Молодая кровь - Джон Килленс

Джон О. Килленс

МОЛОДАЯ КРОВЬ

JOHN О. KILLENS

YOUNGBLOOD

Dial Press

NEW YORK, 1954

К СОВЕТСКОМУ ЧИТАТЕЛЮ

Книга молодого прогрессивного негритянского писателя Джона О. Килленса «Янгблад» («Молодая кровь») ярко освещает «негритянский вопрос» в Соединенных Штатах. Этот прекрасно написанный, потрясающий душу документ во многом объясняет ту дилемму, которая стоит в наши дни перед американским народом.

И местные власти в городах, и исполнительные органы штатов, и федеральное правительство США как прежде, так и теперь лишают негритянских граждан их законных прав; эта необъяснимая черта образа жизни южных штатов, противоречащая американской конституции, стала присуща образу жизни всей Америки. И это должно быть изменено не только в интересах негритянского народа, но и в интересах страны в целом, ради ее благополучия, ради ее будущего.

Многие люди, которые не могут лично ознакомиться с американским образом жизни, часто удивляются, что негры так пассивно относятся к своему положению.

Но, прочитав эту волнующую книгу, они узнают, что негры на Юге США мобилизуют все силы для борьбы с массовой, хорошо организованной, изощренной дискриминацией, которой их подвергают. Вся история негритянского народа насыщена фактами, свидетельствующими об его исключительной отваге; известно, что великолепное чувство долга особенно присуще женщине-негритянке, черты которой Килленс воплотил в Лори Ли Янгблад.

Я горжусь тем, что мой народ, живя в столь бесчеловечных условиях, сумел сохранить свою человечность и свои дарования. Запомним, что действие романа «Молодая кровь» относится не к дедовским Временам, а к современности: в описываемый период негр Джо Луис стал чемпионом мира по боксу, а негритянский композитор Дюк Эллингтон получил широкое признание своего таланта. Вместе со старшим поколением наша молодежь горячо реагирует на все касающееся ее судьбы — это показали, между прочим, недавние события в Битл-Роке.

Американские негры полны решимости не отставать от своих братьев и сестер, живущих в Азии и Африке, и добиться для себя теперь — а не в отдаленном будущем — действительного и полного равноправия. И миллионы людей всех цветов кожи в Соединенных Штатах и во многих других странах мира помогают приблизить наступление этого дня.

Пол Роб сон

Москва, 1 января 1959 г.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Перед началом

Разве господь не спас Даниила?

Почему же не весь народ!

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Лори Ли Барксдэйл родилась в Типкине, штат Джорджия, в одну минуту с веком, темной морозной ночью первого января тысяча девятисотого года. В городе звонили колокола, стреляли из пистолетов, заливались свистки, и ровно в двенадцать раздался крик новорожденной. Но кричала она недолго. Мать улыбнулась отцу, взволнованно вошедшему в дом с кухонного крыльца. Старуха — повивальная бабка сказала: «Ох, и хороша же малышка!» Мать роженицы отерла потный лоб и вздохнула: «Слава тебе господи!» А сама роженица лежала и улыбалась. Отца звали Дэйл. Он поцеловал жену в лоб, шагнул к комоду, достал пистолет, вышел на крылечко и принялся палить в темное небо, пока не занемели пальцы и не начала дрожать сильная рука. А он все заряжал и заряжал пистолет. Он-то ждал мальчика, да уж теперь все равно! Ну и потешная малышка! Красная как рак. Никогда такой не видывал..

Теперь, Дэйл Барксдэйл, придется тебе работать за двоих! Ты должен дать дочке все то, чего ты сам был лишен в жизни из-за этих крэкеров.[1] Он надул щеки, шумно вздохнул, распрямил плечи. Робкий, беспомощный, запуганный, сейчас он почувствовал себя мужественным и сильным. Среди уличного свиста, колокольного звона и трескотни выстрелов он поднимал свой пистолет и палил вверх — трах, тах, тах! Но боже милосердный, как же назвать эту славную девчушку?

Летели годы; девочка росла крепенькая, красивая, здоровая, и Дэйл с Мартой не могли на нее нарадоваться. Куда бы они ни шли, люди говорили: «Смышленая девчонка! Вся в мать!» А на Дэйла, бывало, посмотрят и скажут: «А ты-то чего задаешься? Не в тебя пошла дочка! Вылитая Марта!»—«Ну и ладно, — отвечал Дэйл, — я и тем доволен!»

Когда Лори Ли было четыре года, она без запинки продекламировала на пасхальном утреннике в церкви что-то очень длинное и притом нисколько не смущалась. Тогда-то все начали предсказывать, что она будет учительницей.

