Неисторический материализм, или ананасы для врага народа - Елена Антонова

Елена Антонова

Неисторический материализм, или Ананасы для врага народа

I

Андрей, безусловно, спятил! Всегда был ненормальный. Еще с тех пор, как стал требовать, чтобы срочно передвинули центральную скалу в Стоунхендже на два метра вправо, потому что, видите ли, она мешает приземлиться инопланетному космическому кораблю из какой-то галактики, которой к тому времени и в земном реестре-то не было! И то, что эти чертовы инопланетяне действительно вынуждены были высадиться в Египте, ориентируясь на пирамиды, и потом никак не могли взлететь, потому что у них чего-то там сдвинулось в расчетах, еще ничего не меняет. Весь мир тогда помогал им подняться в воздух как можно скорее, потому что эти нервные инопланетные паразиты от скуки развлекались тем, что накрывали то один, то другой город Земли светонепроницаемым колпаком, погружая его в кромешную тьму на сутки или на двое.

В конце концов, почему именно он? Это полный бред, розыгрыш, этого просто не может быть! Он же не психолог, в конце концов. И вообще, Гуля не позволит – они решили в августе пожениться, а тут на целые дни изволь исчезать, а то и на сутки. Но самое главное – он боится. Хоть это технически и просто, но черт его побери, если он понимает, как это действует!

Сергей еще раз взглянул на официальное приглашение на бланке Отдела по Изучению Фашизма, Коммунизма и Тоталитаризма Института Всемирной Истории. Розыгрыш, похоже, становился чересчур масштабным, раз приглашение подписал сам Анатолий Васильевич Барсов, заместитель директора по научно-экспериментальной работе. Барсова он видел только один раз, когда ждал Андрея в вестибюле Института. Этого раза хватило, чтобы проникнуться к заму безоговорочным и безграничным уважением.

Барсов, хотя был всего лишь заместителем директора, являлся самой заметной личностью в их научном городке. Хотя ему было где-то под шестьдесят, местные красавицы до сих пор млели, завидев его могучую рослую фигуру, и смотрели на него с плохо скрытым обожанием. Одного кивка его гривастой головы было достаточно, чтобы заставить зарубежных партнеров подписывать любые соглашения с Институтом и рассматривать выдвигаемые им идеи как гениальные. Хотя, выскажи их кто-нибудь другой, его назвали бы сумасшедшим.

– Придется идти, – вздохнул Сергей. Может быть, Анатолий Васильевич как раз и предложит Сергею навестить Андрея в сумасшедшем доме.

Но сумасшедший дом пока еще не удостоился чести заполучить Андрея в пациенты. Повезло сумасшедшему дому, потому что Андрей и там устроил бы настоящий сумасшедший дом. Пока же он весьма комфортно устроился в кресле рядом с Барсовым в его кабинете, с небрежной легкостью вертел в руках небольшой упругий диск и говорил о визитах на сорок-пятьдесят лет назад, в прошлое, и обратно, как будто это дело вполне обычное. Причем речь шла не о двух визитах и не о пяти, а о прогулках туда и обратно каждый день – «пока с полгодика, а там посмотрим».

– Смотри, какой он мягкий, – Андрей совал в руки Сергею диск. – Его тебе вживят вот сюда, – он показывал на ладонь у основания большого пальца. – Он тебе совершенно не будет мешать.

Сергей отталкивал от себя диск, словно ядовитую змею.

Диск представлял собой временной портал, который приводился в действие простым нажатием на него любой частью тела, в которое этот диск вшит. Никакой посторонний предмет или человек, объяснял Андрей, не мог заставить его работать, как ни нажимай.

– А если я не смогу вернуться обратно? – в ужасе спросил Сергей.

Анатолий Васильевич поднял голову от бумаги, которую он старательно изучал.

– Это в принципе невозможно, – мягко сказал он и начал объяснять Сергею что-то про кротовые норы в пространственно-временном континууме, про биополе, которое непосредственно воздействует на диск и неповторимо, как отпечатки пальцев.

Сергей отмахнулся – принцип путешествий во времени он совершенно не понимал и не считал это нужным: ездит же он в автомобиле, не зная, как устроен мотор. Его волновало другое – а вдруг этот диск сломается!

– Да ты что, совсем не слушаешь? – возмутился Андрей. – Он в принципе сломаться не может – это же не механизм, а капсула!

– Вот и отправлялся бы туда сам, – строптиво сказал Сергей. – Ну что ты ко мне пристал, ей-богу!

– Я и отправлялся, – невозмутимо ответил Андрей.

– Да? – заинтересовался Сергей. – Ну и как, вернулся?

