Доказательство жизни - Алексей Кабанцов

«Разбилась жизнь на кадры и сюжеты…»

Разбилась жизнь на кадры и сюжеты.Мелькали встречи, обещанья, миражи.Чужих эмоций мы ловили рикошеты,пытаясь правду отличить от лжи.

Цвели акации и заплетали косы ивы,подъезды покрывали формулы любви,и ночью небо наполняли гулом ИЛ-ы,неся за реку в своих недрах шурави.

Глушили гимн квадраты рок-н-ролла,тянули руки в первых классах малыши.Нас самиздат дразнил доступностью крамолы,и участковый морщил нос на запах анаши.

Нас летними ночами перекресткиманили мерить город до зарии освещали одиночества подмосткивдоль улиц равнодушно фонари.

Сложились, как смогли, цветные витражисудьбы, скрепленные улыбками, слезами.Они и по сей день над пропастью во ржистоят, нащупав край нетвердыми ногами.

«Я ловлю снежинки руками…»

Я ловлю снежинки рукамии сквозь пальцы стекает тайна,нам рассказанная облаками.Как всегда невзначай – случайно.

Я пытаюсь поймать губамихоть одну из пушистой стаи,но они, обернувшись слезами,от меня ускользают и тают.

Я для них зажигаю свечии как птица, машу рукавами.Я хочу ими быть замечен,разбиваясь о скользкие камни.Превратившись в холодную статую,слышал я, как снежинки, летящие вниз,все шептали, что мы вечно падаем,а они, оттолкнувшись, уносятся ввысь.

«Моя звезда, на сфере небосклона…»

Моя звезда, на сфере небосклонатебя не видно, не найти,под сенью альфы Орионатвои неведомы пути.

Тебе не привыкать стучаться в дверии в феврале от стужи стекленеть,и видеть сны, в которых золотые звериидут в грозу на радугу смотреть.

Твои мечты под тихий шум прибоястоят на берегу и терпеливо ждут,когда молочных лошадей в ночноеветра вечернею зарёю поведут.

Ты словно путник, краем полябредешь потерянно в безмолвии ночи.Храни тебя от зла благая воляи истинной любви прекрасные лучи.

«Проходят дни, седеют годы…»

Проходят дни, седеют годы.В стекле и дыме тонут города.Непостоянство ветреной погодынас раздражает, как всегда.

Привычка вечно раздражатьсяна толчею, на суетность вещей и слов,не позволяет долго удивлятьсясмещению акцентов и основ.

Мне дела нет, какая устремленностьтолкает шпили башен в небеса.Нужда, нажива, перенаселенностьтворят злодейства или чудеса.

Я вижу дом. Уютный старый дом.Пристанище, убежище, приют…Он смутно знает, что оставлен и о том,что поутру его, наверное, убьют.

Всю ночь он хлопал ставнями, не спал,смотрел пустыми окнами на сад,где ветер на качелях сам себя качал.Послушал тишину уснувших автострад…

Под утро дом тревожно задремал.Он спал и видел новогодний сон,в котором он семью свою встречалпод бой курантов и бокалов звон.

Он спал и улыбался городу людей,прощаясь и простив ему неумолимость.Так старики прощают неразумие детей.надеясь в будущем на доброту и милость.

Проулками, где все привычно и знакомо,к вечерней трапезе приплёлся старый песи, замерев, смотрел, как тает призрак домаВ периметре из слов: «Do not across!»…

«Город пишет свой полуденный романс…»

Город пишет свой полуденный романскопотью на стенах и на стёклах,и дождем, дающим всем последний шансразглядеть друг друга в зеркалах и окнах.

Этот мир поделен с помощью линейкина квадраты, заключенные в кольцо.Только рельсы разбитной узкоколейкиметят шрамами его бескровное лицо.

На дорогах серых пятна маек и рубах —паруса на шлюпках в круговерти ветра.Ну а что же слезы, слезы на щеках?Это дождь разлук смывает километры.

И летят по небу стаи сизых голубей —может голуби, а может, это чьи-то душис высоты глядят на струны улиц и аллей,осеняя крыльями кусок намокшей суши.Город пишет романс неустанно,площадей разложив нотный стан,и мелодия льется, звучит непрестанно —недопетая песня полуденных стран.

