексей Кабанцов

«Злая ночь, осеннее ненастье…»

Злая ночь, осеннее ненастье.Путник одинокий на дороге.Небо молния дробит на части.В шаль закутана фигура на пороге.

Молча манит крыльями-руками,в доме темном зажигает свечи,ходит невесомыми шагами,в танце странном оголяет плечи.

Глаз бездонных черный омут.Влажных губ призывная улыбка.Под окном тоскливо вязы стонут.Вздрагивают тени в свете зыбком.

Выливала воду через руку,свет луны ладонями черпала,напевала древняя старуха,рожь волос серпом срезала.

Против солнца кружит ветер,перья с прядями мешает.Гаснут свечи, кончен вечер —в ночь из дома ворон вылетает.

Карра! – слышится над лесом, —будет воздаяние колдунье,свою душу подарившей бесамзлобы дикой, ревности безумной.

Вороны кружат, сулят ненастье.Дева юная застыла на пороге.Провожает в небо своё счастье.Снова путник запоздалый на дороге.

«Я один в этом городе дивных ночей…»

Я один в этом городе дивных ночей,площадей и холодного ветра.Я сегодня никто, я сегодня ничей —призрак в шляпе из белого фетра.

Серым волком глядела на берег рекаи волну изгибала недужною дрожью.Пес приблудный нос тыкал в рукав,позабыв про свою осторожность.

Проплывали фасады, колонны и арки,пропадая в туманной промозглой дали.Мерзли статуи в старом заброшенном паркеи надмирно мне пели с небес журавли.

Рвали камень ноздрей непокорные кони,пустота площадей навевала печаль.На изъеденном солью и ветром балконеразвевалась, как знамя, ажурная шаль…

Я покинул тот город бессонных ночей,площадей и безумного ветра.Я вчера был никто, я вчера был ничей —призрак в шляпе из белого фетра.

«В это утро – седое, косматое —…»

В это утро – седое, косматое —на простуженном горле зариоблака мягкой белою ватойуложили с заботой Святые Цари.

Их короны отлиты из чистого светаи шаги, как дыханье ребенка, легки.В их улыбках – рожденье рассвета,а глаза, как небесная синь, глубоки.

Замолкает навеки лукавое пение,стоит дверь приоткрыть и принятьих, одетых в плащи из терпения,приходящих к порогу опять и опять.

Нам из вечности вышнего мира,освящая мятущихся душ алтари,вновь несут благовонное мирона открытых ладонях Святые Цари.

«Щиплет памяти моей кобыла…»

Щиплет памяти моей кобыласладкий стебель ковыля.На жаре июльской позабыла,бедная, о смысле бытия.

Всё, что было, не догонишь,сколько вспять галопом не скачи.Жизнь идёт, всего не вспомнишь,что склевали времени грачи.

Может быть, так было нужно,чтобы лето горячило кровь,забывала память о ненужном,и была сладка созревшая любовь?

Пусть сегодня зерна умираютв ниве тучной летних днейи наутро снова прорастаютна широком поле памяти моей.

Ну а после – осень, листопад:вместе будем, осень, плакатьпо упавшим невпопадлистьям в ледяную слякоть.

Будем утром ранним провожатьжуравлей звенящих в хмурость неба,бабьим летом паутинкою дрожатьмеж снопами собранного хлеба.

«Тёмное время и тени пугаются…»

Тёмное время и тени пугаютсяртутного света хромых фонарей.В темное время людям встречаютсяпризраки канувших в прошлое дней.

Время дрожит, как лунатик, качается,стынет хрустальными иглами льда.Струйка песка всё никак не кончается,из ниоткуда течёт в никуда.

Тёмное время и души, как струны,в мире ином пребывая, звенят.Волны играют с лунными рунами,зыбкие сны из тумана творят.

Странные образы в сумерках утреннихтают, увидев хранителей снов.В сполохах света небесной заутрениплавятся цепи полночных оков.

«Старикам хочется тепла и ласки…»

Старикам хочется тепла и ласки,вопреки советам – послаще чая.Старикам нужно читать нам сказки,чтобы рядом мы их замечали.

Старики живут в поисках солнца, не лени,и лучи его сквозь себя пропуская,нам пытаются меньше оставить тени,наших душ темноту освещая.

Старики видят нити, что с небапаутинками к ним свисают.Им, как птицам, довольно кусочка хлеба,и как птицы легко, они прочь улетают.