– Нет, – вздохнул Андрей. – Я и до сих пор там. Сижу и разговариваю там с пещерным идиотом, мечу бисер перед свиньями…

– Сам свинья, – обозлился Сергей. – У меня, между прочим, своя работа есть. Я, между прочим, классный программист. И наш главный, между прочим, сам сказал, что банк на мне и держится.

– Между прочим, – ехидно сказал Андрей, – незаменимых людей нет!

– А вот и есть!

– Между прочим…

Беседа начала плавно перетекать в русло «сам дурак», и пришлось вмешаться Барсову.

– Сергей Александрович! – начал он официально и в то же время уважительно, показывая, насколько он якобы ценит такую выдающуюся личность, как Сергей Бахметьев, и надеется на нее, то есть на него. – Я хотел бы, чтобы вы до конца поняли общечеловеческую важность возложенной на вас миссии. Ваша уникальность заключается в вашей контактности с людьми любого уровня интеллекта. Вы сходитесь со всеми быстро, можно сказать, с первого раза. Они проникаются к вам доверием и раскрывают перед вами душу. Наша с вами задача…

– Вы хотите сказать – ваша задача, – продолжал ершиться Сергей, но уже более миролюбиво. Анатолий Васильевич усмехнулся.

– Это общечеловеческая задача, Сережа, – наставительно сказал он так, как умудренный годами отец говорит несмышленому сыну. – Мы должны понять механизм, структуру человеческой зависти. Это очень сложно. Чаще всего завидуют вовсе не те, от кого этого естественно ожидать. А тот период материальной бедности и полного отсутствия всяких возможностей и свобод, куда мы вас посылаем, невероятно удобен для такого исследования.

Анатолий Васильевич даже прикрыл глаза и почмокал губами, восхищаясь удобной для исследования убогой эпохой, в которую, между прочим, не динозавры жили, а Бахметьев-старший уже играл в песочнице. Кстати, подумал Сергей, забавно было бы встретить папашу в период его босоногого детства. Можно будет снисходительно потрепать его по голове, прочитать пару нотаций и угостить конфеткой. Маму встретить будет сложнее: она родилась довольно далеко от Москвы, в Белоруссии. Он возьмет билет да и съездит туда. Как простой советский гражданин.

Тем не менее, очнулся Сергей, он совершенно не понимал, зачем его туда посылают. За неделю до этого ему позвонил его давний заклятый друг Андрей. Всю жизнь, с детского сада, он вовлекал его в совершенно сумасшедшие предприятия, которые заканчивались каждый раз потрясением для нервной системы Сергея. Правда, последние полтора года Андрей был с головой погружен в разработку новых технологий малозатратных перемещений во времени для проведения какого-то сложного международного психологического эксперимента.

Россия выступила с инициативой запастись экспериментальным материалом для построения теории нового психологического защитного оружия, чтобы воздействовать на сознание политиков и вообще всяких крупных фигур в бизнесе, если те уж совсем выйдут за рамки дозволенного и начнут воровать государственные деньги по-крупному. В случае, если Сергей поработает в прошлом хорошо, то с помощью спровоцированных им реакций на благополучие и сытость одного отдельно взятого, невесть откуда взявшегося человека можно будет построить психологическую модель манипулирования человеческим сознанием или хотя бы предсказуемости человеческих реакций. Причем легальными, простыми и дозволенными средствами, которые уж никто не назовет психотронными и никогда не сможет запретить.

Таких, как он, лазутчиков планировалось заслать одновременно в разных странах в большие и маленькие города – психология жителей мегаполисов совсем не такая, как у провинциалов. Их сведения будут обобщаться и сводиться в единую систему в московском Институте Всемирной Истории – разумеется, под началом Барсова.

Анатолий Васильевич продолжал журчать что-то про невероятно гибкую психику Сергея и про его адекватные реакции – вот льстец! – и про его уникальность, которая позволит ему подготовить плацдарм для других посланцев. Посланцы у Сергея рифмовались с другим, не совсем приличным словом, и он стал раздумывать о том, кому из них двоих должно быть неудобно: Барсову – за то, что он подстрекает Сергея думать о том, чего он никогда не произнесет вслух, или ему самому – за опошление вполне невинного слова. Он склонялся к первому – в конце концов, мог бы сказать и «посланник». Когда Анатолий Васильевич между прочим добавил, что в прошлом веке ему будут выплачиваться командировочные в неограниченном размере, благо в Печатном дворе их осталось огромное количество, Сергей встрепенулся и прислушался. В конце концов, подумал он, что такого – ну попутешествую в прошлое, не к динозаврам же.