«Как страшно быть и не тужить…»

Как страшно быть и не тужить,когда февраль кружит снегаи эту правильную жизньуносит ветер, а родные берегавсе дальше в море уплывают.Стальные цепи обрывают якоряи маяки внезапно разом угасают,вдруг осознав – нужна зарядля тех, кто сколотив плоты,растерянно по сторонам взираюти слышат, как полночные китынатужно дышат и во сне вздыхают.Нужна заря в два края небаи хоть какие-то песочные часыдля тех, кто в зимнем море не были жизнь шутя поставил на весы.Как страшно ниоткуда плытьи видеть только клочья парусов,и даже имя потерять, и позабытьвкус поцелуя, запах нежных слов.Быть струйкой дыма в темноте,цветком в нейтральной полосе,рекой, текущей в вечной мерзлоте,безумной белкой в этом колесе…Как страшно видеть опустевшие дома,глаза оставленных и брошенных детей,как в пепел превращаются томаи плачут души не родившихся идей.Но нужно жить, особенно тогда,когда погасло солнце на закате дней,когда исчезли под водою городаи каждый стал ненужный и ничей.Так надо верить, что закончится зимаи будет детский смех за каждой дверью,исчезнет, наконец, последняя тюрьма.Так хочется любить, надеяться и верить.

По ту сторону снов

IВетер гнал седые клочьяв небе хмуром ноября,расставляя многоточьяна листках календаря.

Под его шальную песнюпадал я в тревожный сон,сквозь седьмое поднебесьев относительность времен.

И размытые границыпропускали без препонтел прозрачных вереницычерез призрачный кордон.

Чётки галок вдоль дороги,хмуро утро, чёрен лес.Омывает душам ногистарец у ворот небес.

Льдинки слов его слетают,губы снегом серебря,в небо цвета серой стали,в безнадёжность ноября…

IIСтранный старец шепталбеспрестанно,и был наг и убог перед нимчеловек.Мне казался всевидяще-страшнымвзгляд сквозь кожуопущенных век.Он твердил мне, что в шагеот вечного света,не входя во владеньяполуночной тьмы,я смогу прочитать наскрижалях ответы,Если только пойду подороге сквозь сны.Чья-то жизнь проносиласьгалопомв силуэтах теней нафасадах домов,утопала в последнемвселенском потопе,на плоту уплывала изюжных портов.

Уносилась куда-то шальнаякомета,распушив от испуга свойхвост на ветру.Пьяный мим в красно-черных штиблетахподжигал шапито, непридясь ко двору.Сотни масок, как осеньюптицы,улетали на призрачно-пряничный юг,но смотрели назад ихпустые глазницы,обещая вернуться народину вьюг.

IIIГде-то там вдалеке, награнице тумана,пел свою песнюзаснеженный волк:

Правды нет и нет обмана,и слова легки, как шелк.Будет скатертью дорогак дому сбывшейся мечты,Где склонились у порогаснежно-белые цветы.Позабудь узду и стремя —прыгай вниз, на облака.Крылья дарует паденье —падай вниз, на облака…

IVЯ проснулся идущим межстен по канату,амплитуде его подчиниврук размах.Можно только вперед,нет дороги обратно —справа жар и сиянье,слева холод и страх.Раз за разом, сгораяв пылающем свете,застывая горгульейв объятиях льда,я иду в те местаэтой странной планеты,где обратно на небоструится вода.

VНочь уходит, захлопнувнезримые двери.Ночь уходит в паренье, вотьму пустоты,где на пыльных дорогахсчитают потеристражи алой зари иполночной звезды.Просыпаются звуки вчертоге осеннеми разлито вокругобещанье чудес,и опять под моиминогами ступени,уходящие вверх, вбеспредельность небес.

«Есть предельная масса несказанных слов…»

Есть предельная масса несказанных слов,ненаписанных писем, непролитых слёз,что смывают бесследно основы основи глядят на тебя сквозь припухшесть желёз.

Есть предел, за которым цветок, увядая, поник.Нет дороге конца, лишь в начале путитишина порождает сквозь боль чей-то крик.Пожелай ему птицею вверх – не ползти.Пожелай ему сотни дорог и бесценных даров,пусть немного, но верных и добрых друзей,много писем и сказанных вовремя словна облитых росою дорожках аллей.

«Высыхает Эвксинский Понт…»