Мистерия Христа - Фалес Аргивянин

И только где-то в вышине, у голубого свода, звучали ещё струны неведомого систрума, будто ангелы Неизреченного, охраняя покой вочеловеченной Матери-Изиды, тихо перебирали их крылами своими…

Мир тебе, Эмпедокл!

Фалес Аргивянин

V . Третье Посвяшение

Фалес Аргивянин —

присутствующим —

о Премудрости Вечно Юной

Девы-Матери — радоваться!

Теперь расскажу я вам о своём третьем Посвящении.

Шесть тысяч лет тому назад все тайные Святилища планеты Земля получили уведомление, что Посвящённые второй степени, желающие принять третье Посвящение, должны собраться в Тайной зале Белого Братства[73] в количестве двенадцати для подготовки к принятию Великого Посвящения.

Меня призвал Великий Гераклит. Он возложил на меня свои руки и, заглядывая в мои глаза своими огненными очами, сказал мне:

— Аргивянин, великий сын мой! Хочешь ли ты удостоиться Великого Посвящения?

— Да, — ответил я.

— Аргивянин! — продолжал Гераклит, и смутные черты заботы избороздили его лоб, — Аргивянин, готов ли ты? Помни, что испытание на Великое Посвящение грозит ужасающими последствиями для того, кто не выдержит его. Тот, кто не выдержит искуса, — тот лишается всего, возвращается в качестве бедной первоначальной монады в человеческое стадо и начинает всё сначала[74]. Таково наказание за гордость, не соответствующую знанию. Поэтому я спрашиваю тебя: Аргивянин, готов ли ты? Я не хотел бы потерять тебя, любимый сын мой, гордость Эллады!

— Не бойся, я готов, — ответил я. Опустил руки Гераклит.

— Видишь, Аргивянин, Посвящение, принятое мною более сотни тысяч лет тому назад, оставило во мне ещё много человеческого. Я полюбил тебя. Но нам не дано знать своего будущего.

— Отец мой, я не боюсь ничего. Отпусти меня, и как я не посрамил тебя в подземном храме Богини Изиды, так не посрамлю и теперь.

И я получил благословение Гераклита и отправился в Гималаи. В подземном зале Гималайских чертогов я был встречен Тремя: Царём и Отцом планеты Эммельседеком, закутанным в белый плащ Арраимом и вечным красавцем Гермесом. Нас было двенадцать, и мы услышали речь Эммельседека:

— Дети мои! Вы посылаетесь на испытание в иной мир[75], и там вам будут даны великие задачи. Но там вы будете предоставлены только своей Мудрости, ибо небеса будут для вас закрыты. Весь мир будет глух к вам, и только со своей Мудростью вы будете иметь дело. Я говорю мало, дети мои, но вы меня понимаете. Готовы ли вы? Кто чувствует, что не готов, пусть останется, ибо гибель неизбежна для невыдержавшего испытания и моё отцовское сердце обольётся слезами.

Мы все молчали. Никто не признал себя неготовым.

Нас привели в храм, где было двенадцать каменных лож. Нам дали ароматного напитка, окутали столь же ароматными чарами, и мы уснули сном магов, лёжа на этих мраморных ложах. Когда мы проснулись, мы увидели себя почти в таком же храме, но странная картина представилась нам: невиданные окна, украшенные цветами и странной живописью, алтарь, не похожий на наш алтарь, тоже с какой-то странной живописью и с какими-то странными письменами… Мы встали и подошли к окнам. Нашим глазам представилось дивное зрелище: какие-то бесконечные дали, леса неведомой окраски; воды, отливающие серебром и принимающие цвет золота у берегов… Нас окружали какие-то новые ароматы, слышались какие-то таинственные звоны — то были звоны цветов, растущих у храма. И вот — раскрылись двери, и перед нами оказался старик, тело которого прикрывала только повязка вокруг бёдер, и сказал он нам:

— Царь и Отец планеты просит вас к себе…

Мы пошли, пошли дивным садом, где были невиданные нами до сих пор цветы, поющие и звенящие, там пели фонтаны, их вода издавала дивную музыку. И вот мы пришли в ещё более дивный зал, сооружённый из мрамора и нефрита, принявший нас в свои объятия. Посреди зала стоял трон, а на троне сидел могучий мужчина гигантского роста, с чёрной гривой волос, ниспадавшей на плечи, с огненными глазами, властный взор которых как будто оледенил наши мудрые души. Он встал с трона, поклонился нам и сказал:

— Дети далёкой Земли! Я просил ваших руководителей прислать вас ко мне. Я Царь и Отец планеты, во много раз большей маленькой Земли. Далеко в Космосе разнеслась весть о вашей Мудрости, и я призвал вас помочь мне устроить мою планету. Вы будете учителями, вы будете жрецами и руководителями моего народа. Народ мой добр, но он — дик, и вы должны будете вести его по пути эволюции, которая царит на вашей маленькой Земле!

И мы склонились перед Царём и Отцом…

Я буду передавать только главное. Работа началась. Дивный разум был у Царя и Отца планеты: он всё знал; он, казалось, проникал в жизнь каждой былинки; и мы, мудрые, ретиво принялись за работу. Мы стали царями, мы стали Великими Учителями, мы стали Первосвященниками… Народ оказался весьма восприимчивым, но он был очень молчалив. Все начали вести работу, кроме одного: один отказался нести миссию царя, отказался нести миссию Великого Учителя, отказался нести миссию Первосвященника. И этот отказавшийся был — я, Фалес Аргивянин! Я спокойно смотрел в гневные очи Царя и Отца планеты и говорил ему:

— Царь и Отец! Для того чтобы быть наставником твоего народа, надо сначала узнать его, и пока я не изучу его, я не приму никакой миссии. Нахмурился Царь и Отец.

— Сколько же тебе нужно времени, Аргивянин? — спросил он меня.

— Наш земной год, — ответил я.

— Как же ты будешь изучать его? — спросил меня он, пытливо вглядываясь.

— Я буду ходить среди твоего народа, буду смотреть, буду расспрашивать и буду думать.

— Но ты же человек, и у тебя есть человеческие потребности, как же ты будешь существовать?

— Царь и Отец! — ответил я. — Ты знаешь, что я, как Посвящённый второй ступени, могу существовать без пищи целые годы. Но и, помимо этого, разве в маленьких хижинах не найдётся для странника куска хлеба? Разве в твоём народе я не найду простого благородного отношения к страннику?

— Да, конечно, — согласился Царь и Отец, — но ты меня удивляешь своей просьбой и своим отказом. Через год я жду тебя здесь, иначе я могу подумать, что ты только теперь решил отказаться от возложенных на тебя забот, а сделать это ты должен был на Земле.

— Царь и Отец, — сказал я. — Мы думали, что ты только мудр на своей планете, а теперь я вижу, что ты также мудр и в земной Мудрости, ибо ты знаешь всё, что делалось в земных храмах Посвящённых в Гималаях.

И я ушёл, чувствуя его стальной взор на своём затылке.

Я проходил земли, где мои братья прилагали все старания, чтобы забросить семена земной Мудрости в чистые, девственные сердца. Чудная природа, освещённая двумя солнцами и тремя лунами, была поистине сказочной. Работа захватила моих товарищей. Они помнили завет, что надо сливаться с ближними, они вошли в жизнь планеты, они стали даже супругами на этой сказочной планете. А женщины здесь были непередаваемо прекрасны, и на всей этой планете, казалось, проявилось само небесное блаженство. Это была сплошная радость, и если была одна тёмная точка на всей планете, то это был я. В тёмном плаще, с посохом, шёл я по прекрасным просёлочным дорогам, проведённым моими товарищами. Часто они просили меня заходить к ним, приглашали переночевать в своих роскошных убежищах и считали меня погибшим. И вот к концу года я подходил к дворцу Царя и Отца планеты. Пыльный и неумытый, с всклокоченными волосами, я взошёл по блестящим ступеням дворца. Царь и Отец сидел на своём троне, окружённый блестящей свитой, среди которой был и кое-кто из моих товарищей в своих пышных одеяниях. И я встал перед Царём и Отцом.

— Ну что, Фалес Аргивянин, готов ли ты стать на работу?

Как будто с огромного купола на мраморный пол упала капля в тишине — так прозвучал мой ответ:

— Нет!

Гневно вскочил Царь и Отец.

— Аргивянин! Ты подписываешь свою гибель: разве ты забыл, что я вызвал тебя? Подумай!

— Я думал целый год, — ответил я.

И случилось нечто невообразимое: усталый, грязный путник Земли придвинул своей грязной рукой золочёный стул к трону Царя и Отца и сказал ему:

— А теперь мы поговорим… Гневен был Царь и Отец, он как будто задыхался.

— Презренный червь, как ты смеешь?! — закричал он.

И тихо покачал головою я:

— Оставь, оставь и позволь мне задать тебе несколько вопросов. Ты именуешь себя Царём и Отцом. Скажи мне, где Строители этой планеты?[76] Скажи мне, кто стоял у колыбели твоего народа? И если кто-нибудь стоял возле неё, то он был послан Единым Неизреченным, да будет благословенно Имя Его! А если он был послан, то этот кто-нибудь должен же был исполнять заветы Единого? Где Мудрость твоей планеты? Твоя планета велика, велик и народ, и сказочна атмосфера твоей планеты. Если столь дивно одарён мир твой, то к чему было призывать мудрецов с Земли, и мудрых не первых, а посредственных? Ты нам сказал при первом приёме: Земля, прославившаяся в Космосе своей Мудростью… Я этому не поверил, Царь и Отец! Ибо что такое Земля? Разве мы, Мудрые, не знаем? Мы же знаем это! И я был безмерно удивлён, когда мои товарищи забыли это и ревностно принялись за исполнение возложенных обязанностей, не понимая того, что в этом была заложена ловушка. Где было благословение на воспитание планеты? Разве они забыли, что благословение на воспитание даётся Единым? Откуда явилась у них та гордость, которая заставила их принять твоё предложение? Как я могу быть наставником детей, родителей которых я не знаю? Только гордость могла затуманить их разум, но я, Фалес Аргивянин, я не поддался на это. Ты, Царь и Отец, ты сам говорил, что народ твой хорош, что он добр, что он благороден, что он мудр. Мы застали чистоту нравов, мы застали Мудрость — так зачем была нужна здесь Мудрость Земли? Скажи мне это.