Шоколадная медаль - Валерий Цапков

Цапков Валерий Владимирович

Шоколадная медаль

«Город Кабул — это солнце и пули…»

«Когда литераторы рассуждают о военных делах, это в большинстве случаев «разговор о солдатах на бумаге»; когда военные рассуждают о литературных произведениях, это в большинстве случаев — повторение чужих мнений, услышанных в пути.»

ГЛАВА 1

Визг тормозов, вопль ишака и яростный мат водителя в миг отрезвили Олегова, в то время как внезапный удар головой о ветровое стекло из-за резкого торможения «Урала» всего лишь разбудил.

Он очнулся весь потный, тряхнул головой, сгоняя сонную одурь, и огляделся. Водителя в кабине уже не было, утренний ветерок, залетев через распахнутую дверцу, приятно освежил усталую кожу лица. Расстояние до впереди идущего «Урала» с каждой секундой увеличивалось, наконец он исчез, свернув за нависавшую справа над дорогой скалу. Колонна растянулась, от Хинджана до Пули-Хумри дорога плавно шла под уклон, машины мчались, невзирая на запреты и инструктажи, в два раза быстрее положенных сорока километров в час.

Вылезая из кабины, Олегов потерял равновесие, зацепившись рукавом за дверную ручку, и упал на землю, больно ударившись коленом о камень. Он чертыхнулся, проклиная водителя за неудачное место для остановки, поднялся, отряхиваясь от пыли, и замер… В желудке неприятно похолодело, от обиды на судьбу на глазах выступили слезы.

Ручеек крови прокладывал себе путь по пыльному асфальту, неторопливо наполняя трещины и ложбинки, кратчайшим путем ведущие на обочину дороги от середины, где, уткнувшись толстым волосатым брюхом в ребристое колесо «Урала» , лежал, еще подрагивая, ишак, а рядом с ним, нелепо подогнув руку под себя, мальчишка лет десяти.

Водитель машины оглянулся по сторонам, внимательно всмотрелся в гребень нависавших над дорогой скал, перешагнул через лежавший рядом лопнувший мешок с мукой, и, стараясь не запачкаться в крови, приложил ухо к груди мальчишки. Послушав, он поднялся, зло сплюнул и повернулся к Олегову.

— Вот сука! За полгода до дембеля! Ну-ка, старлей, помогай, а то вместе на зоне топать будем!

Моментально сообразив, что от него требуется, Олегов бросился вперед, чувствуя при этом облегчение.

— Ты — бачу, а я — ишака, — деловито скомандовал водитель. — Да не трясись, ему уже ничего не нужно!

Бережно подхватив под руки, Олегов поволок теплое тело на обочину, голова мальчика запрокинулась и болталась, его черные глаза с налитыми кровью белками, как казалось Олегову, угрожающе поглядывали на него. Он положил тело в небольшую ложбинку между камнями, осторожно, как будто стараясь не ушибить, положил на голову мальчишке, прямо на лицо, плоский камень, чтобы голова не была видна с дороги. Бегом вернувшись к машине, он помог водителю столкнуть тушу ишака под откос, лопнувшее брюхо оставляло желто-красный след на асфальте.

— Поехали!

Олегов торопливо вскочил на подножку и, еще не успев толком сесть на свое место, захлопнул дверку. Водитель же, глянув на дорогу — никто их пока не догонял, боевая машина замыкания отстала еще больше, — неторопливо направился к машине, но, пнув ногой лежавший на дороге мешок с мукой, заметил торчащий из него сверток, поднял его, и только после этого залез в кабину.

«Урал» взревел и тронулся с места, быстро набирая скорость.

Поглядывая на дорогу и придерживая руль левой рукой, солдат развернул сверток, пачкая при этом мучной пылью кожаное сиденье рядом с собой. На пергаментной жирной бумаге блеснул никелем маленький изящный пистолетик.

— Дамский? — взвесил на ладони, как бы оценивая пистолет, спросил солдат у Олегова.

— Испанский «Стар» . Зачем тебе? — буркнул Олегов. Он чувствовал себя гадко, разговаривать не хотелось. Солдат ухмыльнулся:

— Возьмите себе, бакшиш.

Увидев, что Олегов заколебался, он добавил:

— Не бойтесь, не заложу. Мы ведь теперь повязаны.

— Да, повязаны… — Олегов горестно вздохнул и задумался, вспоминая вчерашние события…

ГЛАВА 2

…Тишину расколол грохот крупнокалиберного пулемета. Олегов невольно пригнулся. Стреляли рядом, за бугром, где размещалась застава артиллеристов. Олегову стало интересно, в кого стреляют. Пройдя мимо равнодушно глянувшего на него солдата у шлагбаума, он подошел к огневой позиции — сложенному из камней брустверу, затянутому сверху маскировочной сетью.