В восемь лет девочка была хороша, как персик, — вся круглая, пухленькая, только ручки худенькие да пальцы длинные и тонкие. Люди говорили Дэйлу и Марте, что их дочка счастливица: ей на роду написано стать великой музыкантшей. И Дэйл поверил. В день, когда Лори Ли исполнилось девять лет, он привез домой старое-престарое, разбитое пианино и пригласил профессора Ларкинса давать ей уроки. До чего же любила Лори Ли перебирать клавиши! Через некоторое время она начала выступать на концертах в церкви и разных других местах. Проворные пальчики бегали по клавишам, и ее игра заставляла людей смеяться, петь, восторженно ахать и вытирать украдкой слезы.

Дэйл любил своих детей — Лори и Тима, работал на них как вол. Бывало кто-нибудь скажет: — Не иначе, сдурел ты, Дэйл Барксдэйл, какой был у тебя умишко от рождения, и тот растерял! Зря надрываешься. Посидел бы, отдохнул маленько! Нынешние дети не стоят таких жертв: выйдут в люди и отвернутся от тебя — это как дважды два!

— Ладно, пускай так, — отвечал им Дэйл. — Я не жду никаких наград. Хочу только, чтоб им жилось лучше, чем мне. Чтобы получили образование и не были рабочим скотом у белых. Это и будет мне самая лучшая награда. — Дэйл как думал, так и говорил.

Лори Ли Барксдэйл исполнилось сегодня одиннадцать. За завтраком насмешница бабушка сказала:

— Ишь птичка-невеличка, скоро уж и хвост начнешь задирать!

В этот день Лори Ли одна возвращалась домой из города. Во всем округе не было среди ее ровесниц девчушки красивее, чем она, — ни чернокожей, ни белой. Лори Ли, веселая, радостная, шла вприпрыжку по Удли-лейн. Солнце, озарявшее узенький переулок, припекало ей лицо, шею и плечи. Она думала о предстоящем воскресном концерте, и в эти мысли вплетались другие — о красивом мальчике из девятого класса, который всегда ей улыбался. Лори Ли прошла половину переулка и тут заметила, что навстречу ей шагает долговязый белый, — девочке-то невдомек, зачем он подходит, а он, не дав ей опомниться, приблизился и сгреб ее в охапку. Прямо средь бела дня, господи, господи!

— Пустите меня, пустите! — Девочка боролась злобно, испуганно, с какой-то неведомой ей силой. В отчаянии озиралась по сторонам, кругом — ни души, только на мусорном баке две большие бродячие кошки.

Это был хорошо одетый пожилой мужчина с косыми карими глазами, воспаленными от пьянства. Он схватил девочку за пухлые ягодицы. Лори чуть не обезумела со страху, кровь отхлынула от сердца, дыхание сперло. Господи, спаси и помилуй! Она брыкалась, колотила его ногами в пах, но он крепко держал ее, и она никак не могла вырваться.

— Да пустите!

Он нащупал детскую грудь — это чудо, которое она совсем недавно открыла в себе, — и пребольно стиснул.

— Ну-ну, желтая сучка, ты вкусненькая, я знаю! Что прятать такое добро? — Он рванул ее юбчонку и начал неловко расстегивать брюки.

Вдруг Лори Ли услыхала чьи-то голоса:

— Черт, черномазая девчонка с огоньком!

— Да, весьма недурна!

— Эй, мистер Хилл, оставьте вы ее, где уж вам, старому кобелю!

А он сопел и дышал ей в лицо, в уши, на шею. От него разило блевотиной пьяного. Задрал ей юбку и помочился на бедра!

Лори впилась ногтями в костлявое лошадиное лицо, исцарапала до крови; прокусила зубами его руку и наконец все-таки вырвалась. Вырвалась, слава тебе, господи!

— Ах проклятая! Ах ты, черная сучка!

— Воротись сейчас же, не убегай!

Лори слышала, как хохотали белые, пока она не завернула за угол.

Всю дорогу до самого дома она бежала и плакала — через центр Белого города, через железнодорожную насыпь и поле Такера. Вот и Черный город. Только здесь она перестала плакать и, прислонившись к ели, невидящими глазами уставилась на лачуги, разбросанные по балке.

— Что с тобой, Лори Ли?

— Ничего, мисс Сузи, спасибо.

Возле дома кое-как привела себя в порядок, чтобы родные ничего не заметили, — никому на свете она этого не расскажет! Тайком вдоль забора прокралась в сарай. Хмуро посмотрела на топор. Отрубить бы себе ноги! Так бы и отсечь их начисто до самого живота! Колючая дрожь пробежала по плечам и спине. Девочка сорвала с себя платье и белье, забралась в корыто, полное воды, и принялась тереть свое юное коричневое тело стиральным порошком и едким мылом. Стояла голая в корыте и дрожала, а ноги и бедра горели как огонь. Нет, она ничего не расскажет своим, уж это твердо.