Мистерия Христа - Фалес Аргивянин

Фалес Аргивянин

Мистерия Христа

Предисловие

Суть и смысл жизни, этого краткого и нескончаемого, скупого и щедрого, примитивного и бесконечно богатого потока телесных и душевных переживаний, побед и поражений, падений и взлетов, глубоких постижений и горьких разочарований; природа вселенского бытия, его исток и предел стремлений, сокровенное содержание и высшее значение; роль и предназначение пытливого и свободного духа в оковах и теснинах мира сего… — Вечные Вопросы человеческого бытия…

В упорных поисках ответов человечество обрело множество религий, философских школ, оккультно-мистических доктрин и методов духовной практики. Библиотеки, храмовые святилища, монашеские общины, эзотерические ордена и братства, ашрамы наставников и мастеров духа хранят от профанов, но открывают настойчивым искателям необъятное поле достижений души и духа поколений подвижников высокого познания.

Однако, в конце концов, пройдя долгий и захватывающий сознание путь овладения достижениями предшественников, человек вновь встает перед беспощадными центральными Проблемами Бытия — один на один, вооруженный лишь собственным опытом, видением, чувством, разумом и мудростью… И он должен принять решение, определяющее его дальнейший путь…

Автор повести, которую держит в руках читатель, Георгий Осипович Вольский принадлежал к числу людей, томимых неутолимой жаждой постижения сокровенной сути. Она жила в его душе вместе со смутным, но сильным и явственным ощущением присутствия неких глубинных воспоминаний о чем-то необычайно важном и значительном. Эти неосознанные реминисценции стучались в сознание, не находя входа и мучая своего носителя несбыточностью реализации.

Но как и всегда, войдя в высшую степень накала, проблема разрешилась — он встретил человека, способного понять и помочь. Это была известный в Одессе профессор консерватории и не менее известный в эзотерических кругах города духовный лидер Анастасия Васильевна Теодориди. Будучи сама в высокой степени одаренным человеком, не понаслышке познавшим природу внутренней жизни духа, она смогла понять и оценить важность подсознательных душевных борений встреченного ею человека.

Анастасия Васильевна ввела его в тесный круг своих учеников и открыла путь в то состояние сознания, где и хранились сокровенные воспоминания, коих так жаждала его обыденная повседневная память. В измененном состоянии сознания он начинал рассказывать необычайные вещи, которые по-прежнему не могвспомнить «повозвращении». Но присутствовавшие аккуратно записывали эти удивительные рассказы, становившиеся в литературной обработке Анастасии Васильевны (к которой и были обращены под именем Милеса Афинянина эти речи) посланиями, представляющими собой главы этой повести.

Этот апокриф двадцатого века замечательным образом вобрал и сконцентрировал в себе огромный объем наследия эзотерического христианства в соединении с органичным использованием широкого круга положений и сведений оккультной философии и истории в целом. Одно это, вместе с замечательным литературным стилем повести, делает ее одним из наиболее выдающихся произведений русской и мировой эзотерической литературы.

Особого внимания заслуживает то, что эта книга принадлежит к совершенно особому и выдающемуся в духовной культуре человечества жанру мистериально-посвятительной литературы, к коему могут быть по праву отнесены лишь весьма немногие произведения. Само прочтение таких книг «переворачивает» и «переплавляет» душу читателя, пропускает

ее через свое горнило и преображает все ее существо… Выйдя из мира прочтенного произведения, как из пламенного жерла вулкана, человек с удивлением ощущает себя совсем иным, возвышенным и необычайно обогащенным. В его душе свершилось Таинство, непостижимое интеллекту, но явственное высшему разуму и духу: даже тело, до последней нервной клеточки, он ощущает иным — просветленным и преображенным.

Однако — как и в прежние времена малочисленных замкнутых мистических братств, строго хранивших свои посвятительные тексты, — это таинство преображения сознания остается доступным лишь немногим.

Ведь подлинный эзотеризм заключается не в физическом сокрытии тех или иных секретов от недостойных ими владеть, а в фундаментальном законе бытия: сокровенная истина может быть (и это так и есть) открыта взору неисчислимых толп, но прозреть ее сможет лишь тот, кто подготовил себя к тому упорным поиском в жажде истинного познания; и откроется она ему лишь в той мере, в какой он реально способен и достоин ее постичь.

Так в добрый путь, благосклонный читатель, — страницы этой книги откроют Вам необычайный и потрясающий душу мир суровой и мужественной Тайны Великой Мистерии Мироздания.