Пулемет снова сотряс воздух. Стреляли не прицельно, трассы веером шли над долиной в ущелье, оставляя слабый дымчатый след.

— Если не секрет, по кому палите? — дружелюбно улыбаясь, спросил Олегов.

По пояс голый мужчина обернулся, внимательно оглядел Олегова и снова отвернулся, продолжая поправлять ленту с патронами. Второй же стрелявший, тоже в одних брюках и кроссовках на босую ногу, словоохотливо ответил:

— А пусть не ездят после восемнадцати часов. Видишь, «Тойота» внизу пылит? Если не

свернет сюда, размолотим вдребезги.

На плече у него Олегов заметил татуировку: девичье лицо и кольцом вокруг него надпись на английском языке- «Make love, not war»

Усатый поправил ленту, вытер грязные от пороховой гари и ружейного масла руки

несвежим полотенцем, услужливо поданным ему татуированным, затем повернулся к Олегову, нахмурился и холодно спросил:

— А ты кто, если не секрет?

— Я из колонны, — ответил Олегов, беспечно махнув рукой в ту сторону, где за бугром, на окруженной кустарником площадке, стояли «Уралы» автоколонны N 142, с которой он и ехал по маршруту Кабул-Хайратон.

Усатый пристально посмотрел в глаза Олегову, недоверчиво покачал головой и, сначала медленно, нараспев, а под конец все более жестко, произнес:

— Нет. Ты не из колонны. Ты из Пакистана, шпион. Ты пришел по этому ущелью. Но тебе не повезло, ты вышел на нас. Руки вверх! Выше!

В руках у усатого оказался автомат. Олегова от неожиданного поворота событий прошиб пот, растерявшись, он не нашел, что ответить.

— Кругом! Иди вперед, в блиндаж!

— Мужики, да вы что…

— Заткнись! Сколько рупий тебе платят за каждую взорванную школу? Шире шаг, сейчас мы тебя допросим.

Пригнув голову, совершенно удрученный, Олегов шагнул в сумрачную духоту блиндажа, сложенного, как и все инженерные сооружения на заставе, из плоских камней, и услышал, как усатый за его спиной кому-то крикнул:

— Эй, любезнейший! Позвони коменданту зоны, скажи, что я велел ему разобраться с «Тойотой» и дуть сюда!

Олегов осмотрелся по сторонам: две койки, застеленные пыльными одеялами, шкаф у стены, сделанный из ящиков от снарядов, грязный стол, заставленный стаканами и недоеденными консервами.

Усатый широким жестом взмахнул рукой, со стола взлетела туча мух, наполнив жужжанием пропыленный воздух помещения.

— Садись, мы сейчас выясним твою личность.

С этими словами усатый достал полиэтиленовый пакет с не очень прозрачной жидкостью, перехваченный в горловине нитками, осторожно проколол его вилкой и бережно наполнил стакан.

— Пей! Пакистанские наймиты этого не пьют, только наши.

Кишмишовка шибанула в нос, во рту стало гадко. Олегов невольно открыл рот, стараясь не дотрагиваться одеревеневшим языком до покрывшихся противным налетом зубов.

— Ну-ка, закуси толстолобиком, свежая баночка, — засуетился тот, что с татуировкой, — ты, видать из Кабула, почем там сейчас бутылка?

Олегов отдышался, зажевал противный привкус во рту сочным куском рыбы, вытер проступившие слезы и ответил:

— Четыреста двадцать афганей, курс к чекам — один к девятнадцати.

— Баснословно дешево, — завистливо вздохнул татуированный, — слушай, а не забросишь ли нам следующей колонной ящичек-другой? Тридцать пять чеков за бутылку даю, в Пули-Хумри пятьдесят после получки могут дать, но ведь туда везти… Кстати, давай знакомиться. Я-Костя, старшина батареи.

Олегов почувствовал, как замешанный черт знает на чем самогон из кишмиша вступил в реакцию с организмом, изменил его химический состав и тем самым окрасил в другой цвет восприятие окружающего. От желудка во все точки тела хлынула теплая волна. Нелепый арест оказался шуткой.

— Меня зовут Миша. Заместитель командира роты.

— Ну-ка, не отвлекаться, между первой и второй разрыв должен быть минимальный, — отрывисто бросил усатый и, с недовольством глянув на замешкавшегося со стаканом у рта Олегова, добавил, — у нас одного за задержку тары топором зарубили.

Олегов вздрогнул, услышав про «тару» . Это присловье было ему знакомо, напоминало Союз, и не просто Союз, а вполне конкретных друзей. Он почувствовал себя уютней.