«Я иду по дороге – дорога из льда…»

Я иду по дороге – дорога из льда.Под моими ногами застыла вода.Босиком по дороге несложно идти —угли щедро рассыпал, кто шел впереди.

Танец странный: шаг в пламя, шаг в лед.Оглянулся назад – вереницей народтот же танец танцует при полной луне,провалившись в себя и забыв обо мне.

За прозрачные веки их спрятался взгляд,их замерзшие губы мне шепчут: «Назад…Впереди только завтра, позади лишь вчера.Только тех, кто стоит, обтекают ветра.

Их замерзшее время уже не спешити застывшая кровь никуда не бежит.Только тем, кто стоит, не в тягость покой.Отдохни, не спеши… Ну постой же, постой…»

Я иду по дороге несбывшихся снов,потерявшихся мыслей и глупых стихов,по дороге из самого чистого льда,где сомнения – угли, поступки – вода.

«Быть проще: не жонглировать словами…»

Быть проще: не жонглировать словами,не вспоминать весь день обрывки снови не искать святых венцов над головами,не видеть в облаках крылатых скакунов…Не забывать, что цыпочки – не лучшая опораи пряник так же нужен, как и плеть,а надпись краткая в периметре забораискусство тоже, если правильно смотреть.Беречь хрустальную прозрачностьнемногих свыше обретенных слов.Усердно шлифовать сугубую невзрачностьобычных дней, обыденных оков.

«Зачем взлетать и города мерцающую кляксу видеть…»

Зачем взлетать и города мерцающую кляксу видетьот гор отрогов и до выжженной безжалостно степи?Чтобы любить его, а может быть, и тихо ненавидеть,достаточно по улицам его, не торопясь, пройти.

Идти в тоскливое безлюдье летних площадей.Смотреть в сапфировую пропасть утреннего небаи замечать, как вдруг не стало скверов и аллей,в которых стаи голубей слетаются на крошево из хлеба.

Исчезли псов бродячих шумные отряды.На смену им ленивые и сонные котыпришли хранить садов твоих чугунные ограды,развесив вольно на скамейках лапы и хвосты.

Увидеть, как фальшивая помпезность новостроексменяет в одночасье тот, неповторимый, мирклеймёных кирпичей и арок, эркеров, пристроек,где смотрит исподлобья Бенуа на сталинский ампир.

Услышать, что как прежде, с минаретов муэдзинызовут на встречу с Богом желчных стариков,несущих время на своих согнутых спинахв неспешном шарканье истершихся подков.

Понять – сакральность не в двенадцати вратах,что с тяжким скрипом отворяясь, пропускали люд,а в ласточках, что их тревожа прах,над канувшими в вечность гнездами снуют.

Проститься и простить. Оставить право помнитьслова, людей, названья улиц, скверов, площадей.Не замечать зеркальных глаз безликих комнат,идя на встречу с городом своим изгибами аллей.

«Разбилась жизнь на кадры и сюжеты…»

Разбилась жизнь на кадры и сюжеты.Мелькали встречи, обещанья, миражи.Чужих эмоций мы ловили рикошеты,пытаясь правду отличить от лжи.

Цвели акации и заплетали косы ивы,подъезды покрывали формулы любви,и ночью небо наполняли гулом ИЛ-ы,неся за реку в своих недрах шурави.

Глушили гимн квадраты рок-н-ролла,тянули руки в первых классах малыши.Нас самиздат дразнил доступностью крамолы,и участковый морщил нос на запах анаши.

Нас летними ночами перекресткиманили мерить город до зарии освещали одиночества подмосткивдоль улиц равнодушно фонари.

Сложились, как смогли, цветные витражисудьбы, скрепленные улыбками, слезами.Они и по сей день над пропастью во ржистоят, нащупав край нетвердыми ногами.

«Я ловлю снежинки руками…»

Я ловлю снежинки рукамии сквозь пальцы стекает тайна,нам рассказанная облаками.Как всегда невзначай – случайно.

Я пытаюсь поймать губамихоть одну из пушистой стаи,но они, обернувшись слезами,от меня ускользают и тают.

Я для них зажигаю свечии как птица, машу рукавами.Я хочу ими быть замечен,разбиваясь о скользкие камни.Превратившись в холодную статую,слышал я, как снежинки, летящие вниз,все шептали, что мы вечно падаем,а они, оттолкнувшись, уносятся ввысь.

«Моя звезда, на сфере небосклона…»