Д.Н.Попов

I. В Саду Магдалы

Фалес Аргивянин — Эмпедоклу,

сыну Милеса Афинянина, —

о Премудрости Великого галилейского

Учителя — радоваться!

Слушай, друг мой, внимательно, ибо вот — никогда быль более странная, более таинственная не тревожила ухо смертного. Быль, говорю я, Фалес Аргивянин, а не легенда!

Когда Маяк Вечности увенчал своим светлым лучом моё чело как знак высшего Посвящения[1] Фиванского Святилища[2], я, Фалес Аргивянин, и Клодий Македонянин, удостоившийся той же степени, приняли из рук Великого Иерофанта[3] питьё Кубка Жизни, и он послал нас в тайное убежище к Сыну Мудрости[4] — Гераклиту, коего людская молва нарекла Тёмным, ибо люди не понимали ни его, ни его Учения[5] .

Сколько протекло лет, пока мы впитывали его Мудрость, сколько раз покидали убежище, чтобы нести людям положенные крохи знания, и вновь возвращались обратно, — нет надобности считать.

В одно из таких воплощений, когда я был в мире под личностью философа-стоика, я нашёл тебя, друг Эмпедокл[6], около мудрого Сократа и завязал покрепче те нити, кои связывали нас[7] от времён почившего под волнами океана Города Золотых Врат[8].

Однажды мудрый Учитель призвал нас к себе и сказал:

— Идите в мир — приветствовать от моего имени Нового нашего Учителя, грядущего в мир. Я не скажу вам, где вы Его найдёте. Ваша собственная Мудрость да будет вам указующим перстом…

— Но если этот Учитель столь велик, — сказал Клодий Македонянин, — то почему ты сам, Мудрый, не выйдешь навстречу Ему?

— А потому, — отвечал нам Гераклит, — что я знаю, кто Он. И вот — моё знание говорит мне, что я недостоин встречи с Ним. А вы Его не знаете, знаете только от меня, что Он — Великий Учитель, и ничего больше. Только слепые могут безнаказанно глядеть на Солнце…

Я в ту пору умел ещё повиноваться и молча вышел с Клодием. На другой день верблюды уносили нас к северу, к Святилищу черноликой Иштар[9]. Там последние чёрные жрецы, молчаливые, как камни пустыни, направили нас к Великому Центру, к тому, чьё имя — Молчание[10], счёт годам которого утерян планетным календарём и чьё назначение — ждать конца, дабы быть последним могильщиком Земли. Когда мы с Клодием простёрлись перед ним во прах, он ласково поднял нас и сказал:

— Дети! Я видел Его, когда Он был младенцем. Я поклонился Ему[11]. Если сын мой Гераклит послал вас к Нему — идите. Ныне Он уже сеет семя. Но помните, дети, когда вы найдёте Его — вы потеряете всё…

Больше ничего не сказал нам сын Звезды Утренней[12], чьё имя — Молчание, чьё бытие — тайна, чьё назначение быть восприемником и могильщиком Земли, чьё наименование — жрец Неизреченного[13].

Ничего не сказал он, только указал нам рукою на север. Снова затерялись мы в пустыне. Ни слова не говорили мы, только ловили знакомые нам магнитные токи Мудрости. Мы не боялись «потерять всё», ибо умели повиноваться…

И вот достигли мы Палестины, откуда, казалось нам, исходили токи Мудрости, так странно перемешанные с отвратительными флюидами народа — служителя Лунной силы[14]. Мы задыхались в густоте атмосферы храмов, где царили ложная мудрость, лицемерие и жестокость. Мы говорили со жрецами — хитрыми, богатыми людьми, мы спрашивали их — нет ли между ними Мудрых Учителей. Случалось — нам указывали на таких, но, увы, — мы находили людей ещё более лживых и более глупых, чем толпа, и ещё более жестоких.

Народ — простой народ, забитый и одураченный жрецами, — охотно делился с нами своими преданиями, полными суеверия и искажения. Но я, Фалес Аргивянин, и Клодий Македонянин слышали здесь отзвуки великих сказаний Красной Расы[15], преломлённые в научных призмах солнечной Халдеи[16], исковерканные диким невежеством иудейских жрецов — жалкого наследия ренегата и безумца Хозарсифа[17]. Народ этот ждал Учителя, — но Учителя в пурпуре и бронзе, долженствовавшего, по его мнению, отдать мир под главенство алчных жрецов. Ничего не знал он об уже пришедшем Учителе.