Кокон - Джон Гудвин

Джон Гудвин

Кокон

Комната отца, расположенная на нижнем этаже, была украшена трофеями его охотничьих подвигов: головами каменных баранов, серн, лосей, пекари, снежных барсов, а Дэнни на стенах своей комнаты наверху развесил, приколов их булавками, хрупкие тела махаонов, данаид и ванесс.

Отец устраивал экспедиции, переносил различные лишения, пробирался сквозь джунгли, карабкался на скалы, чтобы добыть эти экспонаты, Дэнни же собирал свои на полях и в садах по соседству с домом. Карьера коллекционера для отца, вероятно, закончилась; его же едва начиналась.

Дэнни было одиннадцать лет, его отцу сорок шесть, дому, в котором они жили, век или больше: еще никто не смог указать точный возраст. Мистер Пирибог, бывший деревенский почтальон, теперь уже неспособный к работе, рассказывал, что он помнит время, когда круглого окна лестничной площадки второго этажа еще не существовало, а миссис Блисс говорила, что в прежнюю пору нынешняя кухня была кабачком. Она знала это от своего отца. Сердце дома, используя термины отца Дэнни, было очень старым, но в целом здание претерпело значительные изменения, расширения, стены были заново оштукатурены. Отец достроил комнату, в которой сейчас и располагались его трофеи; комната ребенка по происхождению была, надо полагать, чердаком, поскольку на стропилах потолка, высоких и очень покатых, проглядывали гвозди с квадратными шляпками, и кое-где балки еще соединялись при помощи деревянных колышков.

Комната, служившая спальней и игровой Дэнни, не имела на первый взгляд ничего старинного. Голубой ковер покрывал паркетный пол, портьеры были желтыми, а низ кровати сине-белым. Обои, которые мать мальчика выбрала перед тем, как их покинуть, изображали желтые ивы на бледно-голубом фоне, и пришпиленные к стенам бабочки смешивались с этим рисунком. Уже давно отец не входил в комнату. Он хорошо знал, что коллекция чешуекрылых, как он ее называл, приколота булавками к стенам, но оставался в неведении, какие повреждения нанесла она красивым обоям и, следовательно, не мог делать сыну внушения. Под каждым образцом на голубых обоях расплывалось пятно цвета мастики. Это был жир, сочившийся из трупов насекомых по мере их высыхания.

В углу комнаты находился обитый кретоном ящик, скрывающий в себе остатки прошлых увлечений Дэнни: погнутые поезда и обломки рельсов, старый трансформатор, батареи, покрытые кристаллами цинковой соли, грузовики, ветряные мельницы, представляющие собой кое-как соединенные кубики и планки, измятые и изорванные книги, страницы и гравюры которых были изрисованы цветными карандашами, гироскоп, резиновый мяч, и где попало в глубинах покоились медведь, обезьяна и кукла мужского пола со шрамом на щеке, там, куда Дэнни ударил ее ногой, обутой в конек. В другом углу были гордо расположены принадлежности его нынешней деятельности. Сачок для ловли бабочек, прислоненный к стене, и на низкой подставке банка с цианидом, маленький пинцет и булавки, блестевшие в своем футляре из черной бумаги так же зловеще, как хирургические инструменты.

Посвятив себя год назад коллекционированию бабочек, Дэнни обнаружил, что может разнообразить свои занятия дополнительным, намекающим, интересом, вводя в коллекцию не только собственно бабочек, но и этих же насекомых на первых стадиях развития. Набивая молочные бутылки, коробки из-под обуви и другие подходящие емкости гусеницами и куколками, он участвовал с теми, что выжили в каком-то алхимическом действе. Стоя на коленях, полностью погруженный в свое занятие, он наблюдал кропотливые превращения гусеницы, освобождающейся от оболочки, выпотевание, служащее для прикрепления покрова куколки к веточке или нижней стороне листа, и, наконец, результат, который ничто не позволяет предвидеть: законченное совершенное насекомое. Это было так, словно открываешь коробочку с сюрпризом, поскольку Дэнни еще не научился предсказывать, какой цвет, какой размер, какая форма гусеницы даст в итоге капустницу, ванессу или махаона.

Приближался конец лета, и Дэнни запретил молодой служанке открывать для проветривания окна. Резкое колебание температуры, говорил он, повредило бы гусеницам и куколкам. Когда же служанка сообщила отцу, что в комнате Дэнни из-за всех этих насекомых и препаратов стоит нездоровый запах, последний лишь повторил ее замечание сыну, без особой, впрочем, настойчивости. Дэнни издал короткое бурчание, показывающее, что он хорошо расслышал, и на этом все кончилось. Отец, писавший книгу о джунглях, скалах и хищниках, очень мало беспокоился тем, что происходит на верхнем этаже.

Таким образом, едкий запах разложения органических веществ, прошедших преобразование в телах насекомых, распространялся по мансарде, а жировые пятна, красовавшиеся под экспонатами, постепенно расползались по стенам, все более и более обесцвечивая обои.

В книге: «Бабочки, которых мы должны знать лучше», присланной ему на Рождество тетей, Дэнни вычитал, что можно сделать «замок» для гусеницы, поместив ламповое стекло, закрытое сверху, в цветочный горшок, наполненный землей. На собственные сбережения он купил ламповое стекло в деревенской лавчонке и приготовил описанное жилище. Это устройство было таким изящным и несмотря ни на что таким чарующим, что он решил предназначить его для особо редкого образца. Ему пришлось ждать до конца октября, чтобы найти экземпляр, достойный «замка».

Он проводил обследование лесосеки между двумя полями. Почва здесь была столь каменистой, что ее никогда не возделывали, и полоса диких зарослей тянулась, как шпага, разделяя плодородные земли, прилегавшие к ней с обеих сторон. Дэнни ни разу не добирался до этих краев, и только возрастающая вера в свою власть над природой придала ему в этот момент смелости. Месяц назад он отказался бы от какого-либо путешествия в это место; из предосторожности он обошел бы даже оба поля, примыкавших к нему. Но сейчас, когда ползающая в своем мире из стекла и картона жизнь перед его глазами обретала форму, изменялась и превращалась, Дэнни испытывал подобие тех чувств, которые, по его мнению, были чувствами Бога. Эту метаморфозу, защищенную от всяческого нежелательного контакта и от непредвиденного воздействия, Дэнни наблюдал на всем протяжении, от гусеницы и куколки до законченного существа, только что появившегося на свет, с его таинственно подрагивающим телом. В его власти было прервать эту волшебную цепь их развития на любой стадии, которая бы ему понравилась. В маленьком масштабе он действительно был подобен Богу. И эта мысль придала ему храбрости перелезть через камни старой стены и проникнуть в пол-арпана густого